Холлисон откинулся спиной на переборку с видом человека, с которого свалился тяжелый груз, который, наконец, выполнил свой давнишний долг.

С души Артура тоже свалился груз. На две тысячи в год, да еще с условием, что он должен их отрабаты­вать, далеко не уедешь. Не много толку и от неопреде­ленной надежды, что он когда-то что-то получит по за­вещанию. Но теперь он знает наверняка. Через несколько дней он, Артур Кросс, станет одним из двух наслед­ников большого состояния. И если дядя Чарльз умрет, он тут же получит эти деньги.

Глядя на лысую голову Холлисона, Артур думал: один удар по ней чем-нибудь тяжелым — и дело сде­лано.

Его настроение улучшилось. Сбылись его самые за­ветные мечты. После месяцев тревоги и страха он, на­конец, сможет действовать! Он получит то, что хочет, то, что ему нужно — кучу денег, авиабилет в Южную Америку и новую жизнь. Но пока придется вести очень осторожную игру.

— Большое вам спасибо, дядя Чарльз. Не знаю да­же, чем я это заслужил. В конце концов, Джеффри .— ваш сын, а я... Конечно, вы никогда не делали между нами различия, но по сути дела я не имею никаких прав на ваше состояние. Во всяком случае это — воп­рос будущего. Правда, Джеффри? Я с удовольствием вернусь на фабрику и буду очень стараться. Если вы увидите, что я уже не тот, вы всегда можете меня уво­лить. Когда мне приступать к работе?

— Превосходно,— сказал Холлисон.— Значит, дого­ворились. А где ты собираешься жить, Артур? У нас дома есть несколько свободных комнат, так что милости про­сим. По правде говоря, я буду рад, если в доме поя­вится еще одна живая душа. Миссис Армстронг — весь­ма достойная особа, но только чересчур строга. Хоте­лось бы, чтоб в доме кипела жизнь, приходили бы де­вушки — пора вам, молодые люди, подумать и о женитьбе.

— Только не все сразу,— отозвался Артур.— Джеф­фри, почему бы тебе не пригласить девушек из Женско­го Корпуса? Устроили бы вечеринку...

— Отличная мысль,— расплылся Холлисон.— От меня будет пара бутылочек портвейна.

— Так вот, дядя, насчет квартиры,— сказал Артур. — Я с удовольствием поживу у вас, если можно, но у меня ведь есть квартира в Твикенхеме — там остались все мои книги и мебель. Я надеюсь, что мне ее вернут. Все-таки хочется иметь собственную берлогу.

— Как хочешь, мой мальчик, а мой дом всегда к твоим услугам. Во всяком случае, надеюсь, что мы бу­дем часто собираться втроем.

— Конечно,— сказал Артур.

— Ну ладно, как будто все. А теперь поехали домой. Как раз вернемся к чаю. Уже холодает.— Холлисон удовлетворенно вздохнул.— Чудно провели денек!

Джеффри вымыл руки в маленьком камбузе и приб­рался в каюте. Они спустились в ялик, и на этот раз за весла сел Джеффри. Прилив подхватил легкую лодоч­ку, и Джеффри лишь слегка подгребал, любуясь изящ­ными линиями «Беглянки».

— Должен тебе сообщить,— сказал Артур,— что у тебя на роже расплылась глупейшая улыбка.

— Очень может быть,— ответил Джеффри.— Не на­любуюсь на нашу «Беглянку»!

— Ох уж эти моряки,— насмешливо заметил Артур.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Кросс немедленно принялся разрабатывать план убийства дяди. Его не беспокоили угрызения совести — совесть его умерла медленной мучительной смертью в концлагере, как нерв в прогнившем зубе. Он не испы­тывал к Холлисону ни привязанности, ни жалости, но не испытывал и неприязни. Кроссу стали чужды мно­гие простые человеческие чувства. Сейчас им руково­дило одно — страх. Он видел слишком много смертей, и вовсе не хотел сам умереть. Он собирался жить и наслаждаться всеми благами жизни.

Кросс не знал точно, сколько денег ему достанется после смерти дяди, но Холлисон был богат, а жил весь­ма скромно. Во всяком случае, его дом в Ричмонде не отличался роскошью: прислуги было только два чело­века — экономка и приходящая горничная. Собствен­но говоря, старик мог позволить себе гораздо более ши­карную яхту, чем «Беглянка», но Холлисон, создавший свое дело почти из ничего, знал цену деньгам и не был склонен сорить ими. Так что наследство обещало быть порядочным.

