— Я понял.

— Вы, между прочим, живете в общежитии, которое принадлежит нашей корпорации, и ни копейки не платите за жилье. Вам не кажется, что после этого требовать с нас деньги за интервью попросту некрасиво? Не говоря уже о том, что неэтично.

— Не кажется, — сказал Гусев. — Я отсюда могу съехать хоть сегодня, а вы второго удачно размороженного будете еще годы ждать.

— Минутку, я должна посоветоваться.

Судя по звукам, трубку на той стороне положили на стол. Гусев услышал отдаленные переговоры, ведущиеся гневным шепотом. Всех подробностей он не уловил, но словосочетание «тот еще сукин сын» расслышал очень хорошо.

Наконец, девушка из рекламного отдела снова подошла к телефону.

— Три, — сказала она.

— Три пятьсот, — сказал Гусев, но уже чисто из вредности.

— Договорились. Нормально будет, если мы к полудню подъедем?

— А сейчас сколько?

— Десять утра.

— Тогда нормально, — сказал Гусев.

Завершив телефонный разговор, Гусев отправился в санитарный конец коридора. Завершив утренние омовения, он понял, что хочет кофе и курить.

Гусев спустился на третий этаж, где находилась специально оборудованная комната, где и выкурил сигарету в гордом одиночестве. С кофе было сложнее. Сходить за продуктами он так и не удосужился, посвятив вчерашний вечер более приятным делам.

Гусев отправился на кухню, в надежде встретить там кого-нибудь, кто одолжил бы ему ложку кофе, но кухня оказалась пуста. Шарить по чужим шкафчикам Гусев не решился.

Вместо этого он вышел на улицу, чтобы поискать ближайшее кафе.

Ближайшее кафе обнаружилось в соседнем здании, буквально в двух шагах от общаги. И там, о счастье, даже была оборудована зона для курящих. Гусев заказал чашку кофе, закурил сигарету и достал из кармана свой новый телефон. Надо же когда-то начинать осваивать эти чертовы новые технологии.

Меню телефона состояло из доброй сотни разных непонятных значков, и Гусев уже готов был впасть в уныние, когда увидел заветное слово «интернет».

Он ткнул пальцем по значку, и…

«В данный момент услуга недоступна. Для соединения с сетью предъявите свой общегражданский паспорт».

Гусев повертел аппарат в руках и обнаружил с левой стороны отверстие, по размерам совпадающее с электронным документом, который выдал ему Кац. Рядом находилась пиктограмма, показывающая, какой именно стороной означенный документ следовало предъявить.

— Надо же, интернет по паспортам, — восхитился Гусев. — Сбылась мечта идиотов.

Он глотнул кофе и стряхнул пепел.

В его время то и дело поднимались разговоры о том, что в интернете слишком много всякого разного и там стоит навести порядок, но дальше разговоров это никогда не заходило. Потому что даже самые оголтелые сторонники урегулирования, а их тогда было отнюдь не большинство, понятия не имели, как этот самый порядок можно навести. Не было в те времена технических возможностей.

Теперь, видимо, они появились.

Гусев достал из кармана паспорт, сунул его в телефон и стал ждать. Надпись на экране сменилась и известила Гусева об устанавливающемся соединении и регистрации в сети. По словам телефона, это могло занять несколько минут.

Гусев докурил сигарету и заказал еще кофе. Телефон подмигнул ему экраном.

«Привет, Антон».

Здороваться с телефоном было глупо, и Гусев просто ткнул пальцем в слово «привет».

«Вам была заведена личная страница в социальной сети „Моя страна“. Для редактирования своих данных просто кликните на это сообщение».

Гусев почувствовал, что он свой новый телефон уже не любит, но на сообщение кликнул.

С экрана телефона на Гусева уставилась его собственная фотография, отсканированная с паспорта. Гусев бегло просмотрел страничку. Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, места учебы и информация об армейской службе редактированию не поддавались. Подправить можно было только всякие мелочи, вроде политических взглядов (по умолчанию стояли «индифферентные») и исповедуемой религии. Сначала Гусев поискал ссылку на удаление аккаунта, но таковой не обнаружилось. Тогда он поменял «православие» на «светский гуманизм», а политические взгляды трогать не стал, так как в нынешней политике совсем не разбирался.

