— Хотите на него посмотреть? — спросил я. — Это сделает вас счастливыми?

Мальчики визжали от смеха.

Дед усмехнулся и хлопнул в свои морщинистые ладони.

— Давай, педик! — радостно крикнул он. — Задай им хорошую взбучку! Не сдавайся без боя!

— Дядя Вилли! — воскликнула Мэри. — Ты такой извращенец.

— Сядь, — сказал Билл.

— Мы ходили купаться нагишом! — сказал я. — В штате Миссисипи не преступление плавать с болтающимся вилли.

— Ты должен освободить своего вилли, Билли, — вставил дед.

От мальчиков послышалось ещё больше смеха.

Билл покраснел от ярости.

— Видишь, о чём я? — произнесла мама, глядя на Билла. — Ты никогда до него не достучишься. Для него это всё шутки. Весь в своего деда.

— Нам обязательно говорить об этом сейчас? — пронзительным голосом спросила Шелли.

— Почему бы вам всем просто не оставить меня в покое? — предложил я, занимая своё место.

— Оставьте его вилли в покое, — сказал дед. — Бог Свидетель, как ему нужен весь возможный покой.

— Ты должен думать о ребёнке, Вилли, — сказал Билл. — Ты не можешь просто делать всё, что хочешь. Неужели ты умрёшь, если хоть изредка будешь думать о том, что лучше для Ноя?

— Я мог бы спросить то же самое у вас, ребята, — отметил я.

— Я думаю о том, что для него лучше, — сказал Билл. — Библия довольно ясно даёт понять, что для него лучше.

— Разве? — спросил я.

— Видеть твой образ жизни не часть этого дела.

Я подготовился к очередной доставке из «Баптистленд»*.

* по аналогии с «Диснейлендом»

— Радуйся, Мария, благодати полная, — произнёс дед, — пожалуйста, скажи Билли заткнуть свой рот.

— Я намеревался высказаться, — сказал Билл.

— О, христиане, — сказал дед, тяжело вздохнув. — Всегда нужно высказывать своё чёртово мнение, будто мы уже не слышали его миллион раз. Они считают, что солнце встаёт только для того, чтобы услышать их радостные вопли. Что за кучка безбожных ублюдков.

— Не ругайся перед моими детьми, дед, — резко сказал Билл.

— Папа, тише, — сказала мама.

— Я буду ругаться в любое время, когда, чёрт побери, захочу, Билли Кантрелл, — ответил дед. — Вы, христиане, такие напряжённые. Каждый раз, когда вы садитесь, я задерживаю дыхание, потому что боюсь, что вы засосёте весь чёртов мир своими задницами.

— Папа! — крикнула мама.

— Это правда, Марта. Ты должна знать. В диване дырка там, где ты всегда сидишь. Наверное, в твоей прямой кишке крутится половина гостиной. А у Билли в заднице, наверное, половина Тупело. В следующий раз, когда обнаружится какая-то пропажа, Шелли, просто скажи ему наклониться и загляни в его задницу, потому что, вероятно, всё именно там.

Мама печально покачала головой.

Мальчики рассмеялись, чувствуя, что это смешно, но не совсем уверенные, почему.

— Не перед детьми, деда, — умоляла Шелли.

— Правда им не навредит, — сказал дед. – Или они должны сидеть и слушать только этого вашего безбожного проповедника—баптиста, да?

— Деда, — убедительно начал Билли, — в глазах Бога быть геем так позорно, что хорошим людям говорят не упоминать это в разговоре. "Мужчина на мужчине делая срам"*. И вот Вилли, щеголяет этим перед своим сыном. Берёт своего сына на кемпинг со своим новым бойфрендом. Погрязает в грехе. Мужчина на мужчине — буквально. Выставляет напоказ свою наготу, будто гордится собой.

*Отсылка к "Посланию к Римлянам", книге Нового Завета. Глава 1, стих 27

— Не думаю, что хуже быть не может, — легко сказал я, очень стараясь не закатить глаза перед лицом этой миссионерской увертюры. Билл никогда не был ярым католиком, но после того, как женился на Шелли и начал тусоваться с баптистами, он стал таким же слабоумным ублюдком, как и остальные.

— Брат Джон говорит, что на нас давят гомосексуальными обязательствами, — решительно продолжал Билл, — заставляют принять грех как что-то нормальное, что-то, что мы должны "праздновать". Я не буду праздновать твой грех, Вилли. И я не собираюсь сидеть и молчать, пока ты обрекаешь моего племянника на ад.

