Однажды Итты убил большого моржа. Убил, поделил на равные части мясо и раздал всем людям стойбища. Жена Итты понесла Инеу его долю мяса. Но Инеу этого было мало.

— Пусть отдаст мне половину добычи, — сказал он жене Итты и прогнал ее из яранги.

Тогда Итты сам понес Инеу мясо.

— Я разделил все мясо охотникам, потому что они голодают, — сказал Итты. — В другой раз я принесу тебе больше.

Увидев, что это тот же самый кусок мяса, Инеу рассвирепел.

— Вон! — закричал он Итты. — Пороху и патронов больше не получишь! Я посмотрю, как ты будешь охотиться! Может, тогда научишься уважать хозяина!

Много раз приходил после этого Итты к Инеу, просил у него патронов, а Инеу все прогонял его. Наконец, надоело Итты унижаться. Наточил он получше свой охотничий нож и пошел с этим ножом в торосы. Долго ли, коротко ли бродил он в торосах — никто не знает, но когда вернулся, люди всего стойбища сошлись в его ярангу есть свежую медвежатину. Через несколько дней Итты снова ушел в торосы и снова принес тушу белого медведя.

Но вот пригрело солнышко, стал таять лед в океане, и по разводьям подошла к стойбищу шхуна белого купца с Аляски. Купец поставил палатку возле яранги Инеу и повел с ним торговлю. На чай, табак и патроны менял купец у Инеу шкурки песцов и красных лисиц. Ни один охотник не мог отнести свой товар прямо купцу. Инеу следил за охотниками, забирал у них пушнину, а платил куда меньше, чем получал за нее от купца. Американец обманывал Инеу, а Инеу — охотников.

Как-то раз пришел купец в ярангу к Итты и говорит ему:

— Я слышал, у тебя есть шкуры белого медведя, не пробитые пулями. Покажи мне.

Итты достал из полога белую шкуру и разостлал ее на земле. Шкура была так велика, что едва вмещалась в яранге.

— Такого медведя ты убил ножом? — удивился купец.

— Да, — сказал Итты, — одним ножом.

— Ты смелый охотник, — похвалил его купец. — Если ты принесешь мне десять таких шкур, я дам тебе столько патронов, чая и муки, сколько сможешь унести. Моя шхуна простоит здесь две недели, так что торопись…

У берега лед еще лежал крепкий, торосистый, и Итты пошел на охоту. Но на этот раз он взял с собой и сына Ателькуна. Сыну было всего двенадцать лет, но Итты считал, что ему пора начинать самому добывать себе пищу.

Прошло десять дней. И вот Итты отнес купцу десять белых, как снег, медвежьих шкур, не пробитых пулями. В то время в палатке купца сидел Инеу, попивал чай вприкуску.

Купец долго рассматривал каждую шкуру, потом сказал, кивнув на Инеу.

— Завтра он отдаст тебе все, что я обещал. А теперь иди.

Назавтра Итты пошел к Инеу за расчетом. Он удивился, не увидев возле яранги палатки купца. Посмотрел на море — шхуны на рейде тоже не было.

— Нет его, в тундру уехал, — ответила Итты жена Инеу. — Да он тебе ничего и не даст. У купца надо было брать.

Печальный шел домой Итты. А войдя в свою ярангу, увидел незнакомых людей. Сперва он подумал, что приехали новые купцы, но когда один из них, тоже эскимос, у которого на лице был шрам от медвежьих когтей, заговорил с ним, он понял, что люди эти такие же, как и он, охотники. Эскимос со шрамом задавал странные вопросы: сколько оленей у Инеу и сколько у Итты, сколько муки и пороха у Инеу и сколько у Итты? Потом попросил Итты, чтобы тот созвал в ярангу всех охотников стойбища.

Вскоре стойбище облетела удивительная весть: в тундру пришла новая власть, она заберет у Инеу все товары и раздаст всем охотникам.

Уезжая, незнакомые люди обещали скоро вернуться и все сделать так, как они говорили.

Но не успели они отъехать за сопки, как в стойбище вернулся Инеу. Он тоже созвал в свою ярангу всех мужчин.

— Не верьте этим людям, они хуже полярных волков, — сказал он. — Если они опять придут к нам, то убьют всех нас, а наших жен увезут с собой. Я дам вам патроны и порох. Этих людей надо встретить огнем.

— Неправда! — крикнул Итты. — Люди, которые приезжали, сказали правду. Ты обманываешь нас! Мы больше тебе не верим!

— Ты обиделся потому, что я не рассчитался с тобой, — ласково сказал ему Инеу. — Но ведь я уезжал в тундру. Сейчас ты получишь все, что обещал купец. А если завтра принесешь мне такую шкуру, я заплачу тебе больше, чем стоят все десять шкур.

И Инеу вправду дал Итты много чая, муки и патронов. Поверил Итты Инеу и на другой день пошел в торосы добывать ему шкуру. Но больше в стойбище он не вернулся. Его ждали три дня, потом все поняли, что Итты погиб. Только сын его Ателькун не хотел этому верить. Он сам отправился искать отца и нашел его мертвым в торосах. Ателькун прибежал в стойбище и, обливаясь слезами, стал просить у Инеу упряжку.

— Зачем тебе упряжка? — ласково спросил Инеу.

— Отец лежит в торосах, его надо скорее забрать.

— Мне очень жалко твоего отца, — сказал Инеу и вытер ладонью заслезившиеся узкие глаза. — Но он сам виноват. Я дал ему патроны. Зачем он пошел в торосы без ружья?

— Но ты хотел, чтоб он убил медведя ножом и принес тебе шкуру, — сказал Ателькун.

— Я этого не хотел, — вздохнул Инеу и добавил: — И у меня нет свободной упряжки. Все мои упряжки заняты.

Ателькун вышел из яранги и остановился, не зная, что же делать. И вдруг услышал голос Инеу в яранге.

— Ты стрелял в спину? — спрашивал Инеу у своего взрослого сына.

— Нет, сбоку, — ответил тот. — Но я не смотрел, куда попала пуля. Он сразу упал.

— Хорошо, — сказал Инеу. — Пусть теперь лежит, пока не сожрут волки.

— А если узнают, кто убил? — спросил сын.

— Когда узнают, мы уже будем в Ледяной долине. Потом перейдем на Аляску.

«Так вот почему не вернулся отец! — екнуло сердце у Ателькуна. — А теперь они хотят удрать к белым купцам!»

Он вспомнил, что говорил отец о людях, которые к ним приезжали. Они живут в большом стойбище. Туда можно попасть, если все время ехать прямо на Голубую звезду.

Ателькун побежал к старику Какле. Отец очень любил Каклю и рассказывал, что когда-то он был самым лучшим охотником в стойбище.

Теперь же Какля редко выходил из яранги, а больше спал в своем пологе, завернувшись в теплые шкуры.

— Дай мне твои нарты, Какля, — попросил старика Ателькун. — Мне очень нужно.

— Возьми, — ответил старик, выглядывая из полога. — Но они старые, могут рассыпаться в дороге, я давно не ездил на них.

— Я поеду осторожно, — ответил Ателькун.

Голубая звезда зажглась, когда упряжка Ателькуна во весь дух неслась по тундре. Собак не приходилось понукать. Они словно чувствовали тревогу Ателькуна и мчались, как ветер.

Ателькун ехал всю ночь и весь следующий день и наконец попал в большое стойбище. Он остановил собак и стал спрашивать у каждого прохожего, где найти эскимоса со шрамом на лице. Люди удивленно смотрели на мальчика, пожимали плечами и уходили своей дорогой. Но одна женщина взяла Ателькуна за руку и повела с собой. Они пришли в необычную, каменную высокую ярангу, и Ателькун увидел того, кого искал.

— К вам, Иван Иванович, — сказала женщина, подведя Ателькуна к столу, за которым сидел эскимос со шрамом.

Не прошло и часа, как Ателькун возвращался в свое стойбище. На нартах, позади него, сидел Иван Иванович. Шестеро милиционеров ехали на трех других нартах.

До стойбища осталось не больше десяти километров. Дорога шла по замерзшей еще лагуне. Утомленные собаки начали сдавать. И тут случилось то, о чем предупреждал старик Какля: нарты, не выдержав тяжести двух седоков, треснули.

Полозья разошлись в сторону, и Ателькун с Иваном Ивановичем очутились на льду. Собаки галопом понеслись вперед, волоча за собой поломанные нарты.

Дальше пришлось идти пешком. Ателькун так торопился, что Иван Иванович не поспевал за ним.

— Куда спешишь? — говорил Иван Иванович. — Там уже наша милиция, Инеу никуда не убежит…

Когда они пришли в стойбище, Инеу и его сын были уже арестованы. Два милиционера уже отправились на розыски отца Инеу.

Ну, а летом в стойбище приехала Зоя Викторовна Прядкина, та самая женщина, которая встретила когда-то на улице Ателькуна и привела его к Ивану Ивановичу. В стойбище открылась школа, и Зоя Викторовна стала учить ребят грамоте. Лучше всех у нее учился Ателькун, а когда стали принимать в пионеры, его приняли первым.