Андреа, сидя в комнате, с бессильной яростью вертела в руках лук. Да будь она здорова, она бы мигом уложила всех троих врагов. Но для этого ей нужно чем-то закрепить лук. Но чем?! Взгляд девушки метался по стенам комнаты, метался лихорадочно, но безнадежно…

…Начальник спустил тетиву, и стрела вонзилась барану в зад. Животное рухнуло на землю словно подкошенное, не издав даже предсмертного блеяния.

— Ловко, мессир! — похвалил кто-то из воинов. — Раз — и наповал.

Главный подошел к Клаусу, ничком лежавшему на земле со связанными руками и ногами, и, пнув его сапогом, объявил:

— Теперь ты раб его высочества герцога, гнусная мразь! А чтоб ты лучше это запомнил, мы тебя еще маленько посечем, а потом запрем здесь до утра… Ты, Марсиаль, останешься его сторожить, мы потащим бочонок.

— Мессир, а может, лучше взять его с собой? — спросил Марсиаль.

— Пока он нам не нужен… Стрел хватит. Пусть посидит тут в чулане. Он без окон, с каменным полом и дверь на крепком засове… Надежен вполне.

— А если сюда придут шато-д’орские?

— Постарайся не прозевать! Если увидишь, что они идут, убей мужика и уходи в лес, если сможешь…

— А если не смогу?

— Тогда умрешь как последний дуралей, понял?! Не трусь, дурачина. Просто в лодке нет места для четырех человек и бочонка. Ты ж не хочешь вместе с латами нырнуть в воду? Или, может, они у тебя деревянные?!

— Не бойся, Марсиаль! — горячо убеждал товарища второй воин, радуясь выбору старшего. — Вряд ли Шато-д’Оры полезут через реку. Да и весь берег сторожат люди маркграфа…

— Верно, — подтвердил старший, — без пароля там не пройдешь… А большие силы они посылать не станут. А об этом месте им никак не догадаться! Вовремя мы сцапали этого Шатуна…

«Значит, они перебрались сюда на лодке! — размышляла Андреа. — А почему я подумала, что они на лошадях? Ага, у них плети и шпоры, да и латы тяжеловаты, в таких пешими биться трудно… Кони, значит, у них за рекой…»

Словно отвечая на ее вопрос, старший сказал:

— Да, если б не Шатун, мы бы сюда не вышли! Через это болото, похоже, нет другой тропы…

— А не рано ли мы его прикончили, мессир? — спросил Марсиаль.

— Не бойся, на тропе я оставил знаки.. А ты, Роже, запомнил их?

— Запомнил, мессир Бертран: от большого камня, что у поваленной сосны, десять шагов до просеки в кустах, потом сто шагов по просеке до края болота, а там, в самом начале тропы, — труп Шатуна…

— Вот-вот! — хмыкнул мессир Бертран. — Понятно, почему я его уложил? Голова его, хоть и разрублена пополам, но указывает точно на шест, до которого надо идти не сворачивая. От шеста, тоже не сворачивая, — до следующего шеста, и так до пня с затеской… Там край болота… А затем шагов двести по просеке до перекрестка двух просек, свернуть налево и выйдем прямо к реке… Ну все, надо спешить! Но сперва еще как следует всыплем этому мужику… Снимайте с него портки!

Воины вновь уселись на плечи и на ноги Клаусу. Мессир Бертран с садистской ухмылкой на лице размахнулся плетью и изо всех сил принялся хлестать ею по исполосованному телу бортника. Клаус уже не мог даже громко стонать, он только хрипел, дергаясь под ударами, обдирая лицо о жесткие травинки и набивая рот травой и землей… Андреа, несмотря на свое презрение к Клаусу, с болью смотрела на это истязание, все яростнее ненавидя мучителей и все больше жалея их жертву.

— Довольно, — сказал мессир Бертран. — Теперь ты понял, мужик, что надо сразу подчиняться своему господину? Это тебе урок надолго. В другой раз не води нас за нос и не ври! А вы, молодцы, волоките его в подвал, я покажу куда.

Воины подхватили полубесчувственного Клауса за связанные на животе руки и уволокли со двора; слышно было, как лязгнул какой-то тяжелый засов и со скрипом отворилась дверь. Затем послышался глухой стук — это воины швырнули связанного Клауса на каменный пол. Гулко скрипнула и лязгнула затворяемая дверь, скрежетнул засов и затопали сапоги выходящих из подвала воинов.

— Ну, сиди здесь, Марсиаль! До утра мы тебя вряд ли навестим. Жри все, что у него тут имеется, только — хе-хе! — не выпей какого-нибудь яду… А мы пошли… Берись за бочонок, Роже…

Мессир Бертран и Роже уложили бочонок на два довольно длинных кола и на этом подобии носилок потащили его со двора. Вскоре они скрылись за деревьями, а Марсиаль остался во дворе один.

