— Ты все сказал? Могу я вставить хоть пару слов?
— Конечно.
Джексон смотрел на меня в течение долгого времени ничего не говоря.
— Ну...? — поторопил я.
Он засмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Потому что ты милый.
— Милый?
— И горячий. Очень, очень горячий.
— Горячий?
— О да...
— Это... интересно.
— И сложный, — добавил он, — мне это нравится. Многие парни к этому моменту уже пробрались бы мне в штаны и занялись делом, а потом я бы больше их не увидел. А ты, кажется, ко мне в штаны совсем не собираешься.
— И что же я буду делать, если проберусь к тебе в штаны?
— Что-нибудь придумаешь.
Я кивнул, потому что... да, определенно, придумаю.
— Но я не хочу, чтобы ты пробрался только ко мне в штаны, — произнес он. — Я хочу, чтобы ты пробрался в мою жизнь.
Я нахмурился, не уверенный в том, что ответить на это.
Ной закончил есть и посмотрел на меня.
Мы можем зайти в м—а—г—а—з—и—н и—г—р"?
Мы можем посмотреть, но у нас нет денег, — прожестикулировал я, снова вытирая томатный соус с его подбородка.
Даже на одну игру?
Посмотрим.
Можно я поиграю в аркаду*?
*В мировой практике аркадами называются игры для аркадных игровых автоматов. Это не отдельный жанр игр, а скорее игровое направление. Компьютерная игра называется «аркадной» в том случае, если она напрямую портирована с автомата или же схожа по концепции с играми для автоматов. Например, к аркадным играм относятся все проекты жанров «файтинг» (fighting), часть игр жанра «гонки» (racing), часть игр жанра «шутер» (shooter). К ним никогда не относятся ролевые игры, симуляторы (кроме т. н. «танцевальных симуляторов»), стратегии.
Рядом с местом, где мы разместились, в углу стоял игровой автомат. Ной всегда проводил там немного времени после еды.
— Только совсем чуть-чуть, — сказал я, выуживая четыре четвертака и передавая их ему.
Он поспешил начать игру, предусмотрительно встав так, чтобы я мог его видеть.
— Ты можешь подумать, что я легкомысленен, — сказал Джексон. — Я не ищу с кем бы сходить в ресторан, хотя и не имею ничего против этого. Я вообще никого не искал до сих пор. Я не искал, но нашел тебя. И я хочу узнать тебя. Узнать о тебе все. Хочу стать частью твоей жизни. Ты заставляешь меня смеяться. Возбуждаться. Заставляешь меня думать, что я мог бы провести всю свою жизнь с кем-то, как ты. Ты заставляешь меня думать о том, чтобы заключить брак, осесть где-нибудь и самому стать отцом, или, по крайней мере, отчимом. Я никогда не думал, каково быть папой, завести ребенка и дом. Но теперь я, кажется, этого хочу. Чего-то скучного и традиционного, типа завести семью и быть верным одному человеку всю свою жизнь. Дело не просто в сексе, хотя, должен признать, я хочу тебя во всех самых грязных смыслах и немного устал от того, что ты притворяешься недотрогой.
— Я не притворяюсь недотрогой, — сказал я. — Я просто честен.
— Как и я, — ответил он. — Я хочу тебя.
— И как ты представляешь себе этот замут с браком? — спросил я.
— Полагаю, если мы достаточное количество времени повстречаемся и поймем, что химия нас не обманула, мы можем захотеть перейти на следующий уровень и взять на себя новые обязательства.
— Какое страшное слово.
— А я так не думаю. Во всяком случае, с правильным человеком.
— И каким же должен быть правильный человек?
— Он должен быть сексуальным, — ответил Джексон напрямую. — И у него должны быть знойные глаза на пару со знойной чувственностью.
— А тебе нравится это словечко — знойный.
— Это хорошее слово. Нет ничего лучше знойности. И "знойный" — не то же самое, что и "горячий", что подразумевает поверхностного, красивого парня, у которого не так-то и много под капотом. Ты красивый, но у тебя под капотом целые залежи.
— Значит, ты хочешь заглянуть ко мне под капот?
— Конечно. Возможно, придется долить немного масла. Ну, сам знаешь, как бывает.
— Кажется, припоминаю.
