Кошка-невидимка

— Это полная чушь! — безапелляционно заявила я, холодно взирая на свою почтенную родственницу. — Ничего нелепее в жизни не слышала!

Моя бабушка равнодушно пожала плечами. Она не спорила, не уговаривала. Она была выше этого!

— Как знаешь, дело твоё…

— Может, это старческое? — зло пошутила я и тотчас пожалела о сказанном.

Моя бабушка — и вдруг старуха? Нет-нет… я явно погорячилась, намекнув на ее возраст… да и прозвучали мои слова как-то неискренне. Моей гранд-мамá куда больше подошел бы статус изысканной женщины элегантного возраста! Признаться, я хотела бы стареть столь же красиво…

Однако сегодняшний инцидент вызывал некоторое беспокойство. Возможно, я ошибалась, и долгие годы жизни все-таки не лучшим образом отразились на разуме моей бабушки? Иначе как объяснить её нелепую веру в наше… не знаю даже, как назвать… потомственное ведовство, что ли?! Это ведь бред!

— Как-то не замечала в своей матушке умения колдовать! — язвительно произнесла я вслух. — Кажется, трудно найти существо, более далекое от магии!

Моя мать была кандидатом химических наук, человеком донельзя практичным во всех смыслах. Я не могла представить её ведьмой, просто фантазии не хватало — при том, что я девушка с воображением. Моя мать не умела и супы варить, куда ей справиться с колдовскими зельями?!

Бабушка издала сухой смешок, словно позабавленная моим предположением.

— Твоя мать… она лишена и намёка на колдовское нутро! Этот дар передаётся по женской линии через поколение. Моя бабка, я, теперь ты… вот скажи, как по-твоему, я тоже не гожусь на роль ведьмы?

Я поёжилась, отводя взгляд. Мне стало не по себе. Бабуля на указанную роль как раз-таки очень годилась — и, что скрывать, многие шутливо называли мою пожилую родственницу ведьмой! Вдруг это тот самый случай, когда в шутке лишь доля шутки?

Моя бабушка с удивительным именем Гертруда происходила из древнего дворянского рода и каким-то чудом (или колдовством?) пережила советские времена почти безболезненно; как — никто не знал. Внешне она напоминала, скорее, европейскую пожилую леди, чем нашу “бабку на лавочке”: высокая, осанистая, тонкая, всегда красиво и женственно одета и причёсана (без попытки молодиться!), с легким “возрастным” макияжем. Характер у бабушки был не сахар: многие боялись ее острого язычка и беспощадного равнодушия к чужому мнению и завидовали способности горделиво нести себя по жизни. Ее прошлое, особенно любовное, окутывала тайна, его обсуждали с восторгом, о её кавалерах шептались, уверяя, будто мадам Гертруда в дни молодости могла покорить кого угодно одним лишь взмахом ресниц и лёгкой улыбкой! Правда, моя мама, её дочь, отзывалась о своей родительнице с куда меньшим пылом…

— А почему ты решила обсудить со мной этот вопрос именно сейчас? — недоуменно спросила я.

— А почему нет?

— Мне 23, в сказки верить поздно. Но раньше, когда я бы повелась на такое, ты молчала, а теперь… что произошло?

— Я заметила в тебе признаки ведьмы. Именно сейчас… ранее они были не слишком очевидны… я боялась, что природа дала осечку. К счастью, нет!

— К счастью ли? — пробормотала я, хмуря брови и соображая, о чем речь. Ничего путного на ум не приходило, и я не без яда добавила: — Убей, не помню, чтобы колдовала в последнее время!

Мало кто может позволить себе роскошь разговаривать в столь нахальной манере с собственной бабушкой! Я — могла. По сути, должна была… в целях самозащиты! Ибо госпожа Гертруда никого не щадила, в том числе и вроде как любимую внучку. И сейчас в очередной раз это доказала…

— Экая слепуха! — мрачно изрекла она, взирая на меня то ли с жалостью, то ли с презрением… или с обоими чувствами сразу. — Мне стыдно за тебя, дитя!

Я покраснела. Вроде бы ничего особенного обидного бабушка не сказала, но её тон, и взгляд, и выражение лица — все это выводило из равновесия! Я снова ощущала себя нерадивой школьницей, не понявший очевидный урок.

— Я, может, и слепая, но не тупая, — холодно заметила я, вскинув подбородок. Предательская краска с щек так и не сошла (я чувствовала ее горячее прикосновение!), но я все равно старалась держать себя с максимальным достоинством. — И в сказочки давно не верю.

— Ты уже сказала… — вздохнула бабушка, качая головой. — Ох, Эльвира… как жаль, как жаль…

О чем она сожалела, я не знала. Наверное, о моей непроходимой приземленности, унаследованной, видимо, от матушки. Да и немудрено стать приземленной и практичной, если живешь с двумя кандидатами наук. Правда, в отце угадывалось что-то от романтика, несмотря на написанную им диссертацию, но все же до тещи моему папе-ученому было, как до неба!

— Может, просветишь меня, глупую? — с сарказмом предложила я. — Когда это я проявила свои способности ведьмы?

Но бабушка не стала идти на уступки. Пожав плечами, она сказала:

— Нет, милая. Ты сама должна это увидеть и понять… и принять. И рано или поздно это произойдет.

— Не произойдет! — с пылом возразила я.

