— Он сделает это, — настаивал лорд Марни, — вот увидишь — либо страна отвернется от него.
— Было бы славно, — сказал сэр Вавассур, — если бы мы могли хоть немного увеличить пособия для бездомных.
— Увеличить! — вскинулся лорд Марни. — Еще чего! И без того кругом сплошные траты. Экономия — вот что нам нужно.
— Народу этого не вынести, — заметил Эгремонт, — необходимо что-то менять.
— Нельзя вернуться к жестоким мерам старого строя, — вставил капитан Граус, делая, как ему казалось, безобидное замечание.
— Лучше вернуться к старому строю, чем изменять новый, — отрезал лорд Марни.
— Было бы славно, если бы народ немного к нему попривык, — промолвил сэр Вавассур. — В нашем приходе о нем очень уж скверно говорят.
— Местный народец вполне всем доволен, правда, Хлюппик?{201} — усмехнулся лорд Марни.
— Вполне, — кивнул викарий.
После этого завязался разговор; в нем участвовали главным образом граф и баронет, и он задействовал все возможности великого провинциального ума. Тонкости питания, незаконнорожденные дети, правила тюремного содержания, законы об охоте были рассмотрены со всех сторон; и лорд Марни подытожил всё докладом о средствах, которые непременно должны спасти отечество; по большому счету, таковыми оказывались высокие цены и Низкая церковь.
— Эх, если бы только королева узнала, кто ее самые верные друзья… — вздохнул сэр Вавассур.
Лорду Марни, кажется, стало не по себе.
— …и избежала роковых ошибок своего предшественника, — продолжал баронет.
— Чарльз, еще бокал кларета, — перебил его граф.
— Она бы еще успела сплотить вокруг престола группу людей, кото…
— А давайте проведаем наших дам! — воскликнул граф, грубо обрывая гостя на полуслове.
Глава вторая
В гостиной играла музыка. Сэр Вавассур сразу же завладел Чарльзом.
— Я несказанно рад снова видеть вас здесь, мистер Эгремонт, — сказал достопочтенный баронет. — Ваш отец был моим стариннейшим и ближайшим другом. Помню вас еще по Файербрейсу, совсем маленьким мальчиком. Какое счастье, что я повстречал вас теперь, когда вы достигли таких высот: подумать только, государственный деятель — один из наших государственных деятелей! Я был искренне рад, когда обнаружил, что вы вернулись.
— Вы очень любезны, сэр Вавассур.
— Однако это ответственный пост, — продолжал баронет. — Думаете, они выстоят? Преимущество, положим, на их стороне, но, вот думается мне, со временем оно перейдет к сэру Роберту. Торопиться нам нельзя, «поспешишь…» — сами знаете, как там дальше. Мы — страна консерваторов, это бесспорно. Что нам сейчас нужно, — так это сильное правительство, которое всё расставит по своим местам. Если бы наш бедный король был жив…
— …он бы скомандовал этим типам: «Кругом!» — резюмировал юный политик Эгремонт, гордясь своей тайной осведомленностью.
— Ах, бедный король! — запричитал сэр Вавассур, качая головой.
— Он был всецело на нашей стороне, — сказал Эгремонт.
— Бедный, бедный! — воскликнул сэр Вавассур.
— Значит, вы считаете, что было уже слишком поздно? — спросил его собеседник.
— Вы молоды и только-только вступаете на политическую стезю, — баронет мягко взял Эгремонта за руку и повел к дивану, — и всё зависит от вашего первого шага. Вы получили отличную возможность. Но вам не справиться в одиночку. Крупнейшей организации нашей страны нужен ревнитель и защитник.
— Но вы ведь можете положиться на Пиля? — спросил Эгремонт.
— Он один из нас; нам бы следовало на него полагаться. Однако я проговорил с ним целый час и ничего не добился.
— Он осторожен, но можете быть уверены: выстоит он или нет — решать государству.
