Она прислонилась лбом к его широкой груди, изо всех сил прижалась. Марк ощутил ее горячие слезы и нежно поцеловал трогательный и такой беззащитный затылок. Вирджиния несколько раз всхлипнула, вытерла пальцами мокрые глаза и продолжила, задумчиво хмурясь:

Знаешь, сколько бы я ни размышляла о том, не я ли все же убила Лайонела, каждый раз приходила к одному и тому же выводу. Я же не могла не предвидеть, что меня легко будет разоблачить, поймать и посадить или даже казнить, верно? Ведь на меня естественным образом падает подозрение прежде всего. Так вот, я ни за что не совершила бы ничего, что угрожало бы благополучию Джерри. А сейчас… сейчас я места себе не нахожу, думая о том, что же с ним станет, если меня осудят.

Ее отчаяние было столь велико, что Марк не устоял и утешил ее так, как влюбленный мужчина может утешить женщину, которую обожает и боготворит, — поцелуем нежным и долгим, как настоящая любовь.

Ты веришь мне, Марки, веришь? — написала Вирджиния и впилась в него взглядом, когда он уселся напротив нее.

Да, любовь моя, верю. Конечно, верю. Если бы ты видела свои глаза, то не спрашивала бы. Они не могут обмануть меня.

Марки, я умоляю тебя, помоги мне, спаси Джеррика. Его жизнь зависит от моей.

Ее прекрасные карие глаза снова были полны горячей, готовой в любую секунду пролиться влагой. Он почувствовал, как в горле встал большой плотный ком. От умиления, жалости и почти невыносимого страха. Что, если он не сумеет, не найдет убийцу? Что будет с этой женщиной, внезапно вошедшей в его жизнь и занявшей в ней самое важное место? И что будет с маленьким больным мальчиком, у которого нет на свете ни одной родной души, кроме нее? И с ним самим?

Не волнуйся, сокровище мое, я обещаю, что все будет хорошо. Клянусь тебе. Клянусь, — написал он, надеясь, что ей его слова покажутся убедительнее, чем ему. Он не испытывал угрызений совести, что внушает ей надежду, которую не ощущает сам. Ее ожидало суровое испытание, и она должна была выдержать его с честью. А для этого необходимы силы и вера в успех. — Джинни, все, о чем ты сейчас рассказала мне, необходимо немедленно отправить Эдди. Я имею в виду мистера Бернштейна. Можешь это сделать?

Она кивнула и проворно защелкала клавишами.

Готово. Что теперь?

Теперь я хочу позвонить ему и поговорить. Ты немного передохни, успокойся. И мы продолжим.

Хочешь, сварю тебе кофе? Уже почти полдень. И поесть чего-нибудь приготовлю? Мне так хочется накормить тебя, любимый мой.

Марк кивнул и с улыбкой смотрел, как Вирджиния заторопилась к выходу их библиотеки. Потом тяжко вздохнул и набрал десять цифр.

— Бетти? Добрый день, это Стэтсон. Извините, что тревожу, но мне необходимо срочно переговорить с вашим супругом. В офисе? Но ведь сегодня… О! Понимаю. Благодарю вас, Бетти. Еще раз простите за беспокойство.

Да, похоже, дела совсем плохи. Чтобы Эдди проводил субботу на работе… О, женщины, женщины…

Марк покачал головой, порылся в карманах, отыскал записную книжку и позвонил по другому номеру.

— Эдди? Привет, приятель, как поживаешь? — начал он.

— Скверно, — мрачно буркнул его друг. — Но, полагаю, что ты позвонил не для того, чтобы осведомиться о моем здоровье или настроении. Ты поговорил с Вирджинией? Какое у тебя впечатление?

— Ну, полагаю, мне необходимо извиниться перед тобой. Ты лучше разбираешься в людях, чем я.

— Нет, Марки, просто у тебя раньше не было возможности увидеть этого конкретного человека, чтобы судить о нем. Но я рад, что ты изменил свое мнение.

— Не могу сказать о себе того же. Я в ужасе.

— От чего?

— От стоящей передо мной задачи и от того, что произойдет, если я не справлюсь. Наш приятель Бр…

— Марки, — перебил его Бернштейн, — не стоит упоминать некоторые имена всуе. По крайней мере по телефону. Может, я напрасно психую, но мало ли кто слушает наш разговор.

— Ладно. Ты прав. Встретимся вечером? Надо бы кое-что обсудить. Или ты занят будешь?

— Ага, занят, — с горечью усмехнулся Эд. — В субботний день я, еврей, торчу в конторе вместо того, чтобы сидеть на диване и наслаждаться заслуженным отдыхом.

— Работа адвоката накладывает определенные обязательства. Если ты хотел соблюдать субботу, тебе стоило выбрать другую профессию.

— Да нет, дело не в делах. Нет сил дома торчать.

— Ясно. Слушай, я ведь позвонил сказать, что тебе пора проверить почту. Полагаю, то, что ты там найдешь, хоть немного упростит твою задачу, если я провалюсь.

— Не говори так. Ты должен преуспеть. Обязан!

— Будто я сам не знаю, — тоскливо отозвался Марк. — Так как насчет того, чтобы встретиться позднее?

— Давай. Когда скажешь.

— До скольких ты там будешь?

— Пока ты не позвонишь.

— До такой степени скверно?

— А ты как думал? Как бы ты себя чувствовал в такой ситуации, как я?

— Брось, Эдди, не кидайся на меня. Я уже побывал в такой ситуации. Ну, может, не совсем, но тоже несладко было.

— Да… извини, совсем не соображаю, что несу. Не обижайся, ладно?

— Да все в порядке, дружище. Тебе не помешало бы напиться вдрызг.

— Не помешало бы, но сейчас не могу себе позволить. Немного — да и даже обязательно, а так, чтобы отключиться и хоть до утра забыть обо всем, увы…

Вирджиния появилась на пороге в новом платье, с посвежевшим лицом, коварно-обольстительной улыбкой и большим подносом, уставленном тарелками с разнообразными закусками. За ее спиной пряталась Габриэлла с еще одним подносом с кофейником и всем прочим необходимым.

Марк не сдержался и расплылся в улыбке, но потом указал на трубку, показывая, что еще не закончил разговор, и отвернулся. Женщины тихо прошли к столику в углу, расставили там принесенное угощение, после чего Габриэлла удалилась. Вирджиния же на цыпочках подкралась к любимому и обхватила его за талию. Они стояли, наслаждаясь тесной близостью, не желая сейчас ничего большего. Наконец Марк кое-как простился с Эдди и повернулся к Вирджинии.

— Ты чудо, любовь моя, — произнес он, обнял ее и изо всех сил прижал к себе.

Сердце его до краев наполнилось любовью и нежностью, состраданием и жалостью, неуверенностью и страхом. Казалось, еще чуть-чуть — и оно или разорвется, или выскочит из груди, не выдержав напряжения не находящих выхода эмоций.

Что же будет с ней, со мной, с нами обоими? — думал Марк, целуя ее волосы. Как она, как мы выпутаемся из этого кошмара? И выпутаемся ли вообще? Или она предстанет перед судом присяжных и мерзавец Брэндон будет красноречив как никогда и потребует для нее смертной казни, а эти тупицы, ни черта не понимающие и не желающие даже вникнуть в суть дела, согласятся с ним?

Нет! Нет, ни за что! — мысленно выкрикнул он. Я люблю ее, я хочу провести с ней всю свою жизнь! Она не такая, как все другие женщины! Она думает не только о своих удовольствиях, но и о том, в чем нуждаются другие. Она пожертвовала своей свободой и независимостью, чтобы маленький больной мальчик продолжал жить. Она была и продолжает быть верной слову, данному умирающему отцу, невзирая ни на что. И я спасу ее! Чего бы мне это ни стоило! Даже если придется схватить ее в охапку, запихнуть в самолет и увезти прочь из этой проклятой страны, где ценой человеческой жизни можно купить право посидеть в кресле городского главы!

Но сначала я испробую все остальное. Время пока есть. Немного, но есть. Эдди прав, слишком уж много улик, указывающих на Джинни. Слишком много. Я узнаю, кто их подтасовал. Узнаю, чего бы мне это ни стоило. Перетрясу все и всех. Расслабляться некогда. Итак, к делу!