— И напрасно не ждали, — начал Чепак без всякой подготовки. — Вы что же, думаете, будете собирать на меня материалы, а Чепак будет сидеть сложа руки?

Дудки, не на того напали!

— Какие материалы? — изобразил недоумение Шугалий, но Чепак не позволил ему поиграть в кошки-мышки.

— Будто я не знаю, о чем расспрашивал Малиновский соседей? Вы бы подсказали лейтенанту, как надо, — грубо работает…

— А зачем нам скрываться? — возразил Шугалий. — Пока что факты против вас: боюсь, что вам придется серьезно защищаться. Я же спрашивал вас, чем можете опровергнуть утверждение Завгородней, что она слышала ваш голос утром восемнадцатого августа.

— Затем и пришел, товарищ капитан. Не хотел я говорить — неудобно перед товарищами, приходится выдавать их, да что поделаешь! Не мог я быть утром у Завгородних, потому что еще в субботу вечером мы отправились в Пилиповцы. Село на том берегу, километрах в пятнадцати. Ну, а у одного из компании — сеть. Сетью рыбу ловили, и выдавать их неудобно.

— А нас запутывать удобно? — рассердился Шугалий. — Мы из-за вас знаете сколько времени могли потерять?

Чепак снова скомкал кепку.

— Черт попутал… — повторил он растерянно. — Я же сетью не ловлю. А тот знакомый из Камня привез сеть — новую, капроновую. Ну, и закинули…

— Фамилия?

— Того, из Камня?

— И не только его, а всех из вашей браконьерской компании, — не удержался от того, чтобы не подколоть, Шугалий.

— Точно, браконьерской, — не обиделся Чепак. — Пускай штрафуют. Сраму сколько будет, по всему Озерску шум пойдет! Я им, сукиным сынам, говорил, но не послушались.

— Кто был с вами?

— Еще двое. Этот — из Камня — Иван Марчук.

Работает на кирпичном заводе мастером, кирпичный там один, легко найдете, потому что адреса не знаю.

И Яков Сахаров, здешний, на Красноармейской живет, дом сорок восемь. Товаровед универмага.

Шугалий записал фамилии в блокнот.

— И когда вернулись в Озерск?

— Ветер с утра поднялся, какая уж тут рыбная ловля! Так, поймали чуточку… А потом шторм начался, не рискнули через озеро идти, до вечера под Пилиповцами стояли, пока ветер не утих. Уже ночью вернулись.

— Мы проверим то, что вы говорите, — встал Шугалий, давая понять, что вопросов у него больше нет.

Дождался, пока Чепак закрыл за собой дверь, и тихо рассмеялся. Кажется, аргументы Чепака разрушили первую так хорошо уже построенную версию, и это должно было бы смутить капитана, но он, наоборот, почувствовал облегчение. Ведь этот несколько мешковатый ветфельдшер подсознательно понравился ему, и ошибиться было бы неприятно. А ошибаться Шугалию приходилось, не так уж и часто, но все же приходилось, и каждый раз капитан чувствовал, будто его предательски надули.

Что ж, на сей раз интуиция не подвела его, и если люди действительно подтвердят алиби Чепака, он только порадуется за него.

Шугалий залез под прохладную простыню, смял подушку, чтобы была тверже, подложил под щеку и долго лежал с открытыми глазами.

Сегодняшний день не прошел напрасно. Во-первых, они абсолютно достоверно установили, что смерть Завгороднего произошла не от несчастного случая.

Тело ветврача нашли приблизительно в том же районе озера, где и плавала перевернутая лодка.

Если бы Андрий Михайлович ударился сам затылком и упал за борт, его тело сразу погрузилось бы в воду и осталось приблизительно в том же месте.

А лодку снесло бы к озерскому берегу. Следовательно, ветврача убили, вернее, оглушили первым же ударом, выбросили потерявшего сознание за борт, а потом добрались до камышей в районе Ольхового, перевернули там лодку, имитируя катастрофу, — ветер снес ее на середину озера.

Интересно, подумал он, найдет ли Малиновский кого-нибудь из этих львовских туристов, может, видели лодку с двумя людьми, ведь Завгородний должен был пройти мимо острова. Может, даже видели лица людей в лодке? Все может быть, но самое главное — установить, где был Стецишин чуть ли не час в Озерске семнадцатого августа. Мог просто пройти к озеру, зайти в магазин, в парикмахерскую, наконец, посидеть в скверике. Но кто-то же должен был видеть его в это время — между тремя и четырьмя. Не так уж и много в Озерске жителей, ну, десять тысяч, не больше. Кстати, подумал он, а что, если Роман Стецишин ходил посмотреть на дом, принадлежавший его родителям, где теперь разместился детский сад? Может, он предался каким-то сентиментальным воспоминаниям юности?

Вряд ли, судя по рассказу Олены Михайловны, но чего не бывает в жизни!

Капитан знал, что даже закоренелые преступники умиляются и раскисают, вспоминая детство. А тут человек не был в родных местах тридцать лет.

Шугалий перелистывал страницы дела, присланного ему из области, и перед глазами предстала та страшная декабрьская ночь сорок четвертого года.

Все началось с того, что в области получили информацию, будто банда куренного атамана Стецишина находится на лесном хуторе в сорока километрах от Любеня. Сообщили также, что бандеровцы заночуют на хуторе и утром снимутся, чтобы передислоцироваться в другое место.

Командир небольшого Любенского гарнизона (в его распоряжении была неполная рота внутренних войск) получил приказ окружить хутор ночью и ликвидировать банду. Операцию провели молниеносно — в одиннадцать ночи рота на машинах двинулась в район хутора, окружила его и на рассвете атаковала. Но бандеровцев на хуторе не было. Приблизительно же через час после того, как машины с бойцами оставили Любень, на городок напали бандеровцы.

Они были прекрасно информированы, головорезы из отряда Стецишина. Шли, почти не прячась, — прежде всего ворвались в районные отделы госбезопасности и милиции. В райотделе госбезопасности дежурный успел заблокировать двери и, пока их выламывали, передал в область сигнал тревоги. Но было уже поздно.

С любенской ротой связи не было, подняли солдат, дислоцированных в Озерске, но прошло почти три часа, пока они добрались до Любеня.

Три часа кровавого разгула бандитов.

У куренного Стецишина был подробный список и адреса районных активистов, поэтому бандеровцы вламывались прежде всего к ним. Подымали с постелей, измывались, насиловали женщин и девушек, расстреливали из автоматов. Не щадили ни женщин, ни детей.

В начале четвертого утра грузовики с солдатами из Озерска наконец добрались по разбитым лесным дорогам до Любеня. Как только на его окраинах завязалась перестрелка, солдаты пытались окружить Любень, чтобы не выпустить бандеровцев из города, но банда Стецишина начала быстро отходить. Ей удалось оторваться от преследователей и затеряться в окрестных лесах.

Весной остатки банды перебазировались в предгорья Карпат, потом с боями пробились на территорию Польши. Но в ту декабрьскую ночь несколько бандитов из отряда Стецишина попали в плен, а среди них и некий Ворон из службы безопасности. Выдержки из протоколов допросов арестованных лежали сейчас перед Шугалием.

Ворон показал, что куренной Стецишин имел в Любене своего тщательно законспирированного агента по кличке Врач. Даже служба безопасности не знала настоящей фамилии этого агента. Акция против Любеня была разработана с помощью Врача. Ему удалось через верного человека передать ложный сигнал в область о расположении отряда Стецишина. Когда же любенская рота двинулась на операцию, он лично встретился в заранее условленном месте с куренным и сообщил, что город остался беззащитным.

Следователи, допрашивавшие бандеровцев, пытались узнать хотя бы какие-нибудь приметы Врача, но безрезультатно, — очевидно, Ворон говорил правду: тот был личным агентом Стецишина, и куренной никому и никогда не раскрывал его.

Тогда же, в конце сорок четвертого и в начале сорок пятого годов, органы госбезопасности незаметно проверили всех медицинских работников Любеня, но прозвище Врач могло быть и условным, по крайней мере подозрительного среди любенских медиков не оказалось.

И вот теперь, через тридцать лет, по всей вероятности, любенский Врач появился в Озерске. Человек, с которым общался Андрий Михайлович Завгородний.