— А ты выкинь свои револьверы, Билл. Из-за них тебя убьют, можешь мне поверить.

— Человек умирает только раз, — сказал он.

Протянув Бобу руку, я сказал:

— Прощай, Боб. Удачи.

— Прощай, друг, — ответил он на испанском.

Встал Лонгли. Он выглядел смущенным и неуклюжим.

— Увидимся на Западе. Ищи меня там.

— Обязательно.

Выплеснув кофейную гущу на сухие листья, я взглянул на лагерь, на кострище и прыгнул в седло. Так я сидел, не шевелясь, спиной к друзьям, поскольку все мы понимали, что видимся в последний раз. Потом я уехал.

— Ему надо бы остаться и поесть, — сказал Лонгли.

Кирби покосился на него.

— Ты что, не понимаешь, он чувствует судьбу. Бабка мне один раз говорила, когда человек чувствует судьбу, то есть то, что должен умереть, — он так и ведет себя.

— Дурацкий разговор. — Боб Ли поставил кружку. — Мне некогда ждать. Я еду в Фэннинг. Ты со мной, Билл?

Когда они уехали, парень потер глаза и робко взглянул на Кирби.

— Не хочешь ли поспать? Я прямо умираю.

Проехав всего несколько ярдов, я вновь остановился не в силах двинуться дальше, но чувствуя, как и Боб Ли, что в этом месте нас ждет беда. Я сидел, прислушиваясь к их глухим голосам, удаляющемуся стуку копыт — это уехали Ли и Лонгли, а затем услышал, как Кирби сказал:

— Спи, я тебя разбужу, когда почувствую, что сам хочу спать.

И я поехал дальше, настроившись на долгую дорогу на Запад.

На рассвете я все еще не слезал с седла, но кобыла шаталась от усталости, нам обоим нужен был отдых. У меня оставалось время, чтобы к сроку добраться до Уиллоу-Блафф, но я знал закон: человек всегда думает, что у него много времени, а на самом деле — почти ничего.

Проснувшись, я натянул сапоги, проверил оружие и разведал местность. Судя по солнцу, я проспал часа два. В низине рядом с ветвистым деревом, где дым легко рассеивается, я развел маленький костер, сварил кофе и поставил вариться кусок мяса. Дожидаясь, пока оно сварится, я выпил пару глотков кофе, а затем с куском мяса в руке прошелся назад по тропе, которая петляла между деревьями.

Никаких признаков того, что кто-то идет за мной, я не обнаружил. Зато заметил место, где любопытный олень обнюхивал мои следы. Это была старая тропа индейцев кэндо, она вела по возвышенностям между деревьями, изредка спускаясь к ручьям или рекам. Времена, когда кэндо кочевали, давно ушли в прошлое, поэтому тропой не пользовались. Однажды я уже шел по ней. Тогда мой лагерь был к югу от Серной реки, недалеко от ручья Уайт-Оак.

Меня разыскивали и Барлоу, и солдаты. Я сбежал из тюрьмы, и лишь за это меня полагалось наказать. Но округ Касс остался у меня за спиной, в этих местах Барлоу не появлялся.

На вершине высокого дерева пел пересмешник, других звуков не было. У костра я доел мясо, допил кофе и тщательно загасил огонь: слишком часто доводилось видеть страшные лесные пожары, причиной которых был оставленный каким-нибудь болваном костер.

Утро выдалось ласковое и солнечное. Я находился примерно в трех милях от Уиллоу-Блафф. В тихом лесу хорошая слышимость, поэтому, уловив этот звук, я тут же напрягся и прислушался.

Это могла сломаться ветка, но животные не ломают веток, а если ее сломали нарочно, то, наверное, для костра. Существовал еще один вариант, кто-то подбирался ко мне, но к этому я не был готов.

Собравшись и оседлав кобылу, я повел ее под деревьями, держась подальше от тропы, пока не отошел достаточно далеко от ночного лагеря. Основная тропа шла в нескольких милях в стороне, но была еще одна, которая должна привести к Уиллоу-Блафф. Один против миллиона, что кто-то еще знает о существовании обеих троп, но наткнуться на них случайно могли.

Каждый день по паре часов, за исключением того времени, когда находился в тюрьме, я практиковался с револьвером и знал точно, что теперь выхватываю его и стреляю значительно быстрее, чем в тот день, когда убил Дада Батлера в Форт-Уорте. Меткость не была для меня проблемой.

