Правила Тюра оказались довольно простыми.
С точки зрения Марион, это было старое доброе похищение.
Она не должна никому говорить, кто она такая.
Тюр хотел, чтобы она как можно лучше скрывала своё лицо и позволила ему разговаривать и взаимодействовать с другими, пока они не доедут до округа Колумбия. Он хотел, чтобы она по возможности избегала камер наблюдения. Он хотел, чтобы она не выходила из машины, если в этом не было крайней необходимости.
Марион кивнула, делая вид, что это самая разумная вещь в мире.
Помогло то, что всё это было вполне разумным… с точки зрения Тюра.
То есть, с точки зрения человека, который не хотел, чтобы мир узнал, что он похитил дочь президента Соединённых Штатов.
Марион кивала на всё сказанное, но большую часть времени смотрела в окно, наблюдая, как мимо проносятся пейзажи, пока Тюр на скорости вел машину по межштатной автомагистрали.
В детстве она довольно много времени провела в штате Нью-Йорк.
Её мать любила Нью-Йорк, ведь она жила и училась там до самого рождения Марион и её сестры. Сестра Марион, Элизабет, которую все звали «Лиззи», тоже любила Нью-Йорк. Они с Марион даже говорили о том, чтобы в какой-то момент купить там квартиру, может быть, после того, как у отца закончится его президентский срок в Белом доме, при условии, что он победит на выборах.
Обо всём этом было больно думать сейчас.
Чёрт, было больно вернуться в Соединённые Штаты.
Марион не до конца понимала, насколько её нежелание находиться в стране было связано с тем, что она избегала своих чувств к матери и сестре.
Теперь, когда она вернулась, их призраки бросились к ней навстречу.
Каждое воспоминание, каждый задуманный ими план, который был сорван и выдран с корнем после их смерти, казалось, соперничали за внимание в сознании Марион, желая, чтобы она вспомнила всё до самой последней детали. Она вспомнила последнюю неделю перед их смертью, как они строили планы на Рождество. Она вспомнила, как разговаривала с мамой о поездке в Европу, вспомнила глупые шутки о том, как они могут изменить декор в некоторых частях Белого дома, хотя никто из них особо не верил, что папа выиграет, но в то же время, никто не мог предположить, как он может проиграть.
Пребывание здесь не должно причинять такую боль.
Её мать и сестра мертвы вне зависимости от того, где находилась Марион в этот момент.
Но это причиняло боль.
Каким-то образом, находясь здесь, она испытывала ощущение, будто они умерли только вчера.
Тюр не останавливал машину, пока они не подъехали к окраине Нью-Йорка.
К тому времени было уже около полудня.
К тому времени Марион была готова сделать что угодно, чтобы отвлечься.
Тюр притормозил в небольшом городке примерно в шестидесяти километрах к северу от Нью-Йорка и плавно заехал на парковку перед магазином одежды на углу старомодной улицы в центре города. Ярко-оранжевый спортивный автомобиль, который, вероятно, стоил в три раза больше, чем её мать и отец заплатили за их первый дом в Калифорнии, выглядел нелепо на кирпичной улице, увешанной рождественскими венками, мишурой и американскими флагами.
Это место выглядело как типичная главная улица в маленьком американском городке.
А МакЛарен был похож на причудливую, футуристическую машину времени.
— Где мы? — спросила Марион, взглянув на Тюра и немного потянувшись на изогнутом кожаном сиденье.
Наклонившись к рулю, он оглядел улицу. Рождественские покупатели выстроились вдоль тротуаров с обеих сторон, болтали друг с другом и пили горячий шоколад на свежем воздухе, увешанные пакетами и коробками.
Марион невольно улыбнулась, наблюдая за ним.
— Ты выглядишь так, словно рассматриваешь животных в зоопарке, — отметила она.
Он посмотрел на неё, и его тёмные глаза казались неподвижными как стекло.
— Человеческие праздники очаровывают меня, — Тюр указал на улицу рукой с длинными пальцами. — Всё… это.
Марион проследила за его взглядом до рождественских украшений, невольно улыбаясь и с недоумением склонив голову.
— И каков вердикт? — спросила она после очередной паузы.
Тюр посмотрел на неё во второй раз. Вместо ответа он окинул взглядом её тело, и его взгляд задержался на золотых туфлях на её ногах без чулок.
Наблюдая за ним, Марион пришла к выводу, что возможно, она всё делала неправильно. Может быть, иметь дело с этим парнем будет гораздо проще, чем она думала.
Наклонившись к нему со своего сиденья, она положила руку ему на бедро.
Она почувствовала, как он вздрогнул и повернулся.
Мышцы в его ноге напряглись, но он не отодвинулся.
Не глядя ему в лицо, она начала массировать его бедро, исследуя его сквозь тёмные штаны, ощупывая мышцы. Насколько она могла судить, его нога была одной большой мышцей, твёрдой как литой металл. Поизучав эти линии ещё несколько секунд, она скользнула рукой по внутренней стороне его бедра и почувствовала, как что-то в нём снова изменилось.
Его кожа ощущалась тёплой даже сквозь одежду.
На короткий миг показалось, что внутри него что-то разгоралось.
Не задумываясь, Марион подняла руку к его груди.
Рубашка, которую носил Тюр, была тонкой, несмотря на погоду, и идеально сидела на широких плечах, обтягивая плотные мускулы его груди и рук. Она провела рукой по этим мышцам, чувствуя, как они двигаются и изменяются под её ладонью, но опять же, он не пытался уклониться от неё, и она почувствовала, как жар под его кожей усиливался.
Он не изменил позы, в отличие от неё.
Он как будто вовсе не дышал.
Ещё несколько секунд она ласкала его, поглаживая голую кожу его шеи, скользя рукой по тонкому материалу рубашки, осознавая, насколько он был тёплым, несмотря на холод на улице…
…и наконец она подняла на него взгляд.
Его тёмные глаза посмотрели на неё.
Они не двигались, но она могла поклясться, что этот жар, который она видела в них ранее — этот угольный, чёрно-красный огонь — теперь он поглотил большую часть его радужек и зрачков.
Его взгляд скользнул по её губам.
Затем медленно поднялся обратно к её глазам.
— У нас сейчас нет на это времени, — произнес он.
Марион резко втянула воздух. Она выдержала его взгляд, снова чувствуя себя потерянной, затерянной в этих странных глазах, в этом нечеловечески совершенном лице. Не в силах оторвать взгляд от него, она невольно сглотнула, не обращая внимания на причины, по которым делала это. Она боролась с внезапным желанием положить руку куда-нибудь ещё, помассировать его член, посмотреть, что именно эта часть его тела думала о том, сколько времени у них было, и узнать, влияет ли она на него так же, как он влияет на него.
Казалось, он видел, как её взгляд скользнул вниз по направлению к его коленям.
— У нас сейчас нет на это времени, Марион, — повторил он.
На этот раз она сжала челюсти, снова подняв взгляд к нему.
— Тогда почему ты остановился? — спросила она, с усилием выдерживая его взгляд и изучая его глубокие чёрные глаза. — Зачем мы здесь, Тюр?
Воцарилась тишина.
Потом он посмотрел вниз.
Его взгляд снова блуждал, фокусируясь на её ногах и медленно скользя вверх по телу. Она смотрела, как он задерживается там, где заканчивается золотое платье, прикрывая место соединения её ног и промежности. Его глаза вновь задержались теперь на её груди, обтянутой золотой тканью.
— Тебе нужна одежда, Марион, — ответил он.
Ее рука сжала внутреннюю поверхность его бедра, и она почувствовала, как жар в нём снова усиливается.
— …Одежда по погоде, — резко добавил он.
Пару секунд она просто смотрела на него.
Какая-то часть её хотела рассмеяться.
Какая-то часть её почти смутилась.
В то же время она могла слышать, как колотится сердце в её груди, как дыхание вырывается из неё рваными вздохами. Она всё отчётливее осознавала ту часть себя, которая хотела продолжать прикасаться к нему, чтобы увидеть, сломается ли его странный контроль, если она начнет его лапать по-настоящему.
Тюр всё ещё не отодвинулся от неё.
— У нас нет на это времени, Марион, — повторил он.
В этот раз его голос прозвучал мягче.
Он потянулся к своему бедру. Аккуратно потянув её за запястье, он поднял её руку вверх и прочь от того места, где она массировала его мышцы. Он убрал руку на её сторону машины и осторожно положил её на колени.
Почувствовав, как её щёки потеплели, Марион кивнула.
Сделав прерывистый вдох, через мгновение она заставила себя оторвать от него взгляд, пытаясь сосредоточиться на заснеженной возле машины улице.
Её лицо горело ещё сильнее, когда она сглотнула, наблюдая за женщиной в ярко-жёлтой лыжной куртке и двумя её детьми, идущими по улице. Несколько раз они останавливались, потягивая что-то из дымящихся бумажных стаканчиков в руках и указывая на тёплые окна, заполненные рождественскими украшениями и ярко разрисованными вывесками. На несколько секунд она почти увидела всё это глазами Тюра, со всеми этими украшениями, с людьми, несущими сумки и упакованные свёртки.
Мимо них проходили и другие семьи, выглядящие такими же расслабленными и счастливыми.
Марион задумалась, поможет ли ей кто-нибудь из них, если она закричит.
Ей было интересно, прикроет ли её кто-нибудь из них, если она попытается сбежать от Тюра.
От этой мысли ей стало не по себе.
Ей пришло в голову, что она не совсем была уверена, что хочет уйти от него.
Ей казалось, что какая-то её часть всё ещё хочет ему поверить.
По крайней мере, ей хотелось верить, что он на её стороне.
Даже если он сумасшедший.
По этим причинам, как и по сотне других, было чертовски странно сидеть рядом с ним в смехотворно дорогом спортивном автомобиле и смотреть на старомодную американскую улицу во время предрождественского ажиотажа по магазинам. Наблюдение за украшенными окнами с рождественскими бантами и цветными огоньками, а также летающими оленями, натянутыми между зданиями и обвивающими деревья, посаженные вдоль тротуаров, не помогало справляться с её семейным горем.