"Тот, кого раньше звали Фрицем Барбером, и раньше порой выказывал слабину, — думал худой. — Мне бы следовало заметить это раньше. Но теперь с ним больше не будет хлопот. Скоро, скоро произойдет великое событие! Скоро призрак Гитлера получит полное удовлетворение. Скоро не станет евреев. Они сгинут все до единого!

Ну а если при этом погибнет и кое-кто из арабов, большой беды не будет. Впереди — величественная цель, и нечего заботиться о безопасности тех, кто живет бок о бок с евреями".

Человек, который был в свое время самым молодым среди крупных эсэсовских чинов, стал натягивать на руки резиновые перчатки.

«Прежде чем я приступлю к осуществлению последней стадии нашей операции, — думал он, — я должен избавиться от этих американских агентов».

С этой мыслью Хорст Вессель стал рыться в медицинском оборудовании в поисках хирургической пилы.

Зава проснулась от пронзительного визга, какого не слышала с детства, когда возле ее родного киббуца потерпел крушение реактивный самолет.

Она вскочила, вернее, попыталась вскочить на ноги, поскольку джип несся по дороге, и воскликнула:

— Что случилось? Мы переехали овцу? Мы задавили индюшку?

Чиун обернулся к Римо.

— В чем дело? Неужели твоя безалаберная езда, которая может сравниться по бездарности разве что с твоим умением прыгать, лишила жизни еще одно живое существо? — сурово спросил он.

— Нет, папочка, — отозвался Римо. — Она имеет в виду тебя, а не меня.

— Что ты слышала, о юная особа? — спросил Чиун, оборачиваясь к Заве.

— Ужасный, пронзительный визг. Прямо мурашки поползли по телу. Это было ужасно!

— В таком случае я ни при чем, — успокоившись, отвечал Чиун, — Потому как я пел чудесную корейскую песню, которая баюкала тебя. Скажи честно, ты ведь действительно была убаюкана моим пением?

— Чиун! — сказал Римо. — Увы, она имеет в виду именно твое пение. Боюсь, что теперь за нами вдогонку бросятся все военные патрули и все волчьи стаи, какие только есть в округе на расстоянии двух десятков миль.

— Что ты понимаешь в колыбельных, — невозмутимо отвечал Чиун. — Веди себе машину, пачкун.

— Мы едем в машине? — осведомилась Зава. — Я действительно спала? О Боже, где мы находимся?

— Не волнуйся, — отозвался Чиун. — Мы в стране Ирода Чудесного, в государстве Израиль, на планете Земля.

— Но где именно? — не унималась Зава.

— Судя по карте, мы сейчас в районе Латруна, — сообщил Римо.

— Это хорошо, — обрадовалась Зава. — А то я испугалась, что мы проехали нужное место. Теперь смотрите, скоро будет поворот на Реховат. Я забыла вам сказать, что мы выследили тех, кто пытался вас уничтожить. Они работали в институте Вейсмана.

Когда они прибыли в Реховат и нашли институт, им удалось отыскать комнаты палестинцев без лишних расспросов. Там оказалось пусто, безлюдно и не было ничего, что могло бы навести на след. Это были клетушки со стенами из шлакоблоков, в каждой из которых имелся деревянный стол, деревянный шкафчик, деревянная кровать и деревянная, застланная грубой парусиной кровать.

— Наши люди уже осмотрели эти помещения, — сообщила Зава, — но так и не смогли найти ничего, что бы вывело их на тех, кто стоял за этими палестинцами.

Чиун вышел в коридор, а Римо еще расхаживал по последней из комнат. Ему в руки попался учебник.

— Эти типы здесь работали или учились? — спросил он у Завы.

— И то, и другое, — отвечала она. — Их работа, конечно, отвлекала от занятий, но тем не менее они все же ходили и на лекции. А что?

— Ничего особенного. Просто учебник по биологии, как мне кажется, не входит в число бестселлеров, любимых арабами. Ведь это учебник биологии?

Внезапно в дверях появился Чиун. В руках у него было по книге.

— Что ты делаешь? — спросил у него Римо.

— Работаю, — последовал ответ. — А ты что делаешь? — в свою очередь поинтересовался старик кореец.

— Ничего не делаю, — признался Римо.

— Вот именно, — сказал Чиун, бросая книги на пол. — Пока вы обменивались воспоминаниями о съеденных вами гамбургерах, я за вас трудился в поте лица. Вот, полюбуйтесь.

