– Никто и не собирается с тобой спорить, – нервно сказала я ему. – Играй себе, если хочешь, в дорожного полицейского, а я найду другой путь, в обход!

Я обошла дом и огляделась. Здесь находились ветхие надворные постройки, виноградные лозы аккуратно поднимались по сеткам из тонкой проволоки, они были подрезаны, ухожены и покрыты густой зеленой листвой, из которой выглядывали крошечные кисти винограда. Поле за виноградником было вспахано, колея от колес телеги бежала параллельно реке в сторону мельницы.

С боязливым отвращением я смотрела на мельницу. Ее каменные стены возвышались над рекой, несущейся под ней, крыша недавно была покрыта соломой. Никакого движения или признаков жизни там не наблюдалось, но я не представляла, где еще можно было отыскать людей, если только они, конечно, не отправились на ферму. Я подумала, что мне следует немного подождать, найдя приют под одной из каменных стен, покрытых мхом, и в этот момент козел, начавший подкрадываться ко мне со склоненной головой, заставил меня принять другое решение. Я направилась к мельнице, стараясь не упускать его из виду, но он лишь потряс отвратительной бородой и вновь исчез между домами.

– Ах так! Думаешь, что ты очень ловкий, – проворчала я. – Хочешь подождать меня в тенечке! Но я не намерена возвращаться к машине этой дорогой. Я воспользуюсь другой, пройду мимо дома мельника. И в следующий раз, когда мы встретимся, мой бородатый друг, я уже буду в безопасности в своем "мерседесе"!

Было приятно идти под теплым солнцем. Бледно-желтые нарциссы усыпали берега реки, через густые виноградные лозы, взбирающиеся на ивы, тянула усыпанные желтыми цветами ветки жимолость. Гудели пчелы, и где-то незнакомая мне птица надрывала горло в песне. Дойдя до мельницы, я увидела, что была права: у входа стоял мешок пшеницы, немелодично скрипело под напором воды огромное колесо, но почему-то не было слышно грохота каменных жерновов. Я сделала шаг внутрь мельницы и попала из яркого света в глубокий полумрак.

Через отверстие в низком потолке, куда вела деревянная лестница, виднелись мешки с зерном, сложенные наверху для помола. Сквозь окошки в потолке они были ярко освещены солнцем. Там же на фоне ослепительных лучей чернел силуэт ворота с канатом, похожий на виселицу.

– Здесь есть кто-нибудь? – крикнула я.

Ответа не последовало. Даже звук мельничного колеса стал тише, перестали петь птицы и гудеть пчелы. Я слышала только неприятный скрип колеса и равномерную капель воды, падающей с его лопастей. С внезапно охватившим меня ужасом я огляделась. Именно здесь, на этом каменном полу, дети, играя, нашли растерзанное тело женщины. Моментально мое бурное воображение ясно показало мне ее, лежавшую там, в углу, и я медленно начала отступать в сторону двери, стремясь к дневному свету. Повернувшись, чтобы стремительно выбежать наружу, я внезапно почувствовала рядом с собой чье-то присутствие, и пахнувшая табаком рука крепко зажала мне рот и нос, обрывая крик ужаса, готовый сорваться с моих губ. Упав на колени, я ощутила, как что-то острое кольнуло ребро под правой грудью. Меня придавили к какой-то грубой материи, и я услышала тяжелые удары чужого сердца над моей головой. Я отчаянно рванулась.

– Тихо! – прошипел мужской голос. – Иначе мне придется убить вас. Где он? Где он, черт подери?! Где Жобер?

Стены мельницы начали медленно кружиться вокруг меня, и я ничего не ответила. Чувствуя тошноту и теряя сознание, я осела в его тисках. Казалось, нож воткнулся глубже между ребер, и больше я уже ничего не помнила...

– Мадемуазель! Мадемуазель, пожалуйста!

Чей-то голос медленно проникал в мое потрясенное сознание. Две шершавые руки терли мои запястья, и жгучий бренди, влитый в мое горло, заставил меня закашляться.

– Мадемуазель, очнитесь, ради всего святого! Боже, с самого сотворения мира не было никого более упрямого, чем женщина в обмороке! Мадлен, быстро принеси еще бренди. Пьер, отойди от нее. Если она откроет глаза и увидит тебя, она вновь потеряет сознание. Ты слышишь? Отойди!

