** Братья Кох — Братьев Кох называют “братьями-подрывниками”, что связано с их специфическими политическими и общественными взглядами. Братья никогда не поддерживают мнение большинства. Они активно выступают за легализацию лёгких наркотиков, однополых браков и эвтаназию. Обвиняют правительство родной страны в том, что оно подавляет мнение общества и постоянно вмешивается в деятельность других стран. Неоднократно высмеивали теории глобального потепления, выступают против системы социального обеспечения, повышения налогов, в общем, против любого проявления вмешательства государства в личную жизнь.
— То есть ты увлекаешься политикой?
— Только не говори мне, что ты из тех мудаков, которые не участвуют в голосовании, потому что считают свой голос бесполезным.
— Мне всегда некогда.
— Иисус, Мария и Иосиф! Так это ты причина того, почему нас одолели эти бешеные псы из движения чаепития*.
*Движение чаепития — консервативно-либертарианское политическое движение в США, возникшее в 2009 году как серия протестов, скоординированных на местном и национальном уровне, вызванных, в том числе, актом 2008 года о чрезвычайной экономической стабилизации и рядом реформ в области медицинского страхования. Название является отсылкой к Бостонскому «чаепитию» 1773 года — акции протеста под лозунгом «Нет налогам без парламентского представительства».
— Полагаю, ты не республиканец.
— Да сама мысль о республиканцах заставляет мои яйца зарыться поглубже в мошонку.
— Я это запомню, — сказал он с улыбкой. — Хочешь еще пива?
Джексон принес свежую порцию пива из холодильника, пока Ной подключал игровую приставку.
Мы немного посмотрели, как он играет.
— Мне не следовало приводить его с собой, — сказал я, — но я не смог найти ему няньку. Вообще-то, сегодня у нас уже была нянька, утром, пока я был на работе. Я не смог оплатить ему няньку, вот о чем я говорю. Просто, чтобы ты знал, мы в связке. Говорю тебе сразу и прямо, пока игра не зашла слишком далеко.
— Хм, два по цене одного?
— Типа того.
— И это должно меня напугать?
— Надеюсь, что нет, но это правда. Ной для меня превыше всего. Я мог бы зажать тебя по-быстрому где-нибудь, но он у меня в приоритете. Его бросила мать. Я не собираюсь делать то же самое.
— Думаю, есть что-то сексуальное в том, чтобы встречаться с отцом-одиночкой. Никогда этого прежде не делал.
— То есть мы теперь встречаемся?
— Не знаю. А должны?
Он положил ладонь на мое голое колено, подчеркивая свою точку зрения.
— Заманчивое предложение, — сказал я, — Север идет навстречу Югу. Это может плохо кончиться.
— Можно плохо кончить, — сказал он.
— Голая правда, может...
— Стоить того, чтобы ее увидели? — предположил он.
— Определенно, — сказал я. — Но народ здесь консервативный.
— Это значит, что нам нельзя держаться за руки на публике?
— Типа того.
— Вызывающе. Мне нравится.
— Как принято говорить: если любишь южан — подними свой бокал, если нет — подними свои принципы.
— Не думаю, что слышал это раньше.
— Тебе надо почаще выбираться на улицу. Умеешь красиво ухаживать?
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — сказал он.
— Думаю, ты мне понравишься, — сказал я.
— Просто подожди, пока мы не окажемся одни в постели.
— Обещания, обещания, — отмахнулся я, — одного сахарного ротика маловато, чтобы потрясти сахарное дерево, дорогуша.
Он наклонился и прикоснулся губами к моим. Его рука легла на мою промежность, и я почувствовал там внезапную, безотлагательную твердость.
— В присутствии детей нам нужно быть осторожными, — сказал я, отстраняясь, — но не слишком.
Ной был чересчур поглощен игрой в Xbox, чтобы заметить нас.
— Ты напоминаешь мне Дэрила из "Ходячих Мертвецов", — озвучил свое наблюдение Джек.
— Деревенщина с арбалетом? — сказал я недоверчиво и несколько обиженно.
— Да, — сказал он. — Красавчик. Прямо как ты.