— Думаю, важно уточнить, что я настолько же хорошо принимаю, как и дарю. Люблю смешивать, поддерживать интерес. Мне говорили, что "секс-игрушек много не бывает".
— Я думал, ты не сторонник таких разговоров при детях.
— Ты будишь во мне зверя.
— Надеюсь, — отозвался он.
— Так что это за чушь про плохого родителя? Если ты плохой отец, тогда где, черт возьми, его мать?
— Она наркоманка, — сказал я. — Я тоже баловался, пока не узнал, что она беременна и я скоро стану папой. Я пытался уговорить ее бросить, но она не слушала. После рождения Ноя, она смотала вещички и укатила со своим новым бойфрендом, который держал метлабораторию в округе Монро. Несколько раз их накрывали, поэтому, в конце концов, они перешли на "раз и готово".
— Это что еще такое? — спросил он.
— Один из способов делать кристаллический мет. Кладешь все в бутылку из-под содовой, встряхиваешь, чтобы смешать ингредиенты, и ставишь в темное прохладное место на полчаса. Называется "раз и готово". У местных популярно. Если будешь проездом за городом и увидишь вдоль дороги пустые бутылки, это, должно быть, то самое. Их выбрасывают после использования.
— И за это ее посадили?
— Она провела пять лет в Центральной тюрьме. Ее не было рядом с Ноем всю его жизнь, по той или иной причине. А совсем недавно ее освободили.
— И теперь она требует опеку? Это тебя беспокоит?
Я рассмеялся.
— Что смешного? — спросил он.
— Она не хочет иметь с ним ничего общего.
— Какой ужас.
— Мы ездили в Перл на ее освобождение. Я подумал, может, если она увидит его... может, она изменит свое мнение... может, она увидит, какой он замечательный, какой смешной... но она просто запрыгнула в тачку своего бойфренда и укатила, оставив нас стоять там.
— И ты еще называешь себя "плохим родителем"?
— Я не плохой родитель, — сказал я. — Я не знаю, что это значит. Когда родились мои племянники, там были все, поддерживали, помогали, говорили: "да, это потрясающе, пропустим по сигаре, давайте отпразднуем, мы сделали ребенка, передали наши гены, выполнили свой долг". Но никто не курил сигар, когда родился мой ребенок. Кроме мамы, даже никто не пришел в больницу. Прошло две недели, прежде, чем мой брат Билл с женой приехали посмотреть на Ноя в кувезе.
Я замолк, вспоминая тот их визит с определенной долей горечи.
Джексон без слов накрыл мою ладонь своей.
— Все, что касалось моих племянников было важным, — продолжил я. — Первый зуб. Первое слово. Крещение. Первый день в школе. Одежда. Рождество. Летние лагеря. Все было чертовски важным, все из штанов выпрыгивали, чтобы им помочь. Включая меня, кстати говоря. Я был в больнице, когда они родились. Каждый из них. Я купал их. Покупал подарки. Я обожал этих детей. Ну, знаешь, все эти "семейные ценности". Здесь "семья" много значит. Но из-за того, что я гей, мой ребенок как будто не считается настоящей "семьей". Он как будто и не мой настоящий сын. Люди сочувствуют ему. Моя семья покупает ему подарки и прочее, но всегда присутствует ощущение того, что они обязаны это делать, чтобы Ной не чувствовал себя обделенным. Все не так. Плюс ко всему, он глухой, а они не знают языка жестов, поэтому им трудно общаться. Если бы мой племянник или племянницы были глухими, я бы без проблем выучил этот язык. Я бы поступил так из-за любви к ним, потому что хочу быть частью их жизни.
— И никто из них не стал учить язык жестов?
Я покачал головой.
— Они просто ему сочувствуют.
— Ты не несешь ответственности за то, что чувствуют другие.
— Не заливай мне этот психологический дерьмовый бред, — огрызнулся я. — Я пытаюсь объяснить тебе, что такое, когда люди сочувствуют твоему ребенку, потому что его родитель — ты. Не нормальный, замечательный, гетеросексуальный супер-родитель, а педик. Аморальное безобразие. Хромой пидор с врожденной патологией и неуемным желанием долбиться в жопу. Они сочувствуют ему. Теперь, ты понимаешь о чем я?