Бедный Конрад! Рот открыт…

Она вытерла слезу, которая казалась неестественной на ее гладкой и розовой, словно спелое яблоко, щеке.

— Это все?

— Да. Из Гронингена в помощь жандармерии приехала полиция. Они считают, что стреляли из дома. Ходят слухи, что сразу после выстрелов видели, как профессор спускался по лестнице с револьвером в руке. С револьвером, из которого стреляли.

— Профессор Жан Дюкло?

— Да. Поэтому ему и не разрешили уехать.

— Короче, в момент убийства в доме находились госпожа Попинга, ее сестра и Жан Дюкло?

— Ya.[3]

— А на приеме, кроме них, были Винанды, вы и Конрад.

— И еще Кор! Я забыла.

— Кор?

— Корнелиус, воспитанник мореходного училища, он брал частные уроки.

— Когда он ушел?

— Вместе с нами, но повернул направо и поехал на велосипеде на учебное судно, стоящее на Эмс-канале… Сахар, пожалуйста.

От чашек поднимался пар. У дома остановилась машина, и вскоре в комнату вошел мужчина — высокий, широкоплечий, седоватый, с серьезным лицом и тяжелой походкой, подчеркивающей его спокойствие.

Хозяин фермы, а это был Ливенс, подождал, пока дочь представит ему гостя. Ничего не сказав, он крепко пожал руку Мегрэ.

— Отец не говорит по-французски.

Бетье налила отцу чашку чая. Он выпил стоя, маленькими глотками, в то время как она рассказывала ему по-голландски о рождении теленка.

Видимо, она рассказала и об участии Мегрэ в этом событии, потому что Ливенс посмотрел на комиссара с удивлением, не лишенным иронии. Потом, чопорно раскланявшись, он ушел в хлев.

— Профессор Дюкло в тюрьме? — спросил Мегрэ после его ухода.

— Нет. Он в гостинице «Ван Хасселт», с жандармом.

— А Конрад?

— Тело увезли в Гронииген, это в тридцати километрах отсюда. Большой город, сто тысяч жителей, университет, где принимали Жана. Дюкло… Ужасно!.. Никто ничего не может понять.

Действительно ужасно! Но вопреки случившемуся все вокруг дышало покоем. Причиной тому был и домашний уют, и горячий чай, и сам городок, напоминающий игрушку, которую ради забавы оставили на берегу моря.

Из окна, возвышаясь над кирпичными строениями, виднелись труба и мостик огромного судна, стоящего на разгрузке. Бесконечная вереница пароходов скользила к морю по водной глади Эмса.

— Конрад часто провожал вас?

— Всегда, когда я приходила к ним. Как друг.

— Госпожа Попинга не ревновала?

Вопрос вырвался случайно: взгляд Мегрэ упал на аппетитную грудь девушки, и он покраснел.

— Почему?

— Не знаю. Ночь, вы вдвоем…

Она засмеялась, обнажив здоровые зубы.

— Для Голландии это естественно. Кор тоже провожал меня.

— Он не влюблен в вас?

Она не ответила, а только хихикнула с кокетством и удовлетворением.

Мегрэ увидел за окном отца Бетье, который на руках вынес из хлева теленка и поставил его на залитую солнцем лужайку. Теленок качался на тоненьких ножках, чуть было не упал, потом вдруг побежал и через несколько метров остановился.

— Конрад вас целовал?

Снова смех, но теперь она покраснела.

— Целовал.

— А Кор?

Скорее для приличия она отвернулась.

— Тоже… Почему вы спрашиваете об этом?

Она как-то странно смотрела, может быть, ждала, что и Мегрэ поцелует ее?

С улицы ее позвал отец. Бетье открыла окно. Отец что-то сказал ей по-голландски, и она, повернувшись к Мегрэ, пояснила:

— Извините, надо идти в город за бургомистром. Это важно для родословной теленка… Вы сейчас куда, в Делфзейл?

Они пошли вместе. Она вела за руль велосипед, слегка покачивая развитыми, как у зрелой женщины, бедрами.

— Красиво у нас, правда? Бедный Конрад, он ничего больше не увидит! Завтра открывается купальный сезон.

Конрад купался каждый день, по часу оставаясь в воде…

Мегрэ задумчиво смотрел в землю.