Билл откинулся назад, выпуская изо рта злобное пыхтение.

— Очередная история о Вилли, — продолжал дед. — Нам приходилось привязывать его, потому что он не мог удержать руки подальше от своего вилли. Мальчик сидел у забора, спрессовывая своё сено в тюк на виду у всего мира. Его просто невозможно было остановить. Весь чёртов день этот мальчишка сидел и ласкал свою колбаску.

— Папа, ты не можешь так говорить за столом! — громко и зло воскликнула мама.

— Это правда, Марта, — сказал он. — Разве не ты спрашивала у меня, какого чёрта нам с этим делать? Мальчик ласкал эту колбаску так много, что мы боялись, что она отвалится. Клянусь Богу, шериф Картер однажды остановился на подъездной дорожке и сказал мне что-нибудь с этим сделать, потому что соседей достало смотреть на это, а коровы на других пастбищах боялись его и больше не давали молока.

Джексон посмотрел на меня, как будто чтобы убедиться, было это правдой или нет.

Я беспомощно пожал плечами.

— Ты закончил, деда? — чопорно поинтересовался Билл.

— О, прошу меня простить, — сказал дед. — Мы отошли от темы твоей христианской брехни?

— Почему бы тебе просто не пойти в задницу со своей религией, Билли? — добавил я.

— Почему бы тебе меня не укусить? — парировал Билл.

— Билл! — воскликнула Шелли.

— Меня тошнит от его дерьма, — горячо ответил Билл. — Пусть кусается, мне плевать.

— Билл! — повторила Шелли.

— Да что с тобой сегодня такое, чёрт возьми? — спросил я.

— Ты, — с ядом в голосе отозвался он.

— И что я сейчас сделал?

— Пригласил гомосека на кемпинг с тобой и Ноем, вот что. Вы купались голыми, и Бог знает, чем ещё там занимались, пока Ной наблюдал. Берёшь Ноя на марш за права геев. Подвергаешь его всему этому дерьму. Мне бы хотелось, чтобы ты думал о том, что делаешь, как это может выглядеть в глазах других людей. Хотя бы иногда.

— И ты предполагаешь, что мне не плевать.

— Должно быть.

— И почему это?

— Потому что мы живём в реальном мире. Это не какая-то сцена из одного из твоих дурацких романов, Вилли. Это реальный мир. Тебе нравится доводить всё до задницы. Молодец! Но не вовлекай в это своего сына.

— Не припоминаю, чтобы вовлекал в это своего сына.

— Ты выставляешь это напоказ перед ним.

— Почему вы, ребята, так одержимы моим пенисом?

— О чём тут ещё говорить? — спросил дед.

— Ты прекратишь говорить это слово? — требовательно спросила мама.

— Что же, могли бы мы, меняя тему, поговорить тогда о вагине Шелли? — спросил я.

Мальчики разразились новым взрывом хохота при упоминании слова "вагина".

— Это как крутой съезд на шоссе любви, — наблюдательно отметил дед. — Пристегните свои ремни! Мы въезжаем!

— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнула мама. – Я не позволю тебе так разговаривать в этом доме, Вилли Кантрелл! Ты меня окончательно достал! И ты тоже, папа!

— Вагина! — воскликнул я. — Вагина, вагина, вагина! Это медицинский термин, используемый для описания женских гениталий. Вот и всё, мама.

Джексон отодвинул свою тарелку и резко встал.

— Думаю, мне бы хотелось выйти, — тихо сказал он.

Все взгляды устремились к нему.

Воцарилась тишина.

— Теперь посмотри, что ты наделал, — сказала Шелли.

Было не понятно, к кому она обращалась.

— Теперь мальчик-педик расстроен, — сказал дед.

— Не называй его так, — сказала мама. — И это ты виноват, папа. То, как ты говоришь. Это отвратительно.

Шелли тоже встала, взяв свою тарелку.

— Я пойду с тобой, Джек. Можем посидеть в гостиной. Я устала от этого сумасбродства.

— Сядь, — приказала мама.

— Сядь, — сказал Билл, глядя на Шелли жестким взглядом.

— Она права, Билли, — сказала мама. — Всему есть время и место, а сейчас не время и не место.

— Это ты позвонила мне с истерикой из-за того, что они купались нагишом, мама, — отметил Билл, бросая на неё злой взгляд.

Шелли села.