— Я думал, что гомосексуальные обязательства — это найти хорошие шторы, — сказал я.

— Классная шутка, Вилли, — сказал дед, кивая головой.

— И я слышал о том, что ты снова поёшь на акции протеста за права геев? — спросил Билл. — Ты возьмёшь Ноя на ещё одно такое событие? После прошлого раза?

— Да, возьму, — сказал я.

— Вилли! — в шоке воскликнула мама. — Ты не можешь брать ребёнка на такие акции!

— Я уже брал, мама. На самом деле, даже на несколько.

— Вот об этом я и говорю, — сказал Билл. — Ему плевать, чему он подвергает Ноя.

— Это акция протеста за человечески права, — отметил я.

— Но как ты можешь брать ребёнка на что-то подобное? — спросила Шелли.

— Ему нужно знать правду о мире, в котором он живёт, — ответил я.

— Ткни его в это носом, — пренебрежительно ответил Билл. — И ты еще спрашиваешь, почему не можешь найти приличную работу.

— И почему же это, Билли? — спросил я.

— Потому что никто не захочет нанимать педика, — сказал он. — Если бы ты просто играл по правилам, то у тебя не было бы такой проблемы.

— Что же это за правила, Билл? — спросил Джексон.

— Если ты мой страховой агент, и я узнаю, что ты гей, то найду себе нового страхового агента, — сказал Билл. — Вот, как это работает. Ни одна страховая компания не захочет, чтобы открытый гей продавал их страховку, потому что они потеряют бизнес. То же самое с продавцами подержанных машин, докторами, юристами. Если ты не уважаешь наше общество и наши ценности, мы не будем иметь с тобой дело. Вот, как всё обстоит, и так и останется, потому что это правильно.

— Это... интересно, — тихо произнёс Джексон, будто не мог заставить себя поверить в то, что слышал.

— Это фанатизм, — добавил я.

— Так мы и поступаем, Вилли, — сказал Билл, — и, если ты когда-нибудь захочешь найти приличную работу и сделать карьеру, тебе нужно не отставать от программы. Если ты этого не можешь, по крайней мере, держи свой рот на замке по этому поводу и будь осмотрительным. Не стой на тротуаре, чтобы тебя видел весь мир. Люди не хотят, чтобы это пихали им в глотки.

Джексон искоса взглянул на меня.

— Если ты такой умный и так хорошо справляешься, — продолжал Билл, — то почему живёшь на свалке с крэковыми шлюхами, которые разгуливают по району так, будто он принадлежит им?

— Не думаю, что видел хоть одну крэковую шлюху со времён поздних восьмидесятых, Билли, — сказал я. — Я даже не знаю, продают ли ещё крэк.

— Мне трудно в это поверить, раз Ной крэковый ребёнок, — довольно жестоко сказал он.

— Он не крэковый ребёнок, — сказал я. — Он метамфетоминовый ребёнок. Есть разница.

— Плевать, — отмахнулся он.

— Крэковые дети, — произнёс дед, улыбаясь.

— Мы действительно разговариваем об этом? — не веря в происходящее, спросил Джексон.

Я улыбнулся ему.

— Почему ты живёшь в том плохом районе? — хотел знать Билл.

— Он рядом со школой Ноя и рядом с моей работой.

— Оу, — с преувеличенным акцентом произнёс он. — Твоя работа. Верно. "ФудВорлд"! Наши колбаски не для ручной ласки!

— Почему ты на меня наезжаешь? — спросил я.

— Вилли, когда ты найдёшь приличную работу? Перестанешь жить в публичном доме? Добьёшься чего-нибудь? Это не так сложно, брат.

— Я отец-одиночка, на случай, если ты забыл.

— И что?

— Я упустил кучу работ потому, что должен заботиться о Ное. Я не могу работать в любую смену, в любые часы, в любые дни, выходные, праздники — а это исключает большинство приличных рабочих мест. Я стараюсь, как могу.

— У нас гости, ребята, — чопорно сказала Мэри.

— О, к чёрту это, — сказал Билл, стреляя взглядом отвращения в Джексона, которому, казалось, было чрезвычайно некомфортно, пока он ковырял своё жаркое.

— Ты же знаешь, какой он, когда у него геморрой, — наблюдательно отметил дед. — Когда он был маленьким мальчиком, нам приходилось привязывать его руки к забору, чтобы он не ковырялся в своей же дырке.