С самого начала Кросс поставил себе цель рассчи­тать план убийства как ходы в шахматной задаче, пре­дусмотрев все возможные варианты. День за днем, си­дя у себя в кабинете на фабрике, Кросс перебирал их в уме. Беседовал ли он с людьми, нанимающимися на работу, разговаривал ли с заказчиком, диктовал ли письма — все это происходило как бы на поверхности его сознания. Въехав недели через две в свою преж­нюю квартиру, он часами лежал, запершись, на диване, курил и обдумывал план убийства.

Главное — ему необходимо железное алиби. При каких бы обстоятельствах ни умер дядя Чарльз, Кросс и Джеффри автоматически попадали под подозрение, как его наследники. И в первую очередь Кросс, пос­кольку племянник скорее убьет богатого дядю, чем сын — богатого отца. Это подозрение будет подспуд­но гнездиться в голове следователя. Поэтому убийство надо совершить таким образом, чтобы следствие с са­мого начала исключило Кросса из числа подозревае­мых. А если у Джеффри алиби не будет — тем лучше. От этого план Кросса только выиграет.

Он спрашивал себя: каким условиям должно отве­чать фальшивое алиби? Во-первых, необходимо, чтобы время смерти было установлено как можно точнее. Об этом ему надо будет позаботиться. Тут нет ничего осо­бенно сложного.

Затем нужны надежные свидетели, люди беспристрастные и по возможности нормальные, не эксцентрики; надо, чтобы они не были под хмельком и были в здравом уме и доброй памяти. Их должно быть по крайней мере двое.

От них потребуется, чтобы они заявили под при­сягой, что подозреваемый не покидал их общества в течение всего того времени, когда могло совершиться убийство... Нет, это невозможно: убийство все же надо когда-то совершить.

Можно подойти к вопросу с другой стороны. Свиде­тели должны знать — не предполагать, но знать — что отсутствие подозреваемого в течение нескольких минут не играет никакой роли, поскольку он находился так далеко от места убийства, что физически не мог иметь к нему никакого отношения. Если, например, они в это время находились на расстоянии получаса езды на ав­тобусе от места убийства, отсутствие в течение пяти минут не имело никакого значения.

Короче говоря, чтобы получить идеальное алиби, ему надо как-то внушить двум здравомыслящим и чест­ным свидетелям, что они были совсем не там, где на самом деле.

Это логически стройное рассуждение так понрави­лось Кроссу, что он наградил себя за него рюмкой виски. Но как воплотить эту мысль на деле, он не знал. Кросс нервно взъерошил волосы. Если бы можно было, посоветоваться с Муссфельдом, его шахматным парт­нером в лагере. Он представил себе Муссфельда: сидит, развалившись в кресле, очки в стальной оправе сдви­нуты на лоб, в толстых губах зажата гаванская сигара, Тот быстро что-нибудь придумал бы. Странно все же, подумал Кросс, как легко было убивать людей тыся­чами, и как опасно сейчас убить одного.

Две недели Кросс почти непрерывно ломал голову над проблемой алиби. Как внушить нормальному здра­вомыслящему человеку, что он был там, где на самом деле его не было? И не только обычному человеку, но подозрительному полицейскому следователю? Для этого необходимо что-то вещественное — одного внушения недостаточно. То, что подскажут свидетелю его органы чувств, тоже прозвучит недостаточно убеди­тельно: например, заявление типа: я знаю, что я там был, потому что слышал, скажем, фабричный гудок или звонок трамвая. Ясно, что человек может ослышать­ся. Или чувствовал запах — скажем, пивоваренного за­вода, мокрой древесины или костра. Такого рода сви­детельства недостаточно убедительны, чтобы спасти подозреваемого от петли. Единственный орган чувств, которому доверяют присяжные — это зрение. Надо, чтобы свидетель мог сказать: я знаю, потому что видел. Неоновую рекламу, допустим, или дом, или вывеску рыбной лавки. Но как заставить свидетеля увидеть то, чего на самом деле нет?

Эта основная проблема, на которой зиждилось все предприятие, дольше всего не поддавалась решению. Но пришел день, когда оно само возникло в мозгу Кросса — возникло, потому что для него была подго­товлена почва. Холлисон предоставил в его распоряже­ние машину — почти новый «Воксхолл 14», которую он официально купил для нужд фирмы, но которой никто, кроме Кросса, не пользовался. И вот Кросс поехал в Эпсем повидать клиента, который жил на улице под названием Малберри драйв. Он с трудом нашел эту улицу — ему пришлось дважды останавливаться и спра­шивать дорогу. Наконец, он свернул туда, куда его нап­равили, и тут с раздражением увидел надпись: Лайлак драйв.