И вот дружок мой получил отпуск домой – на десять дней. Погулял, повеселился и даже на рыбалку с друзьями сходил. И там поймал щуренка. Его осенила идея, и щуренка он не выбросил, а привез в часть и запустил прапору в аквариум.

Тому хватило одной единственной ночи, чтобы стать толстым-претолстым.

Он лежал на дне с глазами навыкате, а по поверхности плавало множество покусанных рыбок, съесть которых у него уже сил не было.

А на стене, напротив двери комнаты висел плакатик: «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори!»

Но самое удивительное в этой истории то, что не только прапор перестал воровать хлеб, но и так к этому щуренку привязался, что оставил его единственным жителем аквариума и вырастил из него здоровенную рыбину...

Знаете, что такое «хеппенинг»? Это такое театральное действие, которое проходит не в стенах театра, а где угодно – на улице, в кафе, в трамвае... Это хиппи еще в 60-х придумали. Так вот, когда я в театральном учился, наши ребята хеппенинги практиковали. Очень веселая штука. Вот один из примеров.

Представьте себе обыкновенный городской троллейбус. Вечер, часов десять. В троллейбус заходит обыкновенный парень. Всё с ним в порядке, только в руках у него телефон. Не мобильный, а совершенно обычный: с трубкой, с диском и оборванным проводом от телефонной розетки.

На парня, конечно же, обращают внимание, но не слишком – сейчас эксцентричных людей хватает. Он же поднимает трубку, набирает номер и говорит будничным голосом:

– Гостиница «Астория»? Мне, пожалуйста, чашку кофе и пачку сигарет.

Кладёт трубку и сидит, как ни в чём не бывало. Интерес к этому парню, понятное дело, начинает расти в процессе «телефонного разговора», и мнение окружающих сразу же становится понятно при одном взгляде на их лица. То, что у парня «не все дома», всем уже ясно.

Теперь все гадают, именно из какого дурдома этот парень сбежал, и почему его не ловят. В общем, все оживились: кто хихикает, кто пальцем показывает, кто смотрит с жалостью. А парню наплевать, сидит по-прежнему.

И тут через пару остановок открывается дверь, и в троллейбус заходит... Правильно, другой парень. В костюме, через руку перекинута салфетка, в руках поднос, на подносе – дымящаяся чашка кофе и пачка сигарет.

– Ваш заказ, сэр, – произносит он и удаляется.

Без комментариев.

А вот еще один прикол из театрального института.

Сценическую речь у нас преподавала очень пожилая уже госпожа С., бывшая звезда Воронежского драмтеатра. С. создала свою методику преподавания, которой доводила нас до полного изнеможения. А на экзамен по сценической речи каждый из нас должен был подготовить небольшой монолог. В основном он готовился вместе с педагогом, но и самостоятельно подготовленные отрывки приветствовались.

Один из студентов, наиболее страдавший от педагогических изысканий С., проинформировал кафедру, что желает сам подготовить отрывок из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, на что получил милостивое согласие.

Он подшил себе к внутренней стороне пиджака петельку, в которой перед экзаменом закрепил туристический топорик, позаимствованный у кого-то из общаги.

В аудитории он вышел к столу комиссии, представился, назвал подготовленный отрывок и, входя в образ, уставился остекленевшими глазами прямо в глаза С.

– В голове Раскольникова, – начал он, не сводя глаз с преподавательницы, – созрела мысль, – тут он расстегнул пиджак и посмотрел на топор. Потом на С... Потом снова на топор, и, снова впившись безумными глазами в бедного педагога, глухим голосом продолжил: – Прикончить старуху – и дело с концом...

И, выдернув топор, замахнулся.

Бедная С. с визгом выскочила из аудитории.

После грандиозной пьяной драки один мой знакомый сказал:

– Знаешь, как это тяжело – сломанными пальцами собирать выбитые зубы...

– Как это ты все запомнил? Сразу видно, профессионал... А я, вот, коротенькую историю расскажу. Мне ее один журналист поведал. Он работал в Стрежевом, и тогда в этом городе был дифицит на куриные яйца. И вот, наконец, партию яиц впервые привезли на вертолете.