— Я думаю вовсе не о государстве, — сказал сэр Вавассур, — а о том, что намного важнее — при всей значимости государства и миллионе других вещей подобного рода. Я думаю о людях того сословия, что готово сплотиться вокруг престола; да и действительно, если быть справедливым, то кому, как не им, предначертано стать подлинными защитниками королевской власти? — Эгремонт выглядел озадаченным. — Разумеется, — торжественно прибавил сэр Вавассур, — разумеется, я говорю о баронетах.
— Баронеты! Так-так, и что же им нужно?
— Права; законные права, в которых им так долго отказывали. Бедный король был на нашей стороне. Он часто говорил мне и другим делегатам, что намерен поступить с нами по совести, но ему так и не хватило решимости, — сэр Вавассур вздохнул, — пожалуй, в наши революционные времена, когда все классовые различия стираются, это была задача не из простых. Тем более что пэры, наши собратья, — боюсь, они были против нас. Однако, невзирая на министров, невзирая на пэров, если бы наш бедный король был жив, мы бы получили, по крайней мере, знаки отличия{202}, — с печалью в голосе прибавил сэр Вавассур.
— Знаки отличия!
— Сэра Гроувнора ле Дрота это бы вполне устроило, — сказал сэр Вавассур, — а ведь его поддерживала сильная партия; он был готов на компромисс — да только, пропади оно пропадом, его отец оказался всего лишь акушером.
— И вы захотели большего? — невинным тоном поинтересовался Эгремонт.
— Всё или ничего, — заявил сэр Вавассур. — Таков мой девиз, цель оправдывает средства. Я произнес речь в «Кларендоне» перед нашим сословием; нас там было четыреста человек, я вызвал бурю эмоций.
— Мощная партия, — заметил Эгремонт.
— И добротное войско, сэр, если хорошенько разобраться. Кто выстоит против нас? Билль о реформе ни за что бы не прошел, если бы среди баронетов было больше единства.
— Не сомневаюсь, что на сей раз вы сможете ввести нас в дело, — заметил Эгремонт.
— Именно это я и сказал сэру Роберту. Будет славно, если он выступит кандидатом от своего же сословия. Великая вещь!
— Ничто не сравнится с esprit de corps[3], — заметил Эгремонт.
— И ведь что это за каста! — воодушевленно воскликнул сэр Вавассур. — Только вообразите на секунду: вот мы идем процессией к Вестминстеру{203}, чтобы, допустим, подать хартию; пятьсот, а то и шестьсот баронетов в темно-зеленых костюмах (подходящая одежда для equites aurati[4]), и у каждого не только свой знак отличия, но и золотая цепь на груди; у каждого пояс и шарф; наши звезды сверкают; наши вымпелы трепещут на ветру; наши шляпы белоснежны — как и султаны на них; разумеется, шпаги и золоченые шпоры{204}. Не забудем к тому же, что у каждого из нас на большом пальце перстень, и печатка на месте, а в руке — баронетская корона с двумя шариками{205}.
Эгремонт с нескрываемым изумлением уставился на воодушевленного чудака, который, сам того не замечая, крепко стиснул руку собеседника, — до того он увлекся этим беглым эскизом, изображением почестей, которых он был столь неправомерно лишен.
— Грандиозное зрелище! — сказал Эгремонт.
— Какие тут сомнения, этой касте уготовано спасти нашу страну, — пылко продолжил сэр Вавассур. — На их стороне все: монарх, которому они служат особой защитой, дворянство, неотъемлемой частью которого они являются, народ, который признаёт в них бесспорных предводителей своего класса. Однако картина еще не полна. Нас должно поддержать такое же число доблестных рыцарей: наши старшие сыновья, достигнув совершеннолетия, вправе притязать на то, чтобы монарх посвятил их в рыцари; а значит, их матери и жены больше не будут ровней супругам шерифов, а вновь обретут свое законное — или почти законное — достоинство; они станут «достопочтенными баронессами», при коронах и мантиях, или «достопочтенными рыцаршами» с золотыми цепями на шее и в диадемах или иных благородных уборах, смогут примкнуть к торжественной процессии или же подобающим образом расположиться на галереях и с высоты изливать потоки своего величия.