Время от времени я останавливался, чтобы прислушаться, и чем ближе я подходил к месту встречи, тем сильнее нервничал. Сам факт, что я уезжаю на Запад, заставлял меня действовать осторожно, чтобы все не рухнуло в последнюю минуту.

Около полудня я спустился к берегу Серной реки. Это была опасная река: под ее спокойной поверхностью скрывались переплетения корней, топляков и водорослей, подводные ямы и мелководье. Старый паром находился в нескольких милях вниз по течению, а там, где я сейчас стоял, была индейская переправа, от нее до Уиллоу-Блафф — мили две.

Подойти к обрыву показалось мне лучшим вариантом, поэтому я описал широкий круг, присматриваясь к следам и разведывая местность. Вот тогда-то у меня появилось гнетущее чувство, что лес вовсе не пуст. Возможно, оттого что я нервничал.

Кейти могла приехать в любое время, могла быть не одна, поэтому я должен прежде присмотреться к ее спутникам, а уж затем показываться. Ее могут преследовать. Человек в бегах должен исключить любой риск. Я завел кобылу в воду и поплыл через реку.

Старая тропа в этом месте раздваивалась, одна тропинка вела к нескольким хибарам, которые назывались Уайт-Коттон, другая шла на северо-восток, где пересекалась с очень неудобной дорогой, ведшей на север к Далби-Спрингс и на юго-восток к парому. Повернув с тропы, прежде чем она достигала дороги, я, стараясь оставлять как можно меньше следов, поехал через лес к Уиллоу-Блафф.

Собственно, Уиллоу-Блафф представлял собой скопление нескольких утесов, которые на самом деле были высокими берегами, поросшими ивами. В зарослях кустарника с парой торчащих из него сосен я спешился. Не знаю почему, но я был близок к панике. Молчание леса просто подавляло, я боролся с желанием вспрыгнуть в седло и скакать отсюда как можно дальше.

Освободив подпругу, я уселся рядом с лошадью на корточки и раскурил трубку, прислушиваясь и присматриваясь. Земля пахла прелыми листьями и деревом. Вдоль упавшего бревна полз крупный рыжий муравей, среди диких цветов лениво жужжал шмель — других звуков я не слышал.

Подо мною справа находился Уиллоу-Блафф. Там стояла покосившаяся бревенчатая хижина, чем-то похожая на жалкого старого пьяницу. Неподалеку от берега Серной реки был источник, остатки корраля, сооруженного из жердей, и незаконченная изгородь. Я слышал, как бежала вода по ветвям огромного старого дерева, упавшего с берега в реку.

Внизу лежали открытые луга, и отсюда, сверху, сидя на корточках, я мог видеть все, что происходило там, не будучи замеченным. На солнечном припеке зажужжала муха, моя лошадь мирно щипала траву, внизу лениво плеснула рыба. Поправив револьверы на поясе, я выбил трубку о ладонь. По-прежнему ничего подозрительного, однако я чувствовал себя, как медведь с больным зубом. Кейти скоро будет здесь.

Когда они появились, я не ожидал, что все будет так. С Кейти были Лейси Петрейн и Джон Тауэр, они вели запасную лошадь. Тауэр спешился и помог сойти обеим девушкам, но я продолжал сидеть, как сидел.

Подавив свое нетерпение, я сидел и слушал. Если их преследовали, я должен был это увидеть. Через десять минут мое терпение иссякло и я направился вниз по склону.

— Каллен! — Кейти побежала ко мне. — Мы слышали, что тебя убили! Уоррен сказал, что застрелил тебя!

Это звучало так дико. Вначале. Но потом появились подробности. Оказывается, по дороге к ним подскакал всадник, оказавшийся Уорреном, который вне себя от радости кричал:

— Я убил его! Я убил его!

— Кого убил? — требовательно спросил Тауэр.

— Я убил этого преступника! — Уоррен был настолько возбужден, что его глаза остекленели. — Я убил Каллена Бейкера!

— Ты убил Каллена Бейкера? — спросил Тауэр. — Такой щенок, как ты?

— Не смей со мной так разговаривать! — визгливо закричал Уоррен. — Не смей! Я убил Каллена Бейкера!

— Ты врешь, — сказал Тауэр. — Ты сошел с ума.

Уоррен засмеялся, а Кейти просто была шокирована его поведением. Он вел себя как пьяный. В нем была какая-то странная, почти садистская, отталкивающая сила.