— Если он тронет тебя хоть пальцем, этот джентльмен, ты только закричи, и я сразу прибегу, — пообещал Довер, махнув вилами в направлении незнакомца.
— Если она закричит так же, как кричала ее сестра, то я сам сбегу отсюда, — холодно заверил его тот.
Продолжая ворчать, Довер и Куки неохотно вышли из комнаты, оставив Лауру спасать с кровати Лотти и ораву котят. Лотти еле тащилась и жалобно хныкала, пока Лаура не наклонилась к ней и не прошипела:
— Шагом марш, юная леди, или устрою тебе кое-что, от чего ты действительно закричишь.
Пока она выставляла Лотти в холл, Джордж оставался стоять, прислонившись к дверному косяку, и задумчиво глядел перед собой. Брат знал Лауру лучше всех остальных и, очевидно, подозревал, что она придумала какую-то хитрость. Когда она повернулась к нему, он тут же выскочил за дверь, но его мелькнувшая ухмылка пообещала ей, что договориться с ним бесплатно не получится.
— Сладких снов, — крикнул он гостю, прежде чем Лаура захлопнула у него перед носом дверь.
Она потратила еще несколько секунд на то, чтобы повернуть в замке медный ключ, и потом медленно повернулась лицом к своему партнеру. Она уже начала сомневаться, не сделала ли она ужасную ошибку. Даже одетый в одно стеганое одеяло и угрюмое выражение лица, он выглядел столь же беспомощно, что и голодный лев.
— Почему вы назвали меня дорогой? — требовательно повторил он вопрос, словно ответ на него был важнее чем то, как он оказался голым в постели леди Элеоноры.
— Просто по привычке, я думаю, — ответила Лаура с нарочито-невинным выражением лица. — А ты бы предпочел, чтобы я называла тебя еще как-то?
— Вы могли бы попытаться назвать меня по имени. — Его стальной тон говорил о том, что она испытывает его терпение.
— По имени? — она задохнулась от каркающего смеха. — Ну, ладно. Мы раньше никогда не придерживались таких условностей, но если ты настаиваешь… — Лаура всегда гордилась своей честностью. Поэтому только представив себя вычищающей грязь из-под ногтей Тома Дилмора во время брачной ночи, она смогла тихо добавить: — … Николас.
Его недоверчивый и сердитый взгляд стал еще более недоверчивым и сердитым.
— Николас? Меня зовут Николас?
— Да, конечно! Мистер Николас Рэдклиф, — твердо добавила она, позаимствовав подходящую фамилию у любимой писательницы Лотти.
— Николас Рэдклиф. Николас Рэдклиф, — пробормотал он. — Черт побери все это! Ни то, ни другое слово для меня не имеет никакого смысла. — Резко привалившись к стене, он прижал руку ко лбу. — Если бы я только мог прекратить этот адский звон в голове …
Лаура рванулась к нему, полная искреннего сочувствия.
— Не подходите! — Он предупреждающе выбросил руку и впился в нее взглядом из-под взъерошенных волос, упавших ему на лицо. Могло даже показаться, что она представляет для него большую угрозу, чем вооруженный вилами безумный кокни.
Мельком ухватив свое отражение в зеркале, что стояло на туалетном столике леди Элеоноры, Лаура осознала, как выглядит сейчас. С голыми ногами, щеки раскраснелись, волосы бесформенной кучей возвышаются на макушке и темными стрелками болтаются вокруг щек. Влажный лиф ее муслинового платья с высокой талией прилип к небольшой выпуклости груди. Разрываясь между желаниями пригладить волосы и одернуть юбки, чтобы закрыть бледную кожу лодыжек, она решила ограничиться тем, что неловко скрестила руки на груди.
— Кажется, мы выяснили, кто я. Но пока еще непонятно, кем можете быть вы. — Он вскинул голову и стал пристально изучать ее, заставляя еще сильнее чувствовать себя неодетой. — И почему при обращении ко мне вы постоянно употребляете уменьшительно-ласкательные эпитеты.
Было очевидно, что он не помнит их первую встречу в лесу. И первый поцелуй.
Поскольку поза со скрещенными на груди руками теперь уже не защищала от ее пристального взгляда, Лаура попыталась его отвлечь и, выхватив из большого шкафа одну из шалей леди Элеоноры, она завернулась в нее.
— Что-то стало прохладно, тебе так не кажется?
— Напротив. Я считаю, что здесь достаточно тепло. На самом деле, я даже не уверен, что мне по-прежнему нужно это одеяло.