И на первой полосе газеты вышел материал с огромным заголовком: «Первый вертолет с яйцами!»

– Это журналист из газеты «Все для Вас», Коля Данцов рассказал. Он служил сверхсрочником в Чехословакии, а потому присутствовал на всех офицерских собраниях.

Однажды некий сержант Нечаев в чем-то провинился, и командир части приказом разжаловал его в рядовые. Вот, стоит строй, провинившийся стоит перед строем, и нужно теперь демонстративно сорвать с его погон лычки.

– Сержант такой-то, – командует командир, – выйдете из строя и сорвите с сержанта Нечаева лычки!

– Я не могу, товарищ полковник.

– Это почему? – изумляется тот.

– Потому что сержант Нечаев – мой друг.

Полковник, конечно, зол, но мужскую дружбу уважает.

– Ладно, – говорит и обращается к другому:

– Сержант такой-то, сорвите с сержанта Нечаева лычки!

– Я не могу, товарищ полковник, – точно так же заявляет и этот. – Нечаев и мой друг тоже...

Полковник в бешенстве. Он поворачивается к прапорщику Попову:

– Прапорщик Попов, сорвите с сержанта Нечаева лычки!

Но по Уставу прапорщик не имеет права этого делать. Тут бы прапорщику надо было про Устав забыть, раз командир психует, а он точно так же, как и сержанты, рапортует:

– Товарищ полковник, я не могу этого сделать...

Полковник зеленеет от ярости, срывает с бедного Нечаева лычки самолично и объявляет:

– Сержантам такому-то и такому-то за невыполнение приказа командира – по трое суток ареста не гауптвахте, а ваш поступок, прапорщик Попов, сегодня вечером мы будем разбирать на собрании офицеров...

Наступает вечер. Полковник остыл, уже понял, что прапорщик действовал по Уставу и винить его не в чем, но пойти на попятный ему не позволяет гордость. И вот начинается собрание. Все всё понимают, но прямо сказать: «Товарищ полковник, вы не правы», – никто не решается...

И он начинает:

– Товарищи офицеры. Все вы знаете, какой проступок совершил сегодня перед строем прапорщик Попов, какой он подал пример солдатам. Какие будут предложения?

И ждет, что предложения будут самые мягкие, типа: «объявить выговор».

Но какой-то службист тянет руку.

– Да? – спрашивает полковник.

– Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ареста на гауптвахте.

«За что?! – молча поражаются все, в том числе и полковник, – за то, что он не нарушил Устав?»

– Ясно, – говорит полковник. – Какие еще будут предложения?

Тут кто-то слишком умный заявляет:

– Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ДОМАШНЕГО ареста.

Народ поражается еще больше: что это за наказание – десять выходных, сиди себе дома...

Прапорщик вскакивает и обрадованно сообщает:

– Товарищи офицеры, я готов понести это суровое наказание...

– А в чем его суть? – спрашивает полковник озадаченно.

– В том, – начинает выкручиваться тот, кто предложил, – что главное для нас – дисциплина среди солдат. Солдаты заметят, что Попова десять суток нет в части и подумают, что он на гауптвахте...

И тут поднимается некий сверхсрочник по прозвищу «Шерстяной»:

– А у меня есть другое предложение, – говорит он. – Я думаю, прапорщика Попова надо расстрелять.

У полковника отваливается челюсть.

– Зачем? – спрашивает он.

– А солдаты заметят, что Попова вообще нет в части, – отвечает Шерстяной, – и подумают, что его расстреляли...

– Мне один парень рассказал, как он участвовал в отчетном спектакле театрального института. Там, в качестве декорации, на заднем плане должно было стоять огромное деревянное распятие с Иисусом. А где его взять? Придумали вот что. Укрепили под потолком крест, внизу прибили такую маленькую ступенечку, на нее встал вызвавшийся первокурсник. Его за ноги и за руки привязали и загримировали под дерево.