— Да-да, конечно, — поспешно заговорил я, только сейчас понимая, в чем дело. — Извините, я закрутился с этим дежурством, инструктажем… — начал я сбивчиво оправдываться. Она терпеливо ждала. — Да тут еще хулиган Корнеев оставил некачественных дублей, пришлось и с ними повозиться…

— Скажите, — снова скромно сказала она, когда я замолчал, чтобы наполнить опустевшие легкие хорошей порцией кислорода. — А где мне можно расположиться?

— Ох, извините, — опять засуетился я, сам себя не узнавая. — Пойдемте, я вам покажу.

С этими словами я завел ее за массивный модуль памяти и показал на старенький диванчик с подушкой и пледом.

— Здесь? — спросила она с такой покорностью судьбе, что я чуть не провалился сквозь землю.

— Простите, — уже в который раз проговорил я, — лучшего у нас в институте не нашлось.

— Да нет, ничего, — поспешно проговорила она устало извиняющимся голосом. — Я не хотела вас обидеть. Тут на самом деле очень мило.

Я глупо кивнул и ушел, поняв, что сильнее всего на свете она сейчас хочет лечь и уснуть, но стесняется сказать мне об этом.

Некоторое время я никак не мог сосредоточиться на заветной задаче, непроизвольно прислушиваясь к легкому шуршанию за компьютером, но, наконец, оно стихло и я смог вернуться к оставленной работе и полностью окунуться в гениальные идеи Бен Бецалеля.

Я заметил ее только тогда, когда полез открывать переднюю панель — у меня зависла клавиатура и я хотел дать взбучку поселившимся в блоке ввода-вывода домовым.

Девушка тихо сидела в дальнем углу зала, скромно закутавшись в старенький плед.

— Я вам не помешаю? — осторожно спросила она.

— Да нет, — неуверенно ответил я, мучительно вспоминая, произнес ли я вслух те ругательства, что вертелись у меня на языке, краснеть мне или пока еще рано?

— Не спится, — сказала она виновато.

— Я понимаю, — поддакнул я, совершенно ничего не понимая.

— Вы работайте, не обращайте на меня внимания, — сказала она.

Я кивнул и, так как она больше ничего не говорила, осторожно вернулся за монитор, незаметно погрозив домовым пальцем.

Час-полтора я активно работал, потихоньку забывая о ее присутствии.

— Можно вас спросить? — вежливо начала она, когда я, наконец, неожиданно для себя вроде бы добил эту чертову задачку и, блаженствуя, откинулся на спинку стула, смакуя решение издали.

Я тут же выпрямился и принял нормальную позу.

— Да, пожалуйста, — торопливо проговорил я, приводя себя в порядок. — Извините, я привык тут работать в одиночестве…

Она кивнула одними ресницами, принимая мои извинения.

— Я, как это не покажется вам странным, ничего не понимаю и ничего не помню. Кто я, что я тут делаю, что за люди, что за место? Вы не могли бы мне хоть немного в этом помочь?

Я откровенно растерялся — вот тебе раз!..

— Спрашивайте, — сказал я чтобы потянуть время и собраться с мыслями.

— Как меня зовут? — тихо проговорила она и покраснела.

— Маргарита, — ляпнул я первое, что пришло в голову, вспомнив Булгакова и его Мастера.

Она задумалась, прислушиваясь, наверное, к своим ощущениям, потом чуть незаметно пожала плечами.

— А вас как зовут? — спросила она, слегка улыбнувшись.

— Шура, — начал я. — Э-э… Александр, — кивнул я деревянной головой.

— Очень приятно, — снова улыбнулась она, изобразив в кресле легкий реверанс.

— Мне тоже, — деревянным голосом произнес я.

— Вот мы и познакомились, — продолжила она. — Тогда, если разрешите, следующий вопрос. — Я снова кивнул. — Где я нахожусь и что я тут делаю?

Минут пятнадцать я врал, причем врал настолько самозабвенно и убедительно, что мне бы позавидовали великие актеры. Я ей долго и с большими подробностями рассказывал как нашли ее на лавочке в парке возле нашего института в бессознательном состоянии. И как, не дожидаясь скорой помощи, решив, что у нее обморок, отнесли ее внутрь, и наши доктора (а у нас есть свои!) оказали ей первую медицинскую помощь. А ее одежду сдали в химчистку. Сейчас у нее временная потеря памяти — но это скоро пройдет. А вот кто она и что здесь делала — в настоящее время выясняет милиция.

Попадет же мне завтра от Выбегаллы, грустно подумал я напоследок.

Зазвенел телефон.

— Это кто? — спросили в трубке после непродолжительного настороженного молчания.

— А вам кто нужен?

— Вы это прекратите, Привалов. Вы не в балагане. Докладывайте.

Я доложил.

— Обход делали? — строгим голосом спросил Камноедов. На этот раз врать мне уже было неудобно, особенно при девушке, и я сказал.

— Да вот, как раз собирался.

— Ну хорошо, — сказали на том конце и повесили трубку.

— Мне пора на обход, — сказал я, вставая. — На предмет самовозгорания…

Маргарита, немного ожившая после моего рассказа, с вновь обретенным чувством определенности, тоже поднялась.

— Я с вами, — сказала девушка довольно бодро. — Боюсь одной оставаться, — пояснила она, слегка смутившись. — Наедине со своими мыслями. Опять как нахлынут… Ужас…

Честно говоря, меня обрадовала перспектива снова быть с ней вместе.

— Хорошо, пойдемте, — как можно спокойнее сказал я, тщательно скрывая волнение, и, для надежности, взял ее за руку. Рука была теплая, нежная и приятная.

По боковой лестнице мы быстро спустились к швейцарской — наученный горьким опытом моего новогоднего дежурства я первым делом всегда проверял макродемонов Входа и Выхода.

На этот раз у них было все в порядке.

В просторном вестибюле нашего института было сумрачно, сыро и слегка неуютно. На капителях колонн и лабиринтах исполинской люстры, свисающей с почерневшего потолка, шуршали нетопыри и летучие собаки. Из глубокой ниши, откуда тянуло сыростью и затхлостью, донеслось позвякивание цепей, чье-то жуткое оханье и Маргарита непроизвольно прижалась ко мне.

— Вы это прекратите! — строго сказал я, также непроизвольно обняв девушку за плечи. — Что это еще за мистика! Как не стыдно!..

В нише затихло.

По широкой парадной лестнице, взявшись за руки, в состоянии какой-то приподнятой торжественности от всего увиденного, мы поднялись на первый этаж. Здесь было царство Федора Симеоновича Киврина и его отдела Линейного Счастья.

Я осторожно, боясь лишним шумом вспугнуть эту торжественную тишину, подвел Маргариту к полуоткрытой двери, и она по-детски вздохнула, задержав дыхание, при виде великолепного генератора Эликсира Детского Смеха, этих красок, радуги и завораживающего сияния. Минут двадцать мы благоговейно, с замиранием и восторгом, наблюдали за процессом перегонки необычайной субстанции.

— Я и не представляла, — тихо сказала она мне, когда мы на цыпочках, с сожалением, отошли от двери. — Что может быть такая красота…

— Да, — так же тихо согласился я. — В этом отделе буквально все такое… неожиданное…

Второй этаж встретил нас все тем же сонным часовым, охранявшим Отдел Оборонной Магии.

— Проходите, не положено, — сказал он, чуть приоткрыв глаза, и мне показалось, что голос у него был более мягкий, чем в первые мои дежурства.

Чуть дальше начиналось наше знаменитое книгохранилище. Я специально привел ее сюда — уж очень мне хотелось все время поражать эту приятную и чем-то волнующую девушку, чтобы так идущее ей чувство восторга ни на минуту не сходило с ее красивого лица.

И действительно, увидев бесконечный ряд стеллажей, теряющийся где-то в дали, она замерла, подавленная этой необъяснимой грандиозностью.

— Корнеев доходил до 124 версты, — опережая ее вопрос и распираемый от гордости, сказал я. — Но конца так и не увидел.

Маргарита чуть удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Мы потихоньку шли вдоль стеллажей. Она легко и ласково — чуть-чуть — касалась старинных переплетов, не снимая книг с полок — боясь потревожить их многовековой сон. Я шел чуть позади и с нескрываемым интересом наблюдал за ней. Маргарита заметила это, смутилась и отошла от стеллажей.