Информационный блок в правой верхней части экрана сообщил Гусеву, что на данный момент в социальной сети «Моя страна» зарегистрировано двести с лишним миллионов пользователей.

Телефон пискнул, извещая Гусева о новом полученном сообщении. Гусев открыл вкладку и обнаружил, что у него появилось три новых друга. Никого из этих людей Гусев не знал, да и не мог знать. У него вообще не было друзей, ни в старой жизни, ни, тем более, в новой.

Пока он раздумывал, что делать с тремя новоприобретенными знакомыми, жаждущими его дружбы, телефон пискнул еще раз и их количество увеличилось до семи. К тому моменту, как Гусев допил вторую чашку кофе и разобрался, как отключить звук, их было уже двадцать шесть.

Съемочная группа, состоящая из двух человек, появилась ровно в полдень, как и было обещано. Гусев отметил, что и девушка Ирина, с которой он разговаривал по телефону, и оператор Паша носили оружие. У Ирины был небольшой дамский пистолетик в кобуре под цвет юбки, а Паша носил на поясе здоровенный револьвер, который делал его похожим на ганфайтера из фильмов о Диком Западе.

— Так, а почему вы лысый? — поинтересовалась Ирина. — Вы же не были лысым. Он же не был лысым, да, Паша?

— Я побрился, — объяснил Гусев.

— Зачем?

— Чтобы голова дышала.

— Нет, — сказала Ирина. — Мне это решительно не нравится. Целевая аудитория может подумать, что во время криохранения вы потеряли все свои волосы. Это потенциально негативный момент, а потенциально негативных моментов следует избегать. Паша, дай ему свой бейсболку.

Гусев напялил бейсболку.

— Нет, — сказала Ирина. — Так тоже плохо. Получается, что мы что-то от зрителя скрываем, и зритель может это увидеть. Снимите бейсболку.

Гусев снял бейсболку и вернул ее Паше.

— И что же мне теперь с вами делать? — поинтересовалась Ирина.

Гусев пожал плечами.

— Ладно, снимем так. А волосы мы вам потом подрисуем. Ведь подрисуем же, Паша?

Паша кивнул.

— И пусть они будут мягкими и шелковистыми, — попросил Гусев.

Ирина шутки не оценила.

— Вот текст, — сказала она, передавая Гусеву машинописную страницу. — Хорошо бы, если бы отвечали так, как тут написано, и не несли отсебятины.

Пока Паша устанавливал камеру, Гусев ознакомился со сценарием. Ничего особо выдающегося, обычный рекламный текст. В начале карьеры ему приходилось выдумывать такую ерунду километрами, и он научился писать ее левой ногой, даже не подключая к этому занятию мозг.

— Мы готовы начинать? — спросила Ирина.

— Сперва я хотел бы удостовериться, что вы мне заплатили.

— Хорошо, — вздохнула Ирина.

Она взяла Гусевский телефон и быстро научила его, как связать аппарат с банковской картой. Пройдя авторизацию, Гусев вывалился в свой личный кабинет и убедился, что этим утром его счет увеличился на три с половиной тысячи рублей. Гусев удовлетворенно хмыкнул и нацепил на лицо самую жизнерадостную гримасу, на которую только был способен.

Съемки закончились к половине четвертого. Было записано три варианта ролика — с Гусевым, сидящим на фоне окна, с Гусевым, сидящим на фоне включенного без звука телевизора, и с Гусевым, гуляющим по улице. Гусев улыбался, нес стандартную чушь про хорошее обслуживание, доброжелательный персонал клиники «Вторая жизнь» и его отношение к пациентам, про то, в какой восторг его приводит словно чудом преобразившаяся страна и выражал надежду, что теперь, в новой жизни, все у него должно получиться не хуже, чем в старой.

Гусев давно усвоил, что жизнь в цивилизованном обществе покоится на устойчивой системе из лицемерия и вранья. Ты интересуешься, как идут дела, у человека, чья жизнь тебе абсолютно неинтересна. Ты заверяешь в бесконечном уважении человека, которого с удовольствием придушил бы и закопал на заднем дворе, если бы тебе не мешал страх уголовной ответственности. Ты превозносишь мудрость начальника на совещании, а в курилке обсуждаешь с коллегами, какой же он надутый индюк. Ты говоришь своей девушке, что ей идет ее новое платье, даже если ты абсолютно не разбираешься ни в платьях, ни в девушках.