— У нас гости, — сказала мама. — Пожалуйста, мистер Ледбеттер, присаживайтесь. Мы не всегда такие. Иногда нас немного заносит.

Джексон довольно неохотно сел, посмотрел на меня и состроил гримасу.

Тишина длилась долго, когда мы вернулись к еде.

Но Билл всё ещё был очень зол, и не прошло много времени, прежде чем он положил свою вилку и одарил меня холодным, тяжёлым взглядом.

— Хочешь знать правду? — тихо спросил он.

Когда мы начинали говорить о "правде", начинало разбрызгиваться дерьмо.

— Я на расстоянии лобкового волоса от того, чтобы нанять юриста и объявить тебя непригодным к роли родителя, — проговорил Билл.

— О, Боже, — сказала Шелли, откидываясь на спинку стула и всплеснув руками.

— Лобковый волос! — воскликнул дед, хлопая рукой по столу. — Ох, Марта, твои мальчишки меня убивают. Я на расстоянии лобкового волоса от того, чтобы обоссать штаны.

— Судя по запаху, это уже произошло, — высказалась Мэри.

Я отложил вилку и ждал, зная, что мы, наконец, дошли до пункта нашего назначения.

— Я говорю об этой свалке, в которой ты живёшь, Вилли, — сказал Билл. — Об этой твоей дерьмовой работе. Купонах на еду. Жилищной помощи. Ты не хочешь обрезать волосы, чтобы найти реальную работу. Ты подвергаешь Ноя этому своему образу жизни, заполняешь его голову своим ядом, и одному Богу известно, какие люди водятся в твоём доме, кучка хиппи-коммунистов, ублюдков-либералов. Тебе не кажется, что пора начать думать о том, что лучше для Ноя?

— Как будто вас, ребята, заботит, что лучше для Ноя, — сказал я.

— О, верно, — ответил Билл. — Один ты заботишься о бедном маленьком глухом мальчике.

Он позволил этим словам повиснуть в воздухе, в его глазах горела злость.

— Вы, ребята, не сильно утруждаетесь, когда дело доходит до помощи ему, — сказал я. — Вы, ребята, так сильно его любите, что не потрудились выучить язык жестов. А теперь вдруг переживаете о том, что для него лучше. Мне в это верится с трудом.

Тишина воцарилась снова.

О чём вы говорите? — спросил Ной.

Ни о чём, — прожестикулировал я ему в ответ.

— Почему вам, ребята, нужно травить меня? — спросил я. — Вы не думаете, что мне достаточно тяжело заботиться о таком ребёнке, как он? Я не плохой отец. Мы бедные, но быть бедным не преступление.

— Почему бы тебе не написать это на открытке «Холлмарк» и не отправить им? — предложил Билл. — Или ты боишься, что можешь на этом немного заработать?

Наши взгляды скрестились.

— Лобковый волос, — тихо сказал он.

Дед снова рассмеялся.

— Я иду купаться нагишом со своим парнем, и ты решил, что я непригоден к роли отца? — произнёс я. — У тебя есть какое-нибудь доказательство, что я обращаюсь с ребёнком жестоко, что я пренебрегаю им или какими-либо его нуждами? Думаешь, ты можешь просто пойти встретиться с судьёй и добиться признания меня негодным родителем потому, что я гей? В каком сказочном мире ты живёшь, Билли?

— Несколько судей ходят в церковь Первого Баптиста, Вилли, — отметил он. — Ты не будешь растить этого ребёнка с кучкой тусующихся вокруг педиков.

— И что ты собираешься делать?

— Я тебе покажу, что я буду с этим делать.

— За четыре года Джексон первый мужчина, с которым я встречаюсь. Это не совсем "кучка педиков", Билли. И у меня есть все права на отношения, как у любого другого родителя.

— Если ты хочешь встречаться с женщинами, как нормальный человек, вперёд, но держись подальше от педиков.

— Мне не нравится, когда меня называют педиком, — сказал Джексон.

— Он не это имел в виду, — встряла мама.

— Я ничего не имею против тебя и не хочу быть грубым, — сказал Билл, глядя на Джексона. — Но это юг, и мы здесь привыкли по-своему разбираться с проблемами. Мы не будем сидеть и молчать, пока такие люди, как Вилли, запихивают свою гомосексуальность нам в глотки.

— Бог Свидетель, я не собираюсь запихивать свою гомосексуальность тебе в рот, Билли, — сказал я.