— А здесь, — сказала девушка Эгремонту, — я должна с вами проститься. Вот этот малыш, — она едва заметно дотронулась до макушки серьезного неряшливого мальчика, который всё это время ни на миг не отходил от Сибиллы и, гордый своим положением, изо всех сил сжимал ее руку, — этот малыш станет вашим провожатым. Здесь не будет и сотни ярдов. Пирс, ты должен проводить мистера Франклина до фабрики и спросить мистера Джерарда. — И она отправилась своей дорогой.

Не прошло и пяти минут с тех пор, как они расстались, когда Эгремонт услышал постукивание вращающихся колес; оглянувшись, он увидел, что к нему быстро приближается весьма претенциозная кавалькада: дамы и кавалеры верхом, роскошный экипаж, форейторы, четверка лошадей, множество грумов. Эгремонт отошел в сторону. Всадники и всадницы весело прогарцевали мимо, гордо пролетело сверкающее ландо, нахальные грумы подняли лошадей на дыбы прямо перед лицом молодого человека. Их хозяева и хозяйки были знакомы Эгремонту: с некоторым беспокойством различил он ливреи, а потом и герб лорда де Моубрея, увидел холодные, горделивые черты леди Джоан и подвижное личико леди Мод — обе скакали верхом в окружении восторженных кавалеров.

Эгремонт понадеялся, что его не узнали, и, отпустив своего маленького провожатого, вместо того чтобы идти дальше к фабрике, медленно повернул в обратную сторону и зашел в церковь.

Жена Траффорда заключила Сибиллу в объятья, затем отпустила ее — и обняла снова. Казалось, она была счастлива ничуть не меньше поселковых ребятишек: в ее дом, как и во множество других, вернулась радость, пусть и всего на несколько часов. Муж, сообщила она, только что ушел: он вынужден был отправиться на фабрику, чтобы принять многочисленных знатных гостей, которых ожидали сегодня утром; они заблаговременно испросили у него в письме разрешения осмотреть фабрику.

— А затем мы ожидаем их к обеду, — сказала миссис Траффорд, женщина утонченная, но не привыкшая к обществу, а поэтому весьма взволнованная предстоящей церемонией. — Ах, Сибилла, останься со мной, примем их вместе!

Просьба эта настолько встревожила Сибиллу, что она, едва появилась возможность, поднялась и, сказав, что ей необходимо посетить еще несколько домов, пообещала вернуться, когда у миссис Траффорд будет поменьше хлопот.

Прошел час, громко зазвенел дверной колокольчик: многочисленные знатные гости прибыли. Миссис Траффорд готовилась к расспросам и выглядела слегка напуганной, когда двери отворились, и вошел муж, чтобы представить ей лорда и леди де Моубрей, их дочерей, леди Файербрейс, мистера Джермина (он всё еще обитал в замке), а также мистера Альфреда Маунтчесни и лорда Милфорда, которые направлялись в Шотландию и были здесь проездом — решили мимоходом проведать богатых невест.

Лорд де Моубрей расточал похвалы и любезности. Он легко становился обходителен сверх всякой меры. Порой наша родословная дает о себе знать. Сегодня его светлость был точь-в-точь официант из кофейни. Он превозносил всё: станки, рабочих, хлопок-сырец и обработанный хлопок, даже дым, выпускаемый фабричными трубами. Но миссис Траффорд не хотела, чтобы кто-то защищал дым, и его светлость оставил дым в покое, но только затем, чтобы угодить хозяйке. Леди де Моубрей была, как всегда, любезна и снисходительна, на ее красивом лице с орлиным носом отражалось некое подобие бесцветной улыбки; возникало ощущение, что графиня довольна и в равной степени поражена этим необычным обществом, посреди которого она очутилась. Надменная и образованная леди Джоан многое на фабрике одобрила, особенно систему вентиляции, и задала на этот счет несколько вопросов, которые порядком озадачили миссис Траффорд. Хозяйка дома слегка покраснела и взглянула на мужа, ища поддержки в его лице, но тот был занят разговором с леди Мод, которая, вне себя от восторга, ревностно стремилась всё разузнать, ко всему приобщиться — и отождествляла себя с фабричным миром почти столь же истово, как и с крестовыми походами, страстно желала вести уроки в хоровых школах, устраивать скверы и повелевать фонтанам, чтобы те били и искрились на радость людям.