— Красавчик?
— О, да.
— Да ты и сам не так уж плохо выглядишь. Чистенький, как метросексуальный парнишка. Наверняка, на полке в ванной у тебя есть крем от морщин, но теперь ты в Дикси, мальчик. Прогуляешься по округе, весь из себя такой красивый, и местные девчонки выцарапают тебе глаза, из-за боязни, что ты соблазнишь их мужей на совершение ужасного, чудовищного греха.
— Хотелось бы надеяться.
— Это меньшее, что ты можешь, — согласился я. — Делает жизнь интереснее. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока тебя не посадят за разрушение морали и не пустят по кругу в местной душевой. Слышал, парни из Парчмана* те еще озабоченные ублюдки. Мне ли не знать.
*Парчман — самая старая тюрьма штата Миссисипи.
— Почему это?
— А вот это тебе и предстоит выяснить. Не могу разбазаривать свои секреты какому-то Янки, не без помощи текилы.
— А запросы то растут, — сказал он с улыбкой. — Мне придется и текилу добавить в свой список покупок.
Поднявшись, я вытянул затекшие ноги.
Джексон тоже встал, его губы едва не растянулись в улыбку.
— Нам пора сматываться, — сказал я, — Завтра в школу.
— Можешь сделать мне одолжение? — спросил он.
— И какое?
— Заткнись и поцелуй меня, как будто тебе не все равно.
И я поцеловал.
После того, как внутри меня разожглись огни — словно без большего жара нельзя было обойтись — мы с моим метамфитаминовым ребенком ушли.
По пути к машине я вытирал губы.
Проклятье, а он горячий.
Ной захихикал.
Глава 4
Даже больше
Чтобы пережить летнюю духоту мы разделись до трусов. Мне очень хотелось включить оконный кондиционер в гостиной, чтобы можно было спать там, но у нас не было денег на такую расточительность, а я не мог позволить, чтобы нам еще раз отрубили за неуплату электричества. Уже случалось однажды. Было паршиво.
Ной забрался к себе в постель.
Жарко, — пожаловался он.
Знаю, — сказал я.
Я протер его лицо влажной губкой, чтобы немного охладить, и установил вентилятор так, чтобы тот не дул напрямую на него.
Тебе понравился этот мужчина? — спросил он.
Я кивнул.
Он был бы тебе хорошим бойфрендом, — сказал он.
А тебе он понравился?
Он умеет общаться жестами. Хоть и с ошибками.
Ты можешь его научить.
Отведя волосы от его глаз, я огляделся в комнате. Ной был фанатом Железного Человека, на дверце его шкафа висел постер. На полке над письменным столом были расставлены наши с ним фотографии, на которых явно бросалось в глаза отсутствие его матери. На полу разбросана грязная одежда. Деревянный ящик забит игрушками. Занавески с изображением Человека-Паука закрывали зарешеченные окна, потому что мы жили на первом этаже. В углу подоконника возвышалась стопка непрочитанных книг про Робинзона Крузо, Швейцарскую семью Робинзонов, Гекльберри Финна, Войну Миров и другие. Я постоянно добавлял в эту кучу новые книги из своих походов по комиссионным магазинам, в надежде, что сын переймет мою любовь к чтению. До настоящего времени я не сильно преуспел на этом фронте. Как и большинству глухих детей читать ему было трудно.
А ты ему понравился? — спросил он.
Не знаю.
Надеюсь, что да. Я не хочу, чтобы ты все время был грустным.
Я не грустный. У меня есть ты.
Ты меня любишь?
Очень.
Ты будешь меня любить, даже если он станет твоим бойфрендом?
Конечно.
Ты уверен?
Да.
Ты не бросишь меня ради него?
Ни за что в жизни.
Он прикусил губу, словно не был уверен, верить мне или нет. Учитывая, что сделала с ним его мать, это можно было понять.
Ты сильно меня любишь? — спросил он.
Я кивнул.
Твоя любовь большая, как дом? — спросил он.
Больше.
Как продуктовый магазин?
Больше.
Как торговый центр?
Больше.
Как небо?
Больше.