— Нет, спасибо. Это не срочно. До свидания, сеньорита.

— Что передать отцу? Кто заходил?

— Ничего, спасибо. — Джулия поспешно зашла в кабинку лифта, слезы застилали глаза, и кнопка первого этажа превратилась в огромное расплывчатое пятно. Лифт плавно заскользил вниз, намного быстрее, чем поднимался. Ох уж эти лифты! Даже они против нее!

Не успела она выйти из кабинки, как натолкнулась в фойе на возмущенного швейцара. Сплошные неприятности!

— Сеньорита очень рассердилась? — Он больше не был с нею вежлив и отрывисто пролаял: — Как вы смели врываться сюда без разрешения?

— Простите меня, я думала… Да, какая теперь разница? — Она отмахнулась от него рукой. — Я же извинилась, что еще я могу сказать?

— Очень многое, мисс. Назовите ваше полное имя и домашний адрес. Я намерен сообщить мсье Кортезу о случившемся, когда он вернется.

Порыв холодного ветра внезапно ворвался в вестибюль. Кто-то вошел с улицы.

— Что вы намерены сообщить мне? — спросил Мануэль. — Джулия? Какая неожиданность!

Она, как загипнотизированная, уставилась на него, в то время как швейцар неловко оправдывался перед важным жильцом:

— Вы же знаете эту молодую даму, мсье?

— Конечно. — Мануэль жестом остановил его. — Потом, Куртис, потом. Джулия, зачем ты пришла?

Девушка внутренне содрогнулась. Какой ледяной голос… вежливый, но ледяной! Не решаясь взглянуть на него, она еле слышно проговорила:

— Я… я… О, Мануэль, прошу вас, пойдемте куда-нибудь, нам нужно поговорить. Пожалуйста!

Мужчина колебался.

— В квартире Пайла… — вслух рассуждал он.

— Я знаю, — перебила его Джулия. — Я только что разговаривала с ней.

— В самом деле? — Мануэль удивленно вскинул брови. — Тогда остается машина. В ней холодно, но, по крайней мере, там мы будем одни.

— Хорошо, машина так машина. Машина вполне подойдет.

В машине действительно было холодно, правда, вскоре заработал мотор, и живительное тепло окутало ноги девушки.

— Проедемся немного, — предложил Мануэль. — Салон нагреется быстрее.

Они ехали вдоль Эдгар-роуд в сторону окраин. Обогреватель работал на славу, и в автомобиле быстро установилась тропическая жара.

Остановив машину около какой-то забегаловки, Мануэль небрежно произнес:

— Ну хорошо, выкладывай, что случилось?

Джулия несмело подняла глаза:

— Я… я знаю, это звучит глупо, но я должна извиниться.

— Нет никакой необходимости.

— Есть! Я выставила себя полной идиоткой. Мне очень стыдно, я… я не знала про Пайлу.

— Теперь знаешь. Итак, ты извинилась, и я принимаю твои извинения. Что-нибудь еще?

— Нет, больше ничего. — Джулия снова опустила глаза.

— Отлично. — Он оглянулся на дорогу. Поток машин, как всегда в это время суток, был очень плотным. — Мы можем вернуться в город каким-нибудь другим путем, чтобы не разворачиваться?

— Да. Показать дорогу?

Он кивнул и, достав сногсшибательный портсигар, предложил девушке закурить. «Это то, что мне нужно», — облегченно вздохнула Джулия, поднося сигарету к огню. Глубоко затянувшись, она откинулась на сиденье и только тогда заметила, что до сих пор сидела, напряженно подавшись вперед. Мануэль невозмутимо попыхивал сигаретой, одной рукой расстегивая верхние пуговицы толстого стеганого дорожного пальто и с интересом наблюдая за причудливыми колечками дыма, которые сам же и выпускал. Его волосы слегка растрепались на ветру, когда он шел к машине. Джулии мучительно захотелось запустить в них пальцы, попробовать их на ощупь, но она заставила себя отвернуться. «Наверняка, он только что из объятий этой Долорес Арривера». Неприятная мысль, словно заноза, засела в мозгу. Почему он такой холодный, неприступный, чужой? Как расшевелить его, согнать с лица безразличие и скуку, она не знала, однако слова сорвались с языка сами собой:

— Ваша дочь сказала, вы были с Долорес.

— Да. — Зеркало заднего вида занимало его явно больше, чем она.

— Вы любите ее? — отчаянно вырвалось из груди, и девушка сжала кулаки, чтобы не расплакаться.

— Люблю? А что такое любовь? — Щелкнул замок зажигания. — Ну что, поехали?

— Мануэль!

Сигарета давно погасла, и Джулия выбросила ее в окно. Несчастный вид девушки разжалобил бы и камень, но Мануэль лишь насмешливо фыркнул:

— Что такое? Мы опять оскорбили нашу принцессу дурными манерами?

— Мануэль, пожалуйста, не издевайтесь надо мной. Я пришла потому, что чувствовала, что должна прийти. Я не могла пустить все на самотек…

— И теперь жалеешь, — сухо отрезал он.

— Нет, но… пожалуй, да. — Она зябко поежилась, хотя в салоне было по-прежнему жарко. — Вы совсем не рады меня видеть? Ну хоть чуть-чуть? Я вам совершенно безразлична?

— Безумно интересно, что ты хочешь услышать в ответ. — Он отрывисто кашлянул. — Послушай, Джулия, все эти детские игры в любовь не для меня. Ты мне нравилась, я хотел тебя, безумно хотел, если тебе так больше нравится. Но только и всего. Ты оттолкнула меня, потому и оскорбила. Я сам небезгрешен и все понимаю. — Он расслабленно вытянул ноги. — Надеюсь, между нами все сказано? Прощай, крошка, ты мне больше не нужна.

— А как же тот вечер?

— Ах, тот вечер… Тогда я был зол, очень зол. Я чуть не придушил тебя, но только потому, что ты задела мою гордость.

— Я вам не верю, — всхлипнула она, ее сердце обливалось кровью.

— Как хочешь, детка, верь во что угодно, только не мни себя Золушкой. Я не прекрасный принц и никогда им не стану, слышишь, никогда! Через неделю я уезжаю в Штаты. Прощай, Джулия. — Мануэль решительно выжал сцепление. — Итак, куда ехать?

Следующие дни Джулия провела как в бреду. Вспоминая последнюю встречу с Мануэлем, она впадала в оцепенение и не могла поверить, что он мог быть так жесток с ней, хотя и была уверена, что он не церемонился с женщинами.

В тот вечер Мануэль высадил ее в конце Фолкнер-стрит и тут же исчез, небрежно попрощавшись. Джулия шла, ничего не замечая вокруг, пока не очутилась на крыльце своего дома, да и там толком не пришла в себя. Лишь в воскресенье, ближе к ночи, она очнулась, словно от кошмарного сна, и решила положить конец ужасной неопределенности. Предложение Саманты представлялось ей теперь в совершенно ином свете, как единственный способ выйти из создавшегося положения, и Джулия решилась поехать в Штаты. Она еще не вполне оправилась после болезни и страдала отсутствием аппетита. Борьба с депрессией стала неотъемлемой частью ее жизни, и Джулия постепенно забывала о прежней мирной безмятежности.

Зайдя к Саманте, чтобы сообщить о своем решении, она застала подругу за приготовлениями к поездке.

— Джулия, я так рада, что ты едешь с нами! — воскликнула та. — Уверяю тебя, ты не пожалеешь. Никто не знает, что может случиться. Что, если приглянешься какому-нибудь профессору в колледже, представляешь?

Джулия грустно улыбнулась:

— Сейчас в это верится с трудом, но, надеюсь, хоть смена климата мне поможет.

— Конечно поможет, даже не сомневайся. Бен! Бен! Джулия все же едет с нами!

Бенедикт одобрительно кивнул и вышел, а девушки остались одни.

— Ну, рассказывай, что у тебя на уме? — разлив кофе, спросила Саманта. — Почему ты все же решилась? Виделась с Мануэлем Кортезом?

— Да. — Джулия вертела в пальцах незажженную сигарету. — И он совершенно определенно дал понять, что я для него ничего не значу.

— О Господи, Джулия. Это ужасно!

— По крайней мере, он был честен. Все кончено, финита ля комедия.

Саманта энергично кивнула:

— Все, что ни делается, — к лучшему. Свяжись ты с ним, потом горько пожалеешь, я верно говорю? Пол подходит тебе гораздо больше. Вернувшись, ты и не вспомнишь о красавчике латиноамериканце, выйдешь за Пола и будешь счастлива.

Джулия благодарно улыбнулась, однако ее глаза так и остались грустными. Даже такая мелочь не могла ускользнуть от внимания Саманты, и она решила отвлечь подругу более насущными проблемами.