Вирджиния засмеялась в ответ — чудесный, ласкающий ухо звук. Если простой смех так возбуждает, то что было бы, если бы она могла говорить, если бы он услышал слова любви, желания и страсти, слетающие с ее губ?

Марку оставалось лишь признать, что Господь отнял у нее голос, чтобы дать ему возможность выполнить возложенную на него миссию. Он настолько потерял голову, что не придумал ничего лучшего, как сказать ей об этом. Она снова рассмеялась, откинув голову, а потом дразняще, маняще, томительно-медленно облизнула губы.

Ты чудо, восхитительное чудо. Но тебе все равно не удастся совратить меня, — написал Марк, увидел, как вытянулось от огорчения ее лицо, и уточнил: — Я имею в виду сейчас. Садись, любовь моя. Давай начнем. Вчера ты закончила на том, что…

Я помню. Судьба пришла в возмущение от моей неблагодарности и решила наказать меня. Жестоко.

Это было 15 апреля 85 года, — начала тягостное повествование Вирджиния. — Удивительно, прошло столько лет, чего только ни случилось за это время, но тот день я помню до мельчайших подробностей, словно он был только вчера. Так вот, накануне шеф задержал меня допоздна. Он заполнял налоговые декларации, а я ему помогала, выполняла в основном техническую работу: копировала, подавала на подпись, укладывала в конверты. Мне оставалось только сходить на почту и все их отослать до полудня, а потом я могла делать все, что душе моей угодно. Утро было ярким, солнечным — первым таким в том году. Я надела новый плащ, который купила еще в феврале, но раньше никак погоды не было подходящей. В почтовом отделении я проторчала почти три часа — сам знаешь, какие бывают очереди 15 апреля, — но даже это не раздражало. Мне хотелось петь от радости. Странно, как человек не чувствует приближения беды… А ведь тогда уже все случилось. Закончив с делами, я зашла в кафе и долго сидела, наслаждаясь бездельем. Оно, знаешь ли, приятнее всего, когда другие страшно заняты. Почти все остальные посетители торопливо вбегали, заказывали, проглатывали и выбегали, спеша вернуться на рабочие места. А у меня весь остаток дня был свободным! Я съела две порции мороженого и даже выпила бокал вина, чтобы в полной мере вкусить прелести праздного образа жизни. После отправилась в зоопарк и пробыла там до самого закрытия. И даже домой поехала на такси… — Вирджиния тяжело вздохнула, заново переживая события рокового в ее жизни дня. — Короче говоря, когда я вернулась, меня ждало сообщение о том, что моя семья этим утром попала в автокатастрофу. В половине двенадцатого, если быть точной. Когда я так беззаботно радовалась. Я тут же выехала в Гринбо-роу — это мой родной город. До него всего около ста двадцати миль, так что к ночи я сидела рядом с отцом. Лесли погибла сразу, а он прожил еще около суток, но в сознание пришел только раз, незадолго до смерти.

А что с ребенком? — спросил Марк. — Он был с ними или…

Да, с ними. По иронии судьбы на Джерри не было ни царапины. Его выкинуло из машины. Он только страшно перепугался, пока пытался разбудить мать, да еще он всегда боялся чужих, а кругом было полно посторонних. Ему тогда уже исполнилось семь, но умственное развитие соответствовало уровню двухлетнего ребенка. Малыш Джерри не понимал, что такое смерть.

Вирджиния опустила руки, посидела молча, потом нажала на звонок. Взглянула на Марка и написала:

Извини, но мне сейчас необходимо выпить. А ты хочешь чего-нибудь? Скажи Габриэлле, пусть принесет мне джина и тоника и что тебе нравится.

Он не стал возражать, тем более напоминать о необходимости сохранять трезвую голову. Едва ли глоток спиртного повредит ей больше, чем необходимость заново переживать подробности печальных событий.

Они подождали, пока Габриэлла вернется с подносом с напитками, выпили и еще немного посидели рядом, соприкасаясь головами. Только тогда Вирджиния смогла продолжать.

