Париж, 1916 год

Представления шли в огромном зале одного из знаменитых парижских ресторанов. За столиками, изобиловавшими всяческими яствами – вино, закуски, фрукты, – сидели богатые посетители, господа и дамы в вечерних туалетах.

Сцена располагалась в дальнем конце ресторана. Под фривольную опереточную мелодию на сцену выходил артист, разодетый под миллионера. Блестящий фрак, цилиндр, пальцы в перстнях, толстая золотая цепь от золотых часов, висящая поперек большого живота, запонки с огромными бриллиантами. Громкий голос из-за кулис сопровождал выступление:

– Мсье Жак – известный миллионер! Мсье Жак вышел вечером погулять по Елисейским Полям, забыв, что в наше тревожное время опасно прогуливаться одному...

Тут же из-за занавеса появились злые разбойники. Они набросились на бедного мьсе Жака и после короткой борьбы связали его, театрально размахивая огромными ножами. Потом несчастного миллионера ограбили, вытащив у него из карманов бумажник с деньгами, часы и разные драгоценности.

Затем размалеванные разбойники, в надвинутых на глаза шляпах, с ужасными ножами и револьверами, прошлись между столиками и раздали смеющимся посетителям драгоценности, часы, портсигар, бриллиантовые запонки, перстни, снятые с пальцев. Достали из бумажника купюры разного достоинства и тоже раздали самым разным посетителям за столиками. И каждый из разбойников, отдавая мужчинам и женщинам какую-нибудь драгоценность или деньги, негромко приговаривал:

– Спрячьте это где захотите, только одна просьба: не выносите из зала.

Посетители, смеясь и весело переговариваясь друг с другом, спрятали деньги и драгоценности.

И вот на сцене появился “сыщик” Вольф Мессинг. Голос из-за сцены сообщил, что миллионер заявил в полицию об ограблении и полиция прислала знаменитого сыщика Вольфа Мессинга, чтобы он нашел драгоценности, отнятые разбойниками.

Вольф мало походил на сыщика. В темном сюртуке, с черными волосами до плеч, в котелке, он выглядел, как вылитый художник с Монмартра или бродячий поэт-музыкант. Зрители с интересом разглядывали его, многие самодовольно улыбались, уверенные, что их тайник он уж точно не найдет.

Вольф медленно ходил между столиками, задумчиво поглядывая то на одного, то на другого посетителя... улыбался дамам, приподнимая черный котелок. И вдруг он остановился у одного столика и вежливо сказал:

– Простите, мадемуазель, не будете ли вы столь любезны достать из вашего бюстгальтера бриллиантовые запонки?

Мадемуазель смутилась, удивилась, но затем изящным жестом под аплодисменты присутствующих извлекла запонки из бюстгальтера. Однако среди смеха и одобрительных хлопков послышались и другие голоса:

– Наверняка эта дама подставная... она с ним работает...

Вольф пошел дальше, миновал пару столиков и вдруг остановился у третьего и произнес с полупоклоном:

– Простите, мсье, не достанете ли вы из кармана панталон три купюры достоинством в пятьдесят франков.

Мужчина восхищенно покачал головой и действительно вынул из кармана брюк три купюры. И снова раздались аплодисменты.

Верный своей привычке, доктор Абель наблюдал за происходящим в зале из-за занавеса, прикусив мундштук погасшей папиросы, улыбался, хмурился и снова улыбался.

– Простите, мсье, но вам придется дать распоряжение официанту, чтобы он принес золотые часы из кухни, где он их спрятал.

– А где он их там спрятал? – спросил посетитель, усмехаясь.

Официант уже подошел, и Вольф обратился уже к нему:

– Вы их спрятали в правом ботинке в шкафчике, где висит ваша одежда.

– Правильно... – Официант расплылся в улыбке. – В правый ботинок я их и положил.

– Несите сюда часы, – велел Вольф Мессинг. – Побыстрее, пожалуйста...

Официант исчез, а Вольф направился еще к одному столику и объявил с изящным полупоклоном:

– Два золотых луидора, которые вам дали, вы, мсье, передали вон тому господину за соседним столиком, а тот в свою очередь передал эти два луидора... – Вольф огляделся, прошел к самому дальнему столику и вновь поклонился: – Мадемуазель, будьте столь любезны отдать мне два луидора. Вы положили их вот в эту вазочку с мороженым.

– Браво! Шарман! Браво! – засмеялась полуголая красавица и в порыве чувств кинулась Вольфу на шею, поцеловала в щеку, успев при этом прошептать на ухо: – Господин Мессинг, у вас ведь есть свободное от ваших безумных представлений время? Буду счастлива, если мы увидимся наедине... – Полуобнаженная красавица едва уловимым движением сунула в нагрудный карман сюртука Мессинга маленькую визитную карточку и вновь шепнула: – Буду ждать и надеяться... – Затем она выпрямилась, поклонилась всему залу, потом обратилась к своему спутнику – чопорному господину средних лет в темном фраке с белой гвоздикой в лацкане: – Ты не сердишься, дорогой, что я уделила так много внимания этому чародею? Он того заслуживает...

Господин улыбнулся и кивнул в знак согласия, продолжая хлопать.

И пока зал аплодировал, официант ложечкой выудил из вазочки с растаявшим мороженым золотые монеты и показал их всему залу.

В это время появился официант с золотыми часами и с поклоном вручил их Вольфу Мессингу. Зал зааплодировал еще громче, многие вставали из-за столиков, продолжая хлопать.

Мессинг во все стороны раскланивался публике и вдруг во время очередного поклона он встретился глазами с господином Канарисом. Тот, как и все, бил в ладоши и улыбался Мессингу, даже подмигнул пару раз. Мессинг тоже улыбнулся и поклонился отдельно Канарису. А Канарис, казалось, расцвел от счастья и в свою очередь поклонился Мессингу, прикладывая руку к сердцу. Потом взял со своего столика бокал с вином, высоко поднял его, отсалютовал Мессингу и стал медленно пить. Зал взорвался новыми аплодисментами.

Вся комната и коридор перед кабинетом Мессинга были заполнены людьми – главным образом пожилыми дамами и молодыми женщинами. Они сидели на стульях вдоль стены, некоторые стояли, и вид у всех был скорбный.

Лева Кобак, расположившись за небольшим столиком у двери в кабинет, что-то писал в пухлую конторскую тетрадь. Из кабинета, забыв притворить за собой дверь, вышла женщина. Слезы текли по ее щекам, она утирала их мокрым платком и комкала в другой руке исписанные листки. Она прошла мимо ряда посетителей, продолжая беззвучно плакать, и все женщины с молчаливым состраданием и нескрываемым ужасом проводили ее взглядами.

Лева Кобак встрепенулся, проговорил:

– Следующий, пожалуйста. Вы, мадам? Будьте любезны, пожалуйста.

Средних лет дама, в простеньком платье и скромной соломенной шляпке, поднялась со стула и направилась к двери в кабинет.

Вольф Мессинг сидел за столом, лицом к двери. Усилием воли он попытался прогнать с лица горечь и усталость.

– Здравствуйте, мсье Мессинг, – войдя, поздоровалась женщина. – Меня зовут Лили Пуатье. Вот фотография моего сына. Он на фронте с марта прошлого года. Он регулярно писал, но вот уже четыре месяца нет ни одного письма. Я очень волнуюсь, мсье Мессинг. Может, вы сможете мне помочь... – Она положила на стол фотографию молодого человека.

Вольф сильно потер ладонями лицо и взял фотографию. Долго смотрел. Потом перевел взгляд на посетительницу, затем снова стал смотреть на фотографию. Затем положил ее на край стола поближе к женщине, резко встал, отошел к окну и проговорил оттуда глухим измученным голосом:

– Простите, мадам Пуатье, но я вынужден сообщить вам тяжелое известие: вашего сына нет в живых.

– Его убили? – упавшим голосом спросила женщина.

– Не знаю... его нет в живых... Наверное, убили... на войне ведь убивают...

– Благодарю вас, мсье Мессинг. – Мадам Пуатье взяла фотографию, спрятала ее в небольшую расшитую бисером сумочку и встала. И вдруг резко пошатнулась и чуть не упала, но успела ухватиться рукой за спинку стула.

– Вам плохо? – резко повернулся к ней Мессинг и бросился поддержать женщину, но она усилием воли устояла на ногах и строго проговорила: