Глава 7

Глава 7

ЭМИЛИЯ

Мужские руки подхватывают меня под подмышки и куда-то тащат. Ошеломленная и сбитая с толку, я безвольно болтаюсь в их руках, не мешая им двигаться в заданном направлении. Мы движемся по какому-то туннелю. Закрепленные на потолке люминесцентные лампы заливают бетонные стены холодным светом. В конце концов мы добираемся до лифта. Один из мужчин прижимает большой палец к панели управления. Он снимает маску, позволяя мне увидеть его широкоскулое лицо и светло-русые волосы. Это усиливает мою панику. Если похититель показывает свое лицо, значит, он не боится, что я смогу узнать его. А это, в свою очередь, может означать все, что угодно. И ни один из вариантов, что с бешеной скоростью проносятся у меня в голове, не предвещают мне ничего хорошего. Как же я хочу вернуться в свою маленькую крепость. Хочу услышать умиротворяющий шум леса. Послушать разрывающий ночную тишину трубный рев оленей. Представляя все это, я пытаюсь справиться с охватившей меня паникой, стремящейся заполнить каждый уголок моего измученного тела.

Двери лифта бесшумно открываются. Я ненавижу лифты. Особенно когда в них находятся посторонние люди. Всякий раз, попадая в подобную ситуацию, я мгновенно покрываюсь липким холодным потом. Из последних сил пытаюсь вырваться из крепкого мужского захвата. Упираюсь пятками в пол, чтобы меня не смогли затащить в кабину. Разумеется, у меня нет ни единого шанса, и я это прекрасно понимаю, но, находясь в тисках страха, действую сугубо на одних инстинктах.

— Ну, давай же. Лифт не кусается, — насмешливо ухмыляется второй мужчина.

Его приятель смеется.

— Видимо, доктор Мартин чуток переборщил.

Тот, что вызвал лифт, равнодушно пожимает плечами.

— Он перестраховался, чтобы она не понаделала глупостей. Я прав, сладкая?

Он смотрит на меня своими холодными голубыми глазами, и его взгляд задерживается на моих голых бедрах, отчего я тут же вспоминаю, что из вещей на мне только футболка, едва прикрывающая ягодицы.

— Быстренько же ты запрыгнула в постель к Альфе.

Его приятель смеется.

— Нам же лучше. Теперь этот сексуально озабоченный кобель примчится за ней как миленький. Никто и предположить не мог, что привязка окажется такой эффективной. Без нее мы бы ни за что не нашли его.

Я ничего не понимаю. Какая еще привязка? То, что они говорят о Шоне, это ясно. Но, судя по их словам, ко мне он пришел совсем не случайно…

Двери лифта открываются. В этот раз я выхожу самостоятельно. Мужчины ведут меня по коридору мимо застекленных помещений, заполненных медицинским и научным оборудованием. Стерильный высокотехнологический мир, который стоит, безусловно, целое состояние. Сотрудники пялятся на меня так, словно я какая-то инопланетная форма жизни. А ведь это именно они сидят в инновационных аквариумах, одетые в довольно странную одежду. Белые халаты и узкие белые брюки из блестящей ткани. А еще и похожая на гимнастические чешки обувь. Не хватает только антенн на их головах. Под пристальными взглядами этих людей я чувствую себя грязной. Кроме того, у меня кружится голова. А еще меня тошнит. Незнакомая обстановка, чужие люди… Не очень удачное сочетание.

В самом конце коридора мои сопровождающие открывают непрозрачную дверь и вталкивают меня в офис, который абсолютно не вписывается в только что увиденный мной технологически оснащенный мир. Ни обшитые деревянными панелями стены, ни массивный письменный стол с кожаным креслом, в котором сидит мужчина с седыми волосами. Он сидит ко мне спиной и задумчиво смотрит в одну из узких оконных прорезей. Но мне не требуется много времени, чтобы узнать его. Это мой отец.

Крутанув кресло, он поворачивается к нам.

— Спасибо. Вы свободны.

Дружно кивнув, мужчины исчезают. А я стою, как замороженная, и задаюсь вопросом: стоит ли накричать на отца, вцепиться ему в глотку или просто убежать.

Не спешно отец встает и идет ко мне присущей ему самоуверенной походкой. На его губах застыла такая невыносимо высокомерная улыбка, словно он Повелитель Вселенной. Одна его рука небрежно засунута в карман шикарного костюма, а другую он по-дружески протягивает мне, будто собирается поздороваться. В детстве я всегда смотрела на него с обожанием и трепетным восхищением. В моих глазах он был много больше, чем любой взрослый. Даже нечто большее, чем человек. Для меня он был Богом. Отец бывал дома крайне редко, но, когда появлялся, все вращалось вокруг него.

— Эмилия, наконец-то. Прости, что тебя доставили сюда таким способом.

Я по-прежнему — как глупый упертый ребенок — не собираюсь пожимать руку отца. Конечно, это выглядит немного вызывающе, но я не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Поэтому перехожу прямо к делу.

— Что ты сделал с Шоном?

Мягко улыбаясь, он двумя пальцами приподнимает мой подбородок и заглядывает мне в глаза. Мне хочется отстраниться, но хватка тверда и неумолима. Внезапно я чувствую себя — как когда-то очень давно — запуганной маленькой девочкой. Невероятно, что мой отец до сих пор оказывает на меня такое влияние.

Он притворно вздыхает.

— Эмилия, пожалуйста. Шон добровольно вызвался на эту программу. Все, что он рассказывал тебе, это всего лишь плод его больного воображения.

— Он ничего мне не рассказывал, — зло шиплю я в ответ. — Он вообще ничего не помнит. Вы заперли его, и кто знает, что вы с ним сделали. А когда он захотел уйти, вы подстрелили его и охотились на него, как на дикого зверя. Этого вполне достаточно, чтобы выдвинуть против вас обвинение.

Мой отец кладет мне на плечо руку и с деланным сочувствием смотрит на меня. От его прикосновения я вздрагиваю и снова застываю в нерешительности.

— Мне понятно твое раздражение. Слишком много всего и сразу свалилось на тебя. Как насчет того, чтобы прогуляться со мной? Хочу показать тебе наш институт. А потом отвечу на все интересующие тебя вопросы.

Мне очень хочется согласиться, но от мысли, что придется покинуть эту комнату и пройти через огромное, полное незнакомых людей здание в одной лишь широкой бесформенной футболке, у меня перехватывает дыхание.

— Я… я не знаю, — разочарованно бормочу я.

Мой отец демонстративно стучит себе кулаком по лбу.

— Ах, прости, я совсем забыл об этом. Твоя социофобия. Подожди-ка.

Он указывает на меня пальцем, давая понять, что я должна оставаться на месте.

Можно подумать, я куда-то собираюсь.

Отец подходит к своему столу и быстро набирает на компьютере какую-то комбинацию. Затем нажимает кнопку, и кусок стены, скользнув в сторону, высвобождает стальную дверь. В комнате с деревянными панелями она выглядит как нечто нелепое и неуместное. Отец прижимает большой палец к сканеру рядом с дверью, и она с шипением открывается. Невероятно. Надо же, как круто! Я чувствую себя так, словно попала в какой-то шпионский триллер, от которого захватывает дух.

Комната мгновенно заполняется холодом, как будто это не потайной сейф, а холодильник. На металлических полках, залитых голубоватым мерцающим светом, стоят всевозможные, совершенно неизвестные мне приборы и устройства, а также стеклянные контейнеры. Взяв узкую пробирку и шприц-пистолет, мой отец решительно подходит ко мне.

— Засучи рукав, — требует он.

Я так не думаю.

— Что это такое?

— Это поможет тебе преодолеть твои страхи.

— У тебя есть лекарство от моей фобии?

Он немного колеблется, затем утвердительно кивает.

— Да, можно и так сказать.

— Что это значит? Это лекарство или нет?

Он успокаивающе кладет руку мне на спину и подталкивает меня к столу.

— Не бойся. Я просто хочу тебе помочь.

Я подозрительно хмурюсь.

— Почему ты тогда не дал мне его раньше?

— Эмилия, — его нетерпящий возражений голос звучит по-отцовски назидательно. — У тебя накопилось множество вопросов, и я это понимаю. Но я не смогу ответить на них, а ты не получишь полного удовлетворения, если не позволишь мне показать тебе все, чем мы здесь занимаемся, и рассказать, зачем мы это делаем.

Разумеется, слова моего отца пробуждают во мне любопытство. Я хочу знать, какие игры они здесь затевают. А главное, хочу понять, что они сделали с Шоном. Кроме того, в любом случае лучше попытаться усыпить бдительность отца. Заставить его поверить в то, что я по-прежнему его послушная дочурка. Может, тогда он не станет держать меня под постоянным наблюдением? Я слишком хорошо знаю отца, чтобы понимать, — он сделает это, без всякого сомнения. Я помню, как однажды моя мать, обнаружив камеру слежения в стоящем в гостиной торшере, спросила отца об этом. Мне было тринадцать, и я украдкой подслушивала их. Они ругались. В какой-то момент отец ударил маму по щеке и потребовал, чтобы она заткнулась и была благодарна за ту жизнь, что он ей обеспечивал.

Я молча закатываю рукав. Отец так снисходительно усмехается, что меня бы не удивило, погладь он меня сейчас по голове. Для него я глупая маленькая дочка. Но ему не стоит меня недооценивать.

Укол не особо болезненный, но, спустя мгновение, у меня начинает кружиться голова. В ушах что-то навязчиво жужжит. Застонав, я опираюсь об стол и усиленно тру ладонью лоб.

— Не волнуйся. Это скоро пройдет, — успокаивает он меня и указывает на кожаный диван рядом с мини-баром. — Садись туда. А я пока принесу тебе что-нибудь из одежды. Ты голодна? Хочешь пить?

— Да, мне бы немного воды.

Я обессиленно опускаюсь на диван. Мои веки тяжелеют, а глаза начинают слипаться. Неужели он обманул меня и дал снотворное?

— Усталость — это нормально. Если хочешь, можешь немного вздремнуть. Институт никуда не убежит, — продолжает успокаивать меня мой отец.

Словно сквозь толщу воды я слышу, как он разговаривает с кем-то по телефону. Непрекращающееся жужжание в голове неимоверно раздражает. А когда отец протягивает мне стакан воды, меня удивляет, откуда он мог его взять. Я этого не видела. Очевидно, ненадолго отключилась.