– Конечно, Этьен, – пробормотал другой мужской голос. – Я сейчас. Извини, но...

– Вон!

Руки отпустили мои запястья. К моим губам больно прижали бутылку, и, хотя я сопротивлялась, в горло попало немного спиртного. Большая же его часть оказалась на моей блузке, проникая в ложбинку между грудей и обжигая кожу. Я подавилась и попыталась оттолкнуть бутылку.

– Она приходит в себя, – пробормотал кто-то. – Мадлен, помоги мне.

– Бедная девочка, – сочувственно прошептала женщина. – Бедная, беззащитная овечка. Попробуй еще раз напоить ее бренди, Этьен.

Но я уже не была так беззащитна и ухитрилась оттолкнуть бутылку и отвернуть от нее голову. Потом с неохотой подняла тяжелые веки и попыталась сесть.

– Не надо больше... – прошептала я. – Пожалуйста...

– Вы в безопасности, – успокоил меня мужской голос. – Никто здесь не причинит вам зла, мадемуазель. Вы среди друзей.

Я огляделась, ощущая слабость и пытаясь сфокусировать взгляд на фигурах, склонившихся надо мной. Одной оказалась женщина с жидкими седыми волосами и с лицом, на котором страдание оставило глубокие неизгладимые следы. Добрые глаза были полны сочувствия. Я заметила, что она хромала при ходьбе.

– Не бойтесь, дорогая, – сказала она. – Теперь все будет хорошо. Никто не причинит вам зла.

– Мадлен права. Мы хотим вам только помочь.

Мужчина был молод, лет двадцати пяти, и казался таким же сильным и загорелым, как и встреченные мной на токсенской дороге путешественники, только гораздо более красивым. У него были правильные и приятные черты лица и спокойные, несмотря на тревогу, светившуюся в них, серые глаза. Он внимательно изучал меня.

– Я в порядке, – пробормотала я, пытаясь сесть.

Он сразу же помог мне.

– Будет лучше, если вы еще немного отдохнете. После обморока нужно полежать спокойно.

– Нет. Я... в полном порядке.

Прямо сейчас мне хотелось только одного – мчаться в своем "мерседесе" прочь отсюда, так как ко мне стала возвращаться память. Вспомнив укол ножа, руку, зажимавшую мой рот, и свирепое, полное смертельной ненависти бормотание, я содрогнулась...

– Мадемуазель очень напугана, – мягко сказала женщина. – Но все закончилось. Все позади. Вам не причинили зла. Вы потеряли сознание, вот и все.

– Все?! – Я возмущенно посмотрела на нее. – Он пытался меня убить!

– Моя дорогая мадемуазель Жерар, вы уверены, что вам это не приснилось? Когда я вас нашел, вы были абсолютно одна, в бессознательном состоянии. В полной отключке, как говорят у вас в Америке. Вы лежали на полу старой мельницы, беспомощная, трогательная и очень красивая, но, должен заметить, абсолютно невредимая. Старая мельница пользуется в этих краях дурной репутацией. Большинство местных жителей перебрались в Токсен или поближе к Замку грифов. Они на самом деле верят, что это место проклято. И я не сомневаюсь, что они вам рассказали о совершенном там убийстве. Вы уверены, что не вообразили себе что-то и что ваш преследователь не... призрак и не мешок пшеницы, возле которого я вас нашел?

Я молча уставилась на него, готовая разрыдаться и осыпать его проклятиями. Из всех самоуверенных и нахальных молодых людей, которых я когда-либо в своей жизни встречала, этот поистине заслуживал голубую орденскую ленту! Если он намеревался рассердить меня, прекрасно преуспел в этом.

Придя в себя, я медленно и с сарказмом ответила:

– Я знаю совершенно точно, что со мной произошло, месье. И здесь ни сон, ни воображение ни при чем. И меня нисколько не заботит, верите вы мне или нет. Но я не сомневаюсь, что мне поверят жандармы в Орийяке. Кстати, откуда вы знаете мое имя?

Он пожал плечами:

– Когда я принес вас сюда с мельницы, решил, что нужно узнать, кто вы. В машине лежала ваша сумочка. Естественно, я ее проверил.

– Вы принесли меня сюда?

Впервые я внимательно огляделась. Я лежала на очень жесткой кушетке в комнате, которая, видимо, служила кухней: у стены стояла плита, и из огромной железной кастрюли, кипящей на ней, доносился приятный запах съестного.