Когда папа пришел в себя, он первым делом пожелал узнать, что с его женой и ребенком. Он считал Джерри своим, даже официально усыновил его. Мне пришлось сказать ему правду. И тогда он попросил меня наклониться к нему и из последних сил прошептал: «Джинни, родная моя, не бросай Джерри. Он ни в чем не виноват. Малыш и до этого был в жизни обделен всем, а теперь у него осталась только ты. Это единственное, о чем я прошу тебя, Джинни. Дай мне слово, тогда я смогу умереть спокойно».

Я попыталась уверить его, что он поправится и проживет еще очень долго. Но отец нетерпеливо мотнул головой и сказал: «У меня осталось всего несколько минут. Я знаю. Прошу тебя, Джинни».

Что бы ты ответил, а? Конечно, я поклялась ему заботиться о маленьком Джеррике. Отец удовлетворенно вздохнул, еле заметно сжал мои пальцы в знак благодарности и почти сразу же снова потерял сознание. Он действительно прожил еще семь минут.

Ну вот, так я и осталась одна на всем свете с больным братом — ведь Джеррик и есть мой брат, сводный, — и без денег. Только тогда я этого не знала. Это выяснилось позднее. И то, что дом заложен и перезаложен, и то, что страховка аннулирована… Короче говоря, я похоронила отца и Лесли, взяла Джерри и вернулась в Чикаго. А там начались проблемы. Я не могла оставлять малыша одного дома, он даже горшком так и не научился пользоваться… Ни в одно нормальное детское учреждение его, естественно, не брали. Первое время я нанимала няню, пока не вернулась однажды домой раньше обычного и не застала моего малыша в ужасном виде, в грязных и мокрых штанишках, запертым в темной ванной.

Она так тяжело вздохнула, что Марк немедленно вскочил, налил в бокал еще немного джина и заставил ее выпить.

Спасибо. Знаешь, когда я вспоминаю, что тогда почувствовала, то думаю, это был единственный момент в моей жизни, когда я действительно была способна на убийство. Но я даже в суд на нее не подала, потому что не располагала средствами на юриста. Взяла две недели за свой счет и провела их с Джерри. Он прелестный малыш, правда, Марки, просто чудо. Ласковый, доверчивый. Я читала ему сказки, водила гулять в садик неподалеку — машину давно пришлось продать — готовила его любимые картофельные оладьи. Но две недели пролетели почти незаметно, и мне надо было выходить на работу. На сей раз я обратилась в агентство по найму и мне прислали помощницу, но она сбежала через неделю. Потом… Нет, не стоит перечислять все попытки. Я даже на какое-то время попробовала устроить Джеррика в соответствующее госучреждение, но оно оказалось не намного лучше, чем та нянька. Я была в отчаянии. Деньги буквально таяли в руках. Так продолжалось около года. Я уже была на грани нервного срыва, когда одна приятельница пожалела меня и сказала, что посидит вечером с Джерри, чтобы я сходила куда-нибудь немного развеяться. Не помню даже, как и почему решилась принять ее предложение, но вечером я оказалась в баре отеля «Марриот». Там-то Лайонел и заметил меня. Вот, собственно говоря, и вся предыстория моего злосчастного брака. Он сделал мне предложение, я с радостью приняла его. Да что там с радостью, я просто счастлива была, что могу расслабиться и перестать думать о деньгах. Лайонел поначалу был довольно щедрым и внимательным. Дал мне денег, чтобы устроить Джеррика в прекрасное заведение, где за ним не только ухаживают, но и лечат. У него там обнаружили запущенную болезнь сердца. Бедный мой, славный малыш. И за что только Господь так обидел несчастного ребенка?

Марк встал, подошел к Вирджинии, обнял ее одной рукой, а второй написал:

Он сделал это не нарочно и исправил свою оплошность, дав малышу такую замечательную сестру.