Римо посмотрел на валявшиеся на полу книги и сказал:

— Молодчина, Чиун, только я сомневаюсь, что институт позволит тебе забрать их с собой. Попробуй заглянуть в столовую. Может, там тебе что-то обломится?

— Ты слеп, — ответствовал Чиун. — Ты смотришь, но не видишь. А я сказал «полюбуйтесь», надеясь, что ты все же кое-что заметишь.

— Минуточку, — сказала Зава, опускаясь на колени. — А что, эти книги из других комнат?

— Именно! — сказал Чиун. — Ты уверена, что у тебя в Корее нет родственников?

Римо озирался по сторонам с видом полнейшего недоумения.

— Может, кто-нибудь из вас объяснит, что происходит? — спросил он.

Зава подошла к столу и взяла учебник биологии, лежавший там.

— Смотри, Римо, — сказала она. — Это такой же учебник, как и те два. Полюбуйся!

— И ты туда же. Зава! Ладно, ну и что с того?

— Это и есть след. Эти палестинцы ходили вместе на занятия к одному преподавателю.

— Ну, может, хотя бы дальние родственники? — не унимался Чиун. — Да, небольшая подготовка, и ты далеко пойдешь, смею тебя уверить.

Римо недобро посмотрел на Чиуна, потом опустился на колени рядом с Завой и распахнул книгу. На форзаце имелась какая-то запись на иврите.

— Так-так... — сказал он. — Но что это означает?

— Биология, — прочитала Зава. Комната Б-27 Преподаватель — доктор Мойше Гаван.

Римо захлопнул книгу и бросил ее обратно на пол рядом с остальными.

— Ну что ж, навестим доктора Мойше Гавана, — предложил он.

Они двинулись по коридору института Вейсмана на поиски комнаты Б-27. Она оказалась в подвальном этаже, в правом крыле.

Несмотря на ранний час, вокруг бурлила жизнь. Мимо троицы чужаков сновали взад и вперед люди. Они в основном были старше, чем предполагал Римо, и многие были в форме. Те, кто помоложе, выглядели довольно кисло. Римо подумал, что у них зеленые годы и зеленый вид.

— Мы что, пришли во время пожарной тревоги? — прошептал он Заве. — У них учения?

— Это не пожарные, — прошептала она в ответ. — Это полицейские.

Возле комнаты Б-27 собралась толпа. Там стоял запах, который Римо не спутал бы ни с чем на свете. Этот запах преследовал его повсюду. Пахло смертью.

— Оставайтесь здесь, — сказал он Заве и Чиуну, — а я попробую выяснить, что случилось.

— Здесь пахнет свининой, — сообщил Чиун. — Я лучше подожду в машине. — И с этими словами он двинулся прочь, махнув рукой Заве, чтобы она шла за Римо.

Римо протиснулся через толпу студентов и преподавателей и оказался рядом с дюжим полицейским. Тот обернулся и грубым голосом сказал что-то на иврите. На это Римо ответил по-корейски, упомянув мать полицейского и ослиные уши. Полицейский пробурчал еще что-то, и Римо уже собирался перейти на более понятный язык, когда между ними выросла Зава, предъявила какую-то карточку и заговорила с полицейским, стараясь его успокоить. Полицейский поднял руку, и они прошли дальше.

Римо и Зава остановились у двери комнаты Б-27. Если бы они двинулись дальше, то угодили бы в кровавую лужу.

Кафельный пол был словно застлан кровавым ковром. В центре комнаты они увидели свастику, сложенную из рук и ног того, кто еще недавно был человеком. Вокруг свастики стояли подносы с разделанными свиными эмбрионами.

— Некоторые люди слишком рьяно относятся к своей работе, — сказал Римо. — Как увлекутся, так и не могут остановиться.

Зава отошла от дверей.

Римо пригляделся и увидел карточку в верхнем правом углу свастики. Там значилось: «Доктор Мойше Гаван». Грубый голос за спиной Римо что-то спросил.

Римо обернулся, увидел полицейского, а за спиной блюстителя порядка и Заву.

— Он хочет знать, закончили вы или нет, — пояснила Зава.

— Закончил, — сказал Римо. — Пошли.

Он снова стал пробираться через толпу. Впереди шли и о чем-то беседовали полицейский и Зава. Римо похлопал ее по плечу.