Его пальцы уже начали отпускать одеяло, и глаза Лауры распахнулись от удивления и шока.
— Конечно, оно тебе нужно! По крайней мере, до тех пор, пока Куки не постирает твои брюки.
На его щеке на мгновение показалась ямочка, сообщая ей, что он просто развлекается.
— Куки? Случайно, это не та старая ведьма, вооруженная окровавленным топором?
— О, тебе не стоит бояться Куки. Она и мухи не обидит. — Лаура нахмурилась. — Цыпленка, может быть, или еще какое-нибудь животное, которое можно запечь в пирог … но не муху.
— Осмелюсь сказать, что вы не сможете произнести то же самое про человека, который пытался вилами насадить меня на вертел.
Лаура отмахнулась от его слов.
— На него тоже не надо обращать внимания. Это же просто Довер.
— По большей части да, конечно. (Игра слов. Dower (фамилия) и douer (суровый) звучат очень похоже — прим. переводчика)
Лаура засмеялась.
— Он не суровый. До-вер. Джеремайя Довер, если быть точной. Он — муж Куки и мастер на все руки в нашем поместье. Куки часто говорит, что у него такой угрюмый характер, потому что мать вырастила его на лимонном соке вместо молока. Уверена, что он не собирался причинить тебе вред. Он, наверное, думал, что ты одержим бесами. С тех пор, как нам тебя вернули, ты то приходил в сознание, то снова отключался.
— Вернули меня откуда?
— Ты что, действительно не помнишь? — скорбно вздохнув, Лаура затеребила шелковые розетки, украшавшие ее лиф, избегая встречаться с ним глазами. — Доктор предупреждал нас, что такое может быть.
— Какой еще доктор?
— Ну доктор … д-р Драйтон из Лондона. Понимаешь, в Арден Менор нет своего врача, хотя у нас есть Тули Грантем, кузнец, который известен тем, что знает, как вскрывать нарыв или вырвать зуб, если понадобится. И этот д-р Драйтон сказал нам, что нет ничего необычного в том, что человек будет страдать от небольшой потери памяти после такой травмы в ле… — она едва сказала "в лесу", — на войне.
— Война? — тихо повторил он. — Я помню войну.
— Правда? — Лаура не сумела скрыть свое удивление.
Он снова привалился к стене, его глаза затуманились, словно их заволокло дымом далекого поля боя.
— Я помню запах пороха, крики … грохот орудий.
— Ты … был в пехоте. И стал настоящим героем, как нам сказали. Когда штурмовал холм на Ватерлоо и пытался захватить одну из французских пушек, чей запал был уже подожжен.
Он выпрямился.
— Вы уверены, что было героически так поступать с моей стороны? Это скорее пристало пустоголовому идиоту.
— О, это было очень храбро с твоей стороны! Если бы выстрел пришелся на фут левее, тебя бы разнесло на кусочки, а не отбросило в сторону. Конечно, ты мог бы совсем избежать ранения, если бы ты не… не ударился при падении головой о землю, — быстро закончила она, с болью осознав, что ее собственный талант лжи может переплюнуть даже Лотти.
Он потер лоб длинными изящными пальцами.
— Думаю, это объясняет, почему у меня так дьявольски болит голова.
Лаура жизнерадостно кивнула.
— Конечно, от этого. Мы даже стали сомневаться, придешь ли ты вообще когда-нибудь в сознание.
— Но теперь я в сознании. — Он опустил руку.
— Да, — согласилась она, нервничая от контраста его елейного голоса с хищным выражением глаз.
— И с вами.
— Со мной, — эхом отозвалась Лаура и оперлась о трехногий стол, случайно оказавшийся за ее спиной. Каким образом ему удается выглядеть настолько угрожающим, не делая при этом ни единого шага по направлению к ней?
— Кем бы вы, черт подери, ни были! — внезапно загремел он, заставляя ее вздрогнуть.
Стол за ее спиной опасно покачнулся. Она повернулась, чтобы выровнять его и выиграть немного времени. Она довольно легко солгала ему о его собственном имени. Так почему же ей так трудно, почти невозможно, сказать правду о своем? Она поиграла с предметами, стоящими на столе, провела пальцами по атласной подушечке для булавок и оловянному наперстку. Когда ее рука рассеянно легла на потертую кожаную обложку библии, принадлежавшей леди Элеоноре, она едва подавила желание от стыда убрать ее с глаз долой. Но поднявшаяся внутри нее волна сопротивления во время остановила ее. Она просила Господа послать ей мужчину, и Он послал. Разве может быть грехом желание удержать его при себе?