— О… ошибаешься. Однажды признаков будет столь много, что у тебя не останется иного выхода, кроме как смириться с тем, кто ты есть.

На этой глубокомысленной фразе бабуля меня покинула. Я осталась одна и не в самом лучезарном настроении.

* * *

“Ох уж эта бабушка!” — бормотала я позднее, невольно ловя себя на мысли, что вторю своей матери. Та вздыхала о том же и в той же тональности каждый раз, когда бабуля поступала нестандартным для пожилой леди образом… то есть — очень часто! Честно говоря, гораздо реже мадам Гертруда бывала “нормальной” (любимое словечко моей матушки!). Можно пересчитать по пальцам…

Вздыхать-то я вздыхала, но дело было сделано. Бабушка умудрилась посеять в моей душе смятение, и вычеркнуть из памяти услышанное я при всём желании не могла. Семена дали свои всходы… Оставалось надеяться, что хотя бы плодов не будет.

* * *

Я уже полгода жила на съемной квартире, однако пару раз в неделю составляла компанию своим родителям за ужином. Этот вечер я тоже провела у них.

— Мам, слушай, а бабушка всегда была… такой? — я не сумела подобрать нужных слов, чтобы описать какой — “такой”. Впрочем, мама меня прекрасно поняла.

— Насколько я помню — да, — сухо отозвалась она, не поднимая глаз от тарелки.

— Да уж, Гертруда Ивановна всегда была оригиналкой, — вставил свои “пять копеек” и папа, усмехаясь в усы.

Маман стрельнула в него недобрым взглядом.

— Оригиналка? Ты так это называешь? — она недовольно передернула плечами и отвернулась от него, как будто раздраженная подобной оценкой; зато в упор посмотрела на меня. — А почему ты спрашиваешь, Эля? Что-то произошло?

Я смущенно заерзала. Говорить правду я определенно не собиралась…

— Да так… — уклончиво протянула я после короткого молчания. — Просто бабушка и правда оригиналка, верно? — и я лукаво подмигнула отцу. Тот улыбкой поблагодарил меня за это крохотное проявление солидарности. Что ж, я всегда была “папиной дочкой”.

Мама ничего не ответила, лишь принялась с удвоенным остервенением орудовать столовыми приборами. Ужин завершился на довольно натянутой ноте…

* * *

Мне не спалось. Я ворочалась с боку на бок, сопела, хмурилась, считала несуществующих овец и изучала игру светотени на озаренном лунными отблесками потолке. Сон отказывался принять меня в свои объятия… мешали мысли, то и возвращавшиеся к словам моей бабки… что же она заметила в последнее время?! Что заставило ее заподозрить во мне задатки ведьмы?!

Но если днем я не смогла вспомнить ничего подходящего, то сейчас, когда мозг пребывал в состоянии расслабленности, память услужливо подбрасывала случай-другой. Например, как я, казалось, прочитала чужие мысли… или угадала ход событий… или почти загипнотизировала кое-кого просто силой взгляда и голоса! Я обычно объясняла эти странности случайностью, совпадением, развитой интуицией, но уж никак не магией!

Хотя что такое магия, по сути? Просто красивое словцо, чтобы подчеркнуть псевдо-особенность людей совершенно нормальных (так ведь, мама?), просто кое в чем отличающихся от прочих своих сородичей. В конце концов, мы не называем Бетховена и Моцарта магами — они гении, да, но не маги… а значит, и мою ситуацию можно объяснить как-то очень легко и логично… я пока не знаю, как, но обязательно придумаю…

Под эти успокаивающие мысли я почти задремала… я буквально ощущала, как блуждаю по тонкой грани между явью и сном, постепенно ускользая в мир грез.

Но я еще не вполне утонула в нем, когда что-то мягкое коснулось моей щеки. Мягкое и пушистое…

— Аська… — пробормотала я сквозь сон, уверенная, что это моя любимица-мурлыка подкралась тайком. Так же, в полусне, я протянула руку и провела пальцами по гладкой шелковистой шерсти… — Аська…

— Мяу! — раздалось возмущенное мяуканье из дальнего угла комнаты. Кого же я тогда глажу?!

Испуганная, я тотчас проснулась и скукожилась под своим одеялом, страшась открывать глаза. Что это такое… если не моя Аська? Крыса? Нет, шерсть слишком длинная, совсем кошачья… значит, я все же заснула на миг и то был отрывок сна?

Словно возражая мне, непонятное пушистое создание снова проскользнуло совсем рядом, и на сей раз я ощутила его теплое дыхание. По моему телу прошел озноб, мне сделалось жутко… о Господи, я сошла с ума?! Неужели вот так и приходит безумие?! С другой стороны, сумасшедшие не сомневаются в своей нормальности…

Пушистый зверек еще какое-то время копошился рядом со мной. Я чувствовала, как он перебирает крохотными лапками, ощущала его скользкую шерсть… потом оно, это создание, свернулось у меня под боком и как будто засопело. И я очень хотела бы поверить, что это Аська… но я знала, что моя британка спит сейчас в своей любимой кроватке — оттуда тоже доносилась вальяжная возня.

“Вот оно! — шептал испуганный рассудок. — Вот что бабуля имела в виду! Конец моей нормальной жизни. Конец всему… отныне и навсегда меня ожидает череда сюрпризов…”