— По-моему, завод у вас чудесный! — заявил лорд Милфорд, разрезая мясной пирог. — Поверьте, миссис Траффорд, всё здесь просто очаровательно, но больше всего меня восхитила юная девушка, которую мы повстречали. Пожалуй, я в жизни не видел такой необычайной красавицы.

— И собака у нее необычайно красивая, — поддержал мистер Маунтчесни.

— Ах, так это, должно быть, Сибилла! — воскликнула миссис Траффорд.

— А кто такая Сибилла? — спросила леди Мод. — Это одно из наших фамильных имен. Мы единодушно решили, что она — самая настоящая красавица.

— Сибилла — дитя этого дома, — сказала миссис Траффорд, — вернее, была им: как ни печально мне это признавать, она давно ушла от нас.

— Она монахиня? — спросил лорд Милфорд. — Есть в ее облачении нечто монастырское.

— Она только что покинула моубрейскую обитель, — ответил мистер Траффорд, обращаясь к леди Мод, — пожалуй, против своей воли. Она привыкла к одеянию, которое носила там.

— А теперь поселилась у вас?

— Нет, хотя я был бы рад, если бы она жила с нами. Сибилла ведь, можно сказать, выросла под этой крышей. Но сейчас она поселилась у своего отца.

— И кто же этот счастливец? — поинтересовался мистер Маунтчесни.

— Ее отец — смотритель нашей фабрики, он сопровождал вас сегодня утром.

— Что? Этот красавец мужчина, который мне так понравился? — воскликнула леди Мод. — У него такое аристократическое лицо. Папа, — сказала она, обращаясь к лорду де Моубрею, — смотритель фабрики мистера Траффорда, о котором мы говорим, тот самый мужчина с аристократическим лицом (помнишь, я тебе показывала?), так вот он — отец этой прекрасной девушки.

— Похоже, он весьма толковый человек, — сказал лорд де Моубрей, расплываясь в улыбке.

— Так и есть, — подтвердил мистер Траффорд, — он очень даровит и безукоризненно честен. Я бы доверил ему всё что угодно и в любом объеме. Об одном я жалею, — он понизил голос и с улыбкой обратился к леди де Моубрей, — слишком уж он увлечен политикой.

— Неужели он бунтарь? — приторным голосом уточнила ее светлость.

— Всем бунтарям бунтарь, — ответил мистер Траффорд, — и фантазии у него дикие.

— Однако я полагаю, — заметил лорд Милфорд, — что человек он вполне зажиточный, верно?

— Пожалуй, мне стоит заметить, что отнюдь не себялюбие заставляет его роптать, — сказал мистер Траффорд, — он опечален положением простого народа.

— Если судить о положении простого народа по тому, что мы видим здесь, — сказал лорд де Моубрей, — то у вашего смотрителя мало поводов горевать. Только вот боюсь, подобные случаи не так уж и обыкновенны, как нам того хочется. Вы, должно быть, в большом убытке, верно, мистер Траффорд?

— Ну почему же, — ответил мистер Траффорд, — лично я всю свою жизнь считал, что ничто не обходится так дорого, как недовольное население. Надеюсь, в своих поступках я преследовал не только денежную выгоду, но и совершенно иные цели. Говорят, что у каждого из нас есть свои увлечения, так вот я всегда заботился о том, чтобы мои работники жили в лучших условиях, наблюдал за тем, как добротные дома, хорошие школы, регулярная выплата заслуженного жалованья и поддержка культурных стремлений способны облагородить их нрав. Духовный настрой и материальный достаток в этом сообществе стал бы для меня щедрой наградой; впрочем, если рассматривать всё исключительно с финансовой стороны, то это вложение капитала стало одним из самых выгодных на моей памяти, и я ни за что, уверяю вас, даже за удвоение моих прибылей, не променяю своих работников на разношерстную ватагу, которая обслуживает другие фабрики.

— Влияние окружающей обстановки на условия жизни рабочих — предмет, заслуживающий отдельного исследования, — обратилась леди Джоан к мистеру Джермину, который изумленно посмотрел на нее и поклонился.

— Неужели вас не тревожит, что человек с такими мятежными взглядами, как у вашего смотрителя, стоит во главе подобного предприятия? — спросила леди Файербрейс, и улыбка мистера Траффорда стала отрицательным ответом.