Кихэй. Да не беспокойся. Ну, так я, пожалуй, пойду сразу за плотниками и с ними – к торговцу мясом.
О-Тори. Так будет лучше!
Кихэй. Вот увидите, все сделаю как надо. (Уходит.)
О-Тори (задыхаясь от волнения). Покажи скорей мне бумаги, доктор. (Внимательно их разглядывает.) Сабу уехал со спокойным сердцем.
Ямакагэ ухмыляется.
На юге крестьянин-переселенец за всю жизнь не заработает таких денег. Ну, сэнсэй, прочти мне… Только чтоб старуха не услышала…
Ямакагэ. Кх, вот что тут получается:
«Первое. Приусадебный участок – триста цубо.[9]
Второе. Один деревянный дом, крытый тростником, – сто двадцать цубо.
Третье. Один сарай – тринадцать цубо.
Покупатель приобретает у продавца вышеуказанное недвижимое имущество по цене тысяча двести пятьдесят две иены пятьдесят дзэни в соответствии с договором о продаже недвижимого имущества, вступающим в действие одновременно с настоящим договором.
Продавец выплачивает покупателю сумму в тысяча двести пятьдесят две иены пятьдесят дзэни, а также возмещает расходы по составлению договора в течение десяти лет со дня его подписания.
По окончании выплат, означенных выше, настоящий договор теряет силу и беспрепятственно аннулируется. Свидетельство, подтверждающее договор о выкупе, прилагается. Дата – двадцать третье августа. Покупатель – Муракоси Тори, продавец – Муракоси Мансабуро».
О-Тори. Выходит, не будет никакой склоки?
Ямакагэ. Нет, не будет.
О-Тори (вздохнув с облегчением). Прекрасно. Эти бумаги я надежно спрячу. Правда, вряд ли они пригодятся, ведь Мансабуро никогда не сможет откупиться. (Взволнованно.) Наконец-то сбылась моя мечта! Спасибо тебе, доктор, я… (Плачет.)
Ямакагэ (удивленно). Ого!
О-Тори (неожиданно резко). Что «ого»?! (Рассмеявшись, меняет тон.) Итак, сэнсэй, обсудим наши планы…
Ямакагэ (достает чертеж). Значит, так, пожалуй, разделим дом на четыре части.
О-Тори (разглядывая чертеж). По всему фасаду в три простенка построим меняльные лавки. В целом так пойдет. Я человек неграмотный: если ты все мелочи продумаешь по своему усмотрению, возражать не стану Ты уж постарайся. Да будь поэкономнее.
Ямакагэ. Хм, попробую…
О-Тори. Потом, что бы такое придумать с внутренней стороны дома? У тебя есть какая-нибудь идея?
Ямакагэ. Ты же говорила, что откроешь там ресторанчики.
О-Тори. Ну, это еще когда будет! Я же не брошу Дзёсю сразу Ладно, пусть пока все остается как есть.
В дверях появляется госпожа Исэкин.
Гляди-ка, опять эта надоедливая старуха.
Ямакагэ (заторопившись). Ну, я подумаю… (Быстро удаляется.)
Госпожа Исэкин провожает его презрительным взглядом и входит с холодным выражением лица.
Исэкин. Я все никак не могла поговорить с тобой по душам, О-Тори.
О-Тори (неожиданно с приветливой улыбкой). Это я в суматохе не смогла найти время для разговора с вами.
Исэкин. Ты что-то сильно суетишься, неужели и в нашей деревне нашлось для тебя выгодное дельце?
О-Тори. Как раз об этом я и хотела вам рассказать, но все это так не просто, поэтому подробно поговорим попозже. Я вам многим обязана, а теперь мне снова придется обратиться к вам за советом…
Исэкин. Может, я суюсь не в свое дело, но будь поосторожнее с Ямакагэ. Это же волк в овечьей шкуре, законченный негодяй. Ради денег он не остановится и перед убийством…
О-Тори. Да вы не беспокойтесь. Я сама как-никак тертый калач, ему со мной не справиться. Я считаю, что он меня устраивает для мелких поручений.
Исэкин. Ты не простая женщина, но я слышала, что Ямакагэ запустил лапу в твой кошелек, у него даже усы шевелятся от восторга. Говорят, ты ужасно разбогатела!
О-Тори. А-ха-ха, ерунда! Я начинала с одной набедренной повязкой, для меня маринованные сливы[10] были редким лакомством, а деньги откладывала по одному дзэни. Теперь дела мои пошли в гору. А вспомнить прежние времена! Придешь, бывало, к вам с черного хода, выпросишь горсть риса, или зайдешь в лавку – дадут воротничок для нижнего кимоно. Никогда не забуду, чем я вам обязана, как вы помогали мне в то время. В этом кошельке – вся моя жизнь. Так неужели я стану открывать его кому попало?!
Исэкин. Так и должно быть. Я-то хорошо знаю, чем ты раньше занималась, поэтому и позволяю себе колкости. Но тебе выпал крупный выигрыш. С кем ни повстречаешься в деревне – только о тебе речь, говорят, в Дзёсю у тебя огромная ткацкая фабрика.
О-Тори. Да что там, сейчас она не так уж велика, да и в лучшие времена не приносила много дохода.
Исэкин. И все-таки выглядишь ты роскошно. Какие уж тут «плохие времена»?! А еще люди говорят, что была ты содержанкой у владельца этой фабрики, а он тем временем возьми да помри, и все досталось тебе.
О-Тори. Ах вот, значит, какие слухи пошли?! Глубоко ошибаетесь! Если честно, дело было так: вы, должно быть, знаете, что я стряпала для землекопов в Иваки…
Исэкин. Да, судачили, что ты путалась со старшим этой артели. И с тех пор никто в деревне больше ничего о тебе не слыхал.
О-Тори. Не рассказать, как трудно приходилось. Когда старшой умер и мне перепали кое-какие деньжата, я уехала в Дзёсю. Пошла в ткачихи. Тем временем цены на натуральный шелк резко упали, его потеснил искусственный, и дела на ткацких фабриках пришли в полный упадок. Наша тоже прогорела. