Она любила отца, уважала его, но находиться с ним долгое время вместе не могла. Алексей очень тяжело воспринимал жизнь. Часто давил, упрекал, доводя предполагаемое развитие ситуации до абсурда. В его упорядоченной, размеренной жизни не было самого главного – радости. Несмотря на свой небольшой возраст, Вика понимала это. Свинцовой тяжестью ложилось на нее миропонимание отца, так похожее на бабушкино: «отдыхать – некогда, нужно работать», «это – не для нас, мы себе позволить это не можем», «работать – тяжело, деньги зарабатывать – тяжело». Иногда казалось, что вся отцовская забота – больше не для нее, а для людей. Чтобы говорили, что он – хороший отец. Слишком высока была его зависимость от того, что «люди скажут». Лучшие куски почему-то доставались всегда гостям.

Родители не учили своих детей ни защищать себя, ни ценить, ни любить. Девочки росли очень неуверенными в себе, беззащитными перед окружающим миром. Редкие попытки самозащиты воспринимались с усмешкой. Жалобы на плохое самочувствие или усталость вызывали раздражение. «Слушаться старших и делать то, что они говорят – главное» – такой девиз поддерживался не только родителями, но и учителями. Никто не объяснял, что к категории тех, кого надо слушаться, относятся далеко не все взрослые, и, тем более, не их сверстники. Вика пролила немало слез от собственного бессилия, когда кто-нибудь в школе начинал ее дразнить, а иногда и бить, зная, что она не может за себя постоять. Дети – существа жестокие. Рассказывать родителям о своих бедах она не торопилась, боясь вместо помощи получить очередную порцию упреков и сравнений не в ее пользу. У старшей сестры защиты Вика не искала, но прекрасно понимала желание Лизы поскорее стать взрослой.

К счастью, неприятности случались не так часто. Были и светлые дни. По большей части – рутина. Один день напоминал другой. Пока не произошли события, коренным образом поменявшие внутренний семейный уклад.

Вика спряталась в бухгалтерии, как клоп в ковре, выезжая изредка к аудитору или в банк. Но, судя по всему, без надобности. Ворон и сам с ней встреч не искал и в офисе не появлялся. Ее твердая решимость истончалась с каждой минутой, позволяя больно колоть уязвленному самолюбию и терзающим душу сомнениям. Иногда отвлекаясь на воспоминания о прошедшей ночи, девушка продолжала заниматься своей работой, радуясь, что в фирме потихоньку происходит что-то похожее на порядок. Хоть одно успокаивает! Не хочет хозяин с ней общаться – ну и ладно! Не больно то и хотелось! Гляди – ка, какой важный фрукт! Ей всегда есть чем себя занять! Но чем дальше, чем все ближе слезы обиды подступали к горлу, в груди болезненно ныло, словно от уколов острой иглы.

– Виктория Алексеевна! – раздался громкий крик из соседнего кабинета.

Вика тут же подскочила и на пороге лбом столкнулась с сияющей Олей. В руках у нее несколько свитков. Ничего не сказав, та прошмыгнула мимо.

«Интересно, что это она такая довольная?! И молчит!» Вдруг ее осенило. Уже зная, кого увидит, Вика поздоровалась и повернулась – за столом у окна скромно примостился Вадим.

– Привет – привет! – взгляд шефа скользнул по ее стройной фигурке и остановился, как ни странно, на ее глазах. Он смотрел в упор, стараясь понять, что же у нее в голове.

«Ну и глазищи!», – в который раз поразилась она, чувствуя, как внутри все живое затрепетало.

– Я тебя, красавица, целую неделю не видел. Не соскучилась?

«И, правда, сегодня ровно семь дней! Может, я ему не настолько безразлична?»

– Вы меня хотели видеть?

– Конечно! Хочешь, тебя на катере покатаю? Всем говорю, что по тебе ужасно соскучился!

Колесникова замерла. «Этот спектакль еще зачем?» С немалой долей испуга перевела взгляд на Мухина. Тот, помрачнев, негодующе буравил ее. От пытливых глаз не ускользнула ее растерянность и что-то, так похожее на чувство вины. «Вот черт! Значит, между ними что-то есть! Данный вывод напрашивается сам собой», – зрачки директора почернели, словно грозовые тучи.

– Я пойду! – схватилась Вика, как за соломинку, за шевельнувшийся в кармане телефон и выскочила из помещения пробкой из бутылки.

Какого черта Вадим демонстрирует свои симпатии при директоре? Он, что, идиот? Не понимает, чем ей это грозит?

– Здравствуйте, мы планируем вашу заявку на кредитном комитете рассмотреть. (Это был кредитный инспектор Сбербанка) То, что вам заявку одобрят – вопрос решенный, только по ставке пока не известно. Желательно, чтобы ваше руководство приехало сюда завтра часам к одиннадцати и обсудило этот вопрос с нашим руководством. Тет-а-тет. Вы передадите Вадиму Сергеевичу?

– Конечно, передам. Если что, перезвоню.

Вика застыла в нерешительности. Лучше сказать Вадиму самой, напрямую? Или Мухин обидится, решит, что она прыгает через его голову? Лучше, Мухину. Чего будить лихо! Девушка вновь зашла в кабинет директора. Михаил Федотовича куда– то исчез.

– Тебе чего? – весело смотрел на нее Вадим.

Вика передала ему недавний разговор.

– Мне передать, что Вы завтра приедете?

– Приеду, куда я денусь, – себе под нос буркнул шеф, потом кокетливо взглянул на нее и громко произнес:

– Будь моей! – и выжидающе замолчал. Замолчали и все остальные. Ирина, смущенно улыбаясь, пряча в глазах любопытство, опустила голову так низко, что лоб почти коснулся стола.

«Что за дурацкая привычка ставить людей в глупое положение? Не смешно!»

– Хорошо, я передам, что Вы завтра появитесь, – словно не расслышав, ответила она и вышла. Но Вадим ее тут же окликнул:

– Ты хотела о чем-то еще поговорить?

– Да, – чуть неуверенно прозвучало в ответ. «Вот удачный случай!»

– Пойдем, тогда, поговорим!

Вика кивнула. Выйдя в коридор, остановились возле окна. Скрестив руки на груди, «император» сделал вид, что готов внимательно ее слушать, но черные глаза светились безудержным лукавством и еще чем-то…

– Так о чем ты хотела побеседовать?

– О главном бухгалтере.

Он недовольно поежился.

– Проблемы?

– Мы в одной упряжке работать не сможем. Она делает все наперекор. Мне очень тяжело сейчас. Нужна своя команда, а ее нет. Время идет. Кораблева работает как раньше, как привыкла, а я – как я привыкла. Делаю и свою работу и ее тоже.

– Чего ты хочешь?

– Вы человек мудрый, сами что посоветуете?

– Ты в курсе, что у нее несчастье в семье?

– Да, поэтому и терплю. Но это не может продолжаться бесконечно.

– Хочешь, я ее переведу на другой участок, другое предприятие? А ты себе кого-нибудь подыщешь?

– Господи, да я буду прыгать от радости!

– Я съезжу в Москву, потом подумаю, хорошо?

– Хорошо.

– Если она и в другом месте будет себя вести так же, то будем делать выводы…

Посмотрев на ее приоткрытый улыбающийся рот, он прикусил губу и быстрой походкой направился в другой конец коридора.

Колесникова ликовала! Наконец-то! Луч солнца на темном небосклоне! Поборов желание попрыгать, уверенными шагами направилась к себе. У нее теперь есть надежда. Окрыленная, воодушевленная, быстро дописала приказ об учетной политике, что получилось само собой, положила документ на стол отсутствующему директору. Теперь ее точно никто ни в чем не упрекнет! Все, что планировала, она сделала!

Офис пребывал в радостном ожидании. Все ждали возвращения «императора» из банка. С хорошими новостями.

– Готовишься к празднику? – заглянул к Вике Иван.

– Какому?

– Если дело выгорит и мы уйдем с более дешевой ставкой в Сбер, Вадим Сергеевич наверняка проставится. Премию даст.

Та лишь покачала головой и снова попыталась заняться работой, но общее возбуждение настолько заразительно! Следом за Ириной, она очутилась на улице, возле входа.

– Едет! – женщина бросила сигарету в железную банку и, поправив сползший с плеча неизменный палантин, величественно направилась в кабинет директора, чтобы сообщить об этом факте.