А наутро иностранцы отправились в буфет – завтракать. Стоят у стойки, ждут, когда буфетчица выйдет. А ей наплевать, что ее ждут. Она – наша, советская буфетчица. Посуду моет. И не слишком-то торопится. Пока не вымоет, не выглянет даже.

Иностранцы к такому не привыкли, даже и не знают, как себя вести в такой ситуации. Десять минут ждут, пятнадцать, двадцать... Покашливают, чтобы к себе внимание привлечь, зовут тихонько: «Хеллоу-у...» Все без толку.

Тут в буфет заходит Милн. Видит эту картину. Его холерическая натура не может смириться с пассивным ожиданием. Он проталкивается к стойке, достает тетрадку, что-то в ней находит и выкрикивает: «Хей, ты, ёп...ая сука, паффарачифайся!» И победно смотрит на коллег, мол, я-то знаю, как и что нужно в России говорить!

Бедная женщина, услышав такое, выскакивает... И видит перед собой группу с иголочки одетых, чисто выбритых, благоухающих туалетной водой мужчин. И все слова, которые она хотела в ответ выкрикнуть, у нее застревают в горле. И она выдавливает из себя: «Как вы смеете меня оскорблять?...»

Милн хмуриться. Снова принимается перелистывать свою тетрадку. Затем, найдя нужное слово, довольно ухмыляется и сообщает: «Фот, фот! Именно б...!»

Однажды мы сидели в общаге и квасили. Квасить просто так было скучно, поэтому мы говорили тосты. Телевизор был включен, шла передача «Тема», в которой журналист мучал троицу русских режиссеров детского кино. Мы не смотрели и не слушали, телик шел чисто для фона.

Подняли в десятый раз рюмки. «Ну... ну», – и никак не можем придумать подходящий тост.

В это время журналист в телевизоре задал вопрос: «Как вы думаете, может наше отечественное кино соперничать с американским?» Режиссер принялся млить: «В смысле зрелищности, конечно же нет, ведь почти все зависит от вложенных сумм... Но за то мы могли бы снимать сериалы, которые пользовались бы успехом у наших детей потому, что речь в них шла бы о НАШИХ людях, о НАШИХ проблемах, о НАШИХ тушканчиках...»

Тушканчиках?! Почему тушканчиках?!!

– За наших тушканчиков! – нашелся кто-то, и мы с удовольствием выпили. С тех пор этот тост стал неотъемлемой частью всех наших посиделок.

Стоял как-то ночью в расположении части часовой – у знамени. И вдруг захотел в туалет. Ну, просто, невтерпеж. А как уйдешь? Знамя-то не бросишь, под трибунал угодишь. И тогда он вот что додумался сделать: ушел в туалет прямо со знаменем.

Благо, сортир неподалеку был, и солдатик вовремя услышал шаги в коридоре. Дверь чуть-чуть приоткрыл, выглянул, смотрит: а там – командир части... Стоит, оцепенев, с выпученными глазами: ни знамени нет, ни часового. С минуту он так в оцепенении простоял, потом заорал диким голосом и – бегом по коридору.

А солдатик из туалета выскочил и встал на место.

В части – тревога, сирены воют, к посту прибегает целая комиссия офицеров... Знамя на месте, часовой на месте.

– Где ты был?! – орет командир части.

– Я? Тут стоял.

– Не ври! Я только что тут был!..

– Да. Точно. Были. Подошли, встали напротив меня и – как будто сквозь меня смотрите, а потом как закричите, как побежите...

– Ну, раз уж об армии заговорили, я – на ту же тему. Кто-то мне рассказал, как один парень от призыва скрывался.

Пришла ему повестка. Он – в панику: сильно служить не хотел. И вдруг вспомнил, что у него сосед – военный, майор. Бегом к нему: «Мол, так и так, дядя Вася, выручайте!..»

Тот говорит:

– Ну, парень, тебе повезло. Я в этом году – как раз председатель призывной комиссии. Только это будет стоить дорого.

– Сколько?

– Столько-то, – называет он действительно серьезную сумму. – Но есть один нюанс. Эти деньги ты должен положить в банку из-под кофе и ровно в полночь принести их на кладбище. Там, возле ворот, растут два дерева. На одном из них уже буду сидеть я. Ты должен забраться на второе и бросить мне банку. А потом дождаться, когда я спущусь и уйду.

– Дядя Вася, вы что издеваетесь?...

– Или делай так, как я сказал, или пойдешь в армию.

Деваться парню некуда. Пришел он ровно в полночь на кладбище с банкой из-под кофе, в ней – деньги. Все сделал так, как ему было сказано. А потом, через пару дней, отправился на комиссию.

Вот, проходит одного врача за другим, все ждет, что кто-нибудь его «забракует». А все ему пишут: «годен», «годен»... Короче, прошел комиссию.

«Ну, – думает, – козел, раз ты меня обманул, я тебе хоть службу испорчу». Влетает он в кабинет, где комиссия во главе с председателем собралась и орет на майора:

– Дядя Вася! Я за что вам деньги платил?! Почему мне все врачи написали «годен»?!!

– Какие деньги? – удивляется майор делано.

– Действительно, какие деньги? – потирают в предвкушении руки его армейские коллеги. – Ну-ка, ну-ка, расскажите-ка нам поподробнее...

– Да как же?! – кричит парень, раздухарившись, – позавчера я ему деньги передал. На кладбище! Он на дереве сидел, а я деньги в банку из-под кофе положил, тоже на дерево забрался...

Пока он все это рассказывал, к нему тихонечко подкрались санитары, – хвать! – и в Сосновый бор. В результате его признали психически ненормальным и дали «белый билет»...

Главное, что мне в этой истории нравится? То, что майор не рисковал ничем. Промолчал бы парень, ушел бы в армию, деньги бы все равно у того остались. Возмутился – поехал на психу, значит, выходит, обещание выполнено.

А я, не про армию, я из жизни. Возле одного томского ДК проходил концерт самодеятельности. И вот вышел на сцену дяденька-баянист, сел на табуреточку и заиграл.

Играет, играет, и вдруг – шлеп! – вместе с табуреткой по пояс проваливается вниз. Я потом посмотрел: там в сцене дыра была выломана, и организаторы концерта, чтобы прикрыть ее, додумались на нее ковер положить. Видно, баяниста не предупредили, и он прямо на это место табуреточку и поставил.

Но что меня поразило, так это хладнокровие и мужество музыканта. Представьте, он ни на миг не остановился. Торчат из сцены голова, руки и баян, а музыка продолжается!

Его провожали такими овациями, что Майкл Джексон позавидовал бы.

У одного моего знакомого жена после института пошла работать в КБ на завод инженером-чертежником. Не проработала еще и недели, как звонят ей из цеха и говорят: «Срочно приходите, с вашей деталью тут проблемы».

Бежит она в цех, прихватив чертежи. Навстречу ей – начальник цеха.

– Вы, – говорит, – чертили деталь «Гайка корончатая»?

– Чертила, – отвечает та, – а что за проблемы?

– Да вот, полюбуйтесь, – говорит начальник цеха и машет кому-то рукой.

Появляются четверо рабочих, которые тащат гайку весом килограмм на 30 и диаметром в полметра.

– Это, – говорит начальник цеха, – ваша ошибочка. Что вы там за размеры проставили? Сантиметры?

С девушкой делается дурно, и чертежи выпадают из ее рук...

А потом оказалось, что это стандартная шутка начальника цеха, которую он проделывает со всеми новичками. И гайка эта была сделана еще лет 10 назад специально для этого...

Когда я в 89-м году я служил в армии, в нашу часть неожиданно нагрянул с проверкой тогдашний министр обороны Язов.

С вечера накануне и всю ночь напролёт всё мылось, чистилось, красилось, и т. п.

А утром Язов прошел в часть не через парадный КПП, где его все ждут, а через «чёрный» (время-то «перестроечное»!). Там он застал дневального за невинным занятием: тот с соответствующими нарушениями формы одежды метал в забор свой штык-нож.

Далее, никем не отслеженный, Язов начинает со своей свитой ходить по территории части, и первым делом заходит в нашу казарму.

Дежурный офицер, полагая, что Язов ещё где-то только на подъезде, удалился в каптёрку поспать, дневальный, тоже расслабившись, сидит на табуреточке и читает какой-то детектив... И вдруг тихо открывается дверь и входит Язов с толпой генералов.