— Вечно так! — расстроенно произнес он, когда его товарищи уже не могли его слышать. — Либо места в лодке не хватит, либо коня надо отдать или подменить кого-то… И все я! Роже, стервец, никогда ничего за других не делает, а мессир Бертран им доволен… Знаем отчего: у Роже сестра-шлюха, а Бертран всегда ее берет, когда больше некого… Эх, жизнь!

Стало совсем темно. Марсиаль ушел со двора, по-видимому — в нужник, затем вернулся обратно.

— Черт знает, сколько еще здесь сидеть! — ворчал Марсиаль. — Жрать хочется, сил нет! А страшно… Может, у него здесь везде яд… Полезу-ка, однако, поищу чего-нибудь…

Андреа не видела в темноте, куда пошел Марсиаль, но зато хорошо слышала его шаги по лестнице, бряцание кольчуги и шпор. Она встала напротив двери на одно колено, а лук приладила горизонтально на спинке стула. Стрела была наложена, но тетиву она натягивать не спешила — боялась, что устанет рука. Шаги теперь слышались внизу. Стучали какие-то горшки, ложки, ухваты: очевидно, Марсиаль искал съестное. Потом шаги и бряцание вновь переместились на лестницу и стали приближаться к двери комнаты. Андреа чувствовала, как тело сводит боль в ноге. Она напряженно ждала… Шаги приближались. Они звучали все громче, все настойчивее. Андреа казалось, что каждый шаг бьет ее, словно обухом, по голове. Дверь заскрипела, шаги на секунду стихли. Марсиаль воровато просунулся в комнату… И когда он подставил под стрелу свою окольчуженную грудь, Андреа оттянула тетиву и тут же отпустила ее. Вз-зить!

Темная бесформенная масса с грохотом и лязгом рухнула на пол. Бедняге Марсиалю в последний раз не повезло.

Андреа, опираясь на стул и передвигая его перед собой вместо костыля, приковыляла к лежавшему телу. С трудом повернув убитого, она вытащила из его ножен меч и с его помощью, прихватив еще и свой меч, висевший у двери, стала медленно, стараясь не наступать на раненую ногу, спускаться вниз по лестнице. Миновав первый этаж, она направилась в подвал.

В подвале было две двери, одна открыта, вторая — на засове. Засов был задвинут так туго, что открыть его можно было только двумя руками. Левая рука ныла, и тогда Андреа несколько раз ударила по двери мечом. Но в темноте трудно было разглядеть, куда направить удар. Попав по железному засову, Андреа заволновалась — не сломала ли она меч. Затем ей пришла в голову мысль использовать меч Марсиаля в качестве рычага. И наконец, совершенно измученная, Андреа сдвинула засов. Из темноты до нее донесся приглушенный стон.

— Клаус, ты жив? — спросила она и в кромешной тьме принялась шарить по полу мечом, пока не наткнулась на Клауса. Нащупав веревки на его ногах, она осторожно, чтобы не ранить его, разрезала их мечом. Руки у Клауса были связаны спереди, и ей пришлось перевернуть его на спину.

— О-о-о-ох! — простонал бортник. — Больно как, Господи!

— Сейчас, сейчас, — бормотала Андреа и торопливо, но очень осторожно разрезала веревку, стягивавшую запястья бортника.

— Встать можешь? — спросила Андреа. — Обопрись на меня!

Клаус с трудом привстал, Андреа присела на здоровой ноге, подставив Клаусу левое плечо. Упершись мечом в пол, Андреа напряглась — и оба они со стоном выпрямились. С трудом, но нашли-таки выход из темного чулана и стали подниматься по лестнице, поддерживая друг друга и едва не падая от усталости и боли. Хрипя, задыхаясь, из последних сил удерживаясь на ногах, они дошли до второго этажа, обошли труп Марсиаля, лежавший на пороге, и в изнеможении упали на кровать Андреа…

Как мы уже узнали из предыдущей главы, Марте некого было дожидаться. Разбойники во главе с Петером Конрадом наткнулись на один из разъездов герцогских войск. Завязалась схватка, в ходе которой трех разбойников и двух латников убили на месте, двух латников ранили, а четырех разбойников взяли в плен. Как уже говорилось, одному из убитых латников в руку попала стрела с ядом — так и были получены сведения о производстве яда, которым занимался Клаус. Петера Конрада, а также еще двоих разбойников после ужасных пыток повесили вместе с трупами тех троих, что были убиты в бою. Шарль — он же Шатун — был последним, кого начали пытать. Все его товарищи уже были мертвы, и поэтому он рассчитывал только на свои душевные силы… Но сил этих было мало. Когда Шатуна повесили над костром и стали жечь ему пятки, он не выдержал и рассказал, где брал яд. Более того: он вызвался проводить туда латников герцога. Как мы уже знаем, это не спасло ему жизнь…