Дик ковырял пол гигантским ботинком.

— Неужели ты счастлива, что покидаешь нас, Вилли? — Дэн не сказал ничего, но он никогда ничего не говорил, если Дик мог сказать за них обоих.

Вилла вздохнула и взяла по массивной лапе юношей в каждую из своих рук. Они были таким детьми, несмотря на все свои размеры. Она была их старшей сестрой на протяжении более чем двенадцати лет, но это никогда не прекращало удивлять ее.

— Вы знаете, что я люблю вас, ребята. Я никогда не покинула бы вас, если бы мне не нужно было этого делать, но женщина должна следовать за своим мужем. Если он уезжает, то с ним должна ехать и я.

— Но кто будет присматривать за тобой, Вилли, и колотить тех, кто будет слишком нахальным и все такое?

Вилла нахмурилась.

— Мой муж защитит меня, — она надеялась на это.

Они дружно обернулись, чтобы посмотреть на мужчину, седлающего мощного мерина. Он выглядел так, словно почувствовал их совместный взгляд, и его взгляд стал немного диким, как если бы он ничего так сильно не хотел в этот момент, как исчезнуть. К счастью, на всякий случай, Дик следил за ним.

Дэн нетерпеливо покачнулся.

— Ты уже знаешь, кто он, Вилли? — двое молодых людей с надеждой смотрели на нее.

Вилла поджала губы и посмотрела на своего новобрачного, наклонив голову.

— Кто он? Хм-м.

Это была игра, в которую они играла с мальчиками, и которой ее научили ее родители-натуралисты. Нужно было сопоставить человека с каким-нибудь представителем дикой природы по тому, как он или она представлялись миру. В конце концов, каждый вид живых созданий имеет характеристики, на которые можно рассчитывать, когда предсказываешь их поведение. Гончая будет преследовать все, что бежит. Сорока будет воровать все, что блестит.

Это была всего лишь глупая игра для гостиных, но Вилла не раз находила ее очень полезной.

Что же касается ее новобрачного супруга… ну, она была совершенно уверена, что Натаниэль Стоунвелл был большим, чем казался.

Джентльмен с загорелой кожей и мозолистыми руками. Путешественник, носящий одежду, подходящую для любого денди, но эти вещи были заштопаны и изношены дорогой, как будто для него сама эта одежда ничего не значила. Мужчина, который ездил на дорогой лошади, но заботился о ней сам, а не позволял делать это мальчику на конюшне.

В самом деле, интересная загадка. К счастью, Вилла ничего не любила больше, чем выяснение подробностей.

Думая об исследованиях, она вспомнила о своих родителях и о тех днях, которые они проводили втроем, блуждая по полям. Отрывок воспоминания, просто тень ее прежней жизни, пронесся через сознание Виллы, принеся тоску и желание вернуться назад в мир, где не было проблемы, которая не могла бы решиться в один момент на коленях у ее матери.

Мать Виллы смеялась, ее юбки были высоко подобраны, она несла сачок и мензурку, когда входила в ручей. Вилла не могла вспомнить ничего больше, чем этот смех, звучащий в унисон с журчанием ручья и то, как пестрый свет отражался от сияющих волос ее матери.

И отец и мать Виллы были натуралистами-любителями, больше интересовавшимися существами животного мира, чем людьми. Их не беспокоило Общество, и они покинули Лондон, чтобы жить на природе, которую они так любили. Дерритон привлек их своим добродушным и терпимым населением, какое только могла предоставить преуспевающая деревня.

Затем по деревне прокатилась эпидемия лихорадки, и стало слишком поздно. Слишком поздно для разговоров о женственности и мужских тайнах. Слишком поздно для приданого и свадебных приготовлений. Слишком поздно, чтобы иметь мать, когда она больше всего в ней нуждалась.

Волна острого одиночества накатила на Виллу. Позволив себе еще один искренний вздох, перед тем как еще раз обратиться к проблеме, Вилла посмотрела на мужчину, рядом с которым она будет спать всю оставшуюся жизнь.

Что это была за странная мысль. И возможно не совсем неприятная. В конце концов, она была здоровой девушкой, оценивающей прекрасно выглядящего мужчину. Это было ее самым заветным желанием — выйти замуж за кого-то доброго и благородного, завести детей, снова иметь свою собственную семью.

Этот определенный мужчина, несомненно, казался хорошо сложенным. Ей пришло в голову, что сейчас самое время провести некоторое расследование. Они были женаты, в конце концов. Вилла приблизилась к нему, постаравшись улыбнуться как можно ярче, и удостоверившись, что она на всякий случай заблокировала дверь конюшни.

— Вы не хотите чего-нибудь поесть, муж? — вся деревня все еще была на свадебном завтраке. Если бы поздравления не были настолько сердечны, Вилла могла бы посчитать себя оскорбленной от внушительного размаха идущего празднования.

Мистер Натаниэль Стоунвелл бросил на нее осторожный взгляд, затем покачал головой и повернулся обратно к своей лошади. Ободренная, Вилла выдохнула:

— Но вы должны это сделать. Мы накрыли превосходный стол. Каждый человек в Дерритоне сидит там, желая поздравить вас. Это очень милая деревня и каждый здесь присматривает за каждым.

Хотя то, что каждая душа знала о делах другого человека все, вплоть до последних смущающих деталей, могло иногда быть надоедливым. Но Вилла не сказал этого вслух.

Он не ответил, только чистил свою лошадь все более длинными и мощными движениями. Как печально. Спаси меня небо от еще одного неразговорчивого мужчины.

Но все же ей нравилось смотреть, как его плечи двигаются под рубашкой, когда он работал скребницей. Они слегка перемещались и напрягались с каждым движением. Восхитительно. Вилла поморгала, чтобы избавиться от мечтательности, и вернулась к задаче, стоящей перед ней. Ей нужно узнать о намерениях Натаниэля Стоунвелла.

— Откуда вы, сэр? Вы — мы — поедем далеко?

Раз, хотя бы раз, Вилла хотела бы пропутешествовать далеко, далеко от Дерритона и простой жизни, которую она вела, наблюдая за сменой времен года и изучая землю. Возможно, увидеть новые места, потому что все, что лежало за пределами десяти миль от деревни, будет новым для нее.

Натаниэль Стоунвелл снова не ответил. Движения скребницы стали более короткими и быстрыми, но все еще достаточно сильными. Эти движения заставили его тело сгибаться еще сильнее, и Вилла не смогла удержать свой взгляд от путешествия вниз по его хорошо сидящим на нем брюкам.

О небеса. Какое зрелище.

— Мисс Вилла! Хорошо, вы уже здесь.

Вилла отвернулась от захватывающего зрелища ягодиц нагнувшегося Натаниэля Стоунвелла, чтобы увидеть, как Мойра широко распахнула дверь конюшни. Джон прошел внутрь, с еще одним битком набитым мешком на плече. Он сбросил его на землю, как будто это была простая подушка с перьями, но мешок приземлился с солидным звуком, который привлек внимание даже Натаниэля Стоунвелла.

— Осторожно, ты огромный мужлан! Там свадебные подарки Вилли. И так уже достаточно плохо, что Дэн разбросал все ее упакованные вещи. Настоящий беспорядок, вот что он натворил.

— Нет, мам! Ее комната уже была…

— Ничего подобного, — отругала его Мойра. — Позор на тебя, обвиняешь Вилли, а она всегда содержала свою комнату в абсолютном порядке!

С удовлетворением отряхнув руки, Мойра повернулась к Вилле.

— Все твои вещи упакованы, дорогая, все, вплоть до библии твоей мамы.

Вилла моргнула. С нарастающей тревогой она осознала, что через несколько минут она отправится в мир с неизвестным мужчиной.

— Но… еще несколько часов… — или дней. Или даже месяцев!

— Ты теперь замужняя женщина, и ты едешь со своим мужем, — Мойра вытерла руки своим передником.

Но просто уехать, вот так…

Вилла повернулась, чтобы найти поддержку у мальчиков, но они только покраснели и отвернулись. Натаниэль Стоунвелл может помочь ей, — подумала она. Все что ему нужно было сделать — это сказать, что они останутся в Дерритоне еще на некоторое время.

Она бросила на него умоляющий взгляд, только для того, чтобы увидеть, что он уже погрузил первый мешок на свою лошадь. Дик подал ему другой, и вот так, Вилла Трент больше не жила в Дерритоне.