"Вот и скажи ему, как проводишь свое время..."

Мы были настолько заняты пением и наслаждением моментом, что я не услышал стука в дверь.

Медленно кружась по кругу с Ноем на руках, я поднял взгляд и увидел Джексона Ледбеттера, стоящего в дверях моей квартиры и наблюдающего за нами.

— Иисусе! — вскрикнул я, пораженный тем, что там кто-то стоял.

Ной высвободился из моих рук и огляделся.

— Извини, — сказал Джексон. — Дверь была не заперта...

— Да я чуть штаны не обделал от страха, — сказал я.

Джексон прошел на кухню. Он протянул Ною руку.

Просияв от радости, Ной принял его руку и взобрался поверх его мажорских Найков.

Они начали танцевать.

"Эта старая ферма подчас, словно давно потерянный друг..."

Ной поднял взгляд на Джексона, его светло-голубые глаза буравили этого человека, словно пытаясь выведать все его тайны. Джексон посмотрел на него в ответ, улыбаясь своей уверенной улыбкой, от которой я чувствовал себя слабым и нервным. Внезапно на кухне стало слишком жарко.

"Я не знаю лучшего способа провести время, кроме как провести его с тобой..."

У Джексона был свой собственный стиль танца. И будто хамелеон, Ной повторял, идеально следуя за ним, шаг за шагом, позволяя Джексону держать и кружить его, позволяя ему задавать ритм.

Оказавшись в поле моего зрения, Джексон посмотрел на меня и широко улыбнулся.

Я представил, как они танцуют на нашей свадьбе, оба в смокингах. В этот счастливый день мы стали бы современной семьей. Мне бы пришлось встретиться с родителями Джексона. Ему бы пришлось встретиться с моими мамой, дедом и Биллом. Мы бы обратились в риэлтерское агентство и нашли бы какой-нибудь дом со старой плантацией в округе Монро. У Ноя было бы два отца.

Мы бы...

Прикрыв рот ладонью, я отвел от них глаза. Во мне зрел такой ком горечи, что я думал расплачусь. Какой смысл мечтать о том, что никогда не случится?

Мне нравятся парни — так и должно быть, если хочешь с ними переспать, иначе ничего не получится, но они заставляют меня нервничать. Особенно симпатичные. Я чувствую себя маленькой девочкой, втрескавшейся в своего препода. Не могу внятно говорить. Несу полную чушь.

— Значит, ты не умер, — сказал я.

— Умер?

— Ты не позвонил.

— Я не позвонил? Вообще-то я думал, это ты не позвонил.

— Так ты просто зашел одолжить пару яиц?

— Вилли Кантрелл, — сказал он, качая головой из стороны в сторону, — я зашел одолжить у тебя поцелуй.

— Потрясти сахарное дерево?

— Если ты это так называешь.

— Сейчас?

— Не тогда, когда твой ребенок наблюдает за нами из соседней комнаты.

— А он наблюдает за нами?

— Притворяется, что нет.

— Ага, он может.

— Так что...?

Я рассмеялся. От смущения, облегчения, беспокойства... Я не мог объяснить причину, но было смешно.

— Я сотру эту улыбку с твоего лица, — поклялся он.

— И как же ты планируешь сделать это?

— Уложи ребенка спать, и я тебе покажу.

— Так мы встречаемся? Что-то типа того?

Он одарил меня своей бесшабашной улыбкой.

— Ну и? — поторопил я.

— Я к тебе клеюсь, старик, — сказал он. — Окучиваю. Я думаю ты крутой. Хоть и со странностями.

— Я не настолько старый!

— Это не я живу в доме второй половины восемнадцатого столетия. Просто закидываю удочку, большой парень.

— Что-то подсказывает мне, ты очень, очень непослушный мальчик.

— Ты и половины не знаешь, — сказал он.

— По-другому и быть не могло, — признал я.

— Есть пиво?

Пиво было.

Вскоре Джексон и Ной уселись перед телевизором, гоняя «Супер Марио».

С приближением штормового фронта, подул прохладный освежающий ветер, и я надеялся, он задержится тут подольше. По радио отметили похолодание, а ведущий прогноза погоды предупредил о возможных сильных штормах.

Отправив Ноя спать, мы с Джексоном Ледбеттером сосались на моем диване. Я выпил три пива, поэтому возбудился настолько, что был готов заплатить ему денег, даже за пять минут, но на следующее утро нужно было в школу, поэтому зов целомудрия победил.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал он, поднимаясь и готовясь уйти.

— На какой вопрос?

— Интересен я тебе или нет. Я не умею читать мысли, независимо от того, что тебе рассказывали о жителях Бостона. Но с этим стволом у тебя в кармане, мне не нужно уметь читать мысли.

Он позволил своей руке скользнуть вниз и сжать мои причиндалы.

Должно быть, я застонал или сделал что-то настолько же тупое.

— Значит, ты разогрел меня, взволновал и теперь собираешься смотаться? — сболтнул я.

— Ага, — сказал он с ухмылкой.

— Это же просто жестоко.

— Звучит, как название одной из песен Элвиса.

Для убедительности я пропел ему: "Не будь жесток к искреннему сердцу..."

— А ты искренен, Вилли Кантрелл?

— Иногда. Прямо сейчас я очень возбужден. Но могу быть и искренним, если ты этого хочешь.

— Это все, чего я хочу, — сказал он внезапно с серьезным видом. — Я не как эти подзаборные шлюхи, которым все равно с кем спать. Я старомоден. Нужно, чтобы человек мне по-настоящему понравился, прежде чем я...

Я прервал его, твердо припав к его губам своими и приложив определенное давление. Последовал язык. Ощупывание. Ласки. Нехватка воздуха, если я правильно помню. Руки в волосах, бьющиеся друг о друга тела. Запах волос. Объятия. Нежность.

— Для происходящего есть больше оснований, — сказал я.

— Надеюсь, — ответил он. — Но мне, правда, пора идти. Моя смена начинается утром в шесть, и я не могу опоздать.

— Так что. Мы встречаемся?

— Я думал, ты назвал это ухаживанием. Свой ход я сделал. Следующий оставляю тебе.

— Это же из текста песни, — вспомнил я. — "Оставляю тебе..."

Я перебрал с алкоголем, вот и все, что я могу сказать в свою защиту.

— Кстати, — сказал он. — Ты знаешь такую маленькую черную штуку, которую постоянно таскаешь с собой? Она еще звонит, пикает и все такое?

— Мой телефон?

— Попробуй им воспользоваться.

На следующее утро я проснулся с глупой улыбкой на лице. Как и Донна Фарго, я был "Счастливейшей девчонкой во всех Соединенных Штатах"*, даже несмотря на то, что спал один в двуспальной кровати.

* отсылка к песне Donna Fargo — The Happiest Girl In The Whole U.S.A.

Собираясь на работу, я принял душ, и стоя голым у зеркала, расчесал волосы и завязал их в хвост.

Я был не так уж плох. Джексону Ледбеттеру могли попасться и хуже. Да, я мог бы лучше ухаживать за волосами, подстричь бородку, но зато на меня до сих пор налазили джинсы, что я носил в старшей школе. Я был стройным, хоть и без четкого рельефа мышц, но я не сутулился. У меня был ровный загар от частых игр во Фрисби с Ноем в парке. У меня были русые волосы, поэтому мне не приходилось беспокоиться о растительности на спине, и, несмотря на все мамины предупреждения, волос на ладонях так и не выросло. У меня были довольно крупные губы, и я знал, как ими пользоваться. До Джексона они пользовались спросом. Не помню, чтобы кто-то оставался разочарованным.

Я оделся, заставил Ноя вылезти из постели и пошел на кухню готовить завтрак. По "КУДЗУ" играла "Жизнь на Талса Тайм", когда сын сел за стол и взял себе молока и тост.

— Привет, малыш, — сказал я.

Он многозначительно улыбнулся.

— Что? — спросил я.

Я видел, как вы целовались.

А почему ты был не в постели? — спросил я.

Мне до ужаса захотелось пить.

Он состроил выражение потрясения на лице.

Я и тебя целую, — сказал я.

Это не одно и то же!

Значит, ты не возражаешь...

Ты можешь целоваться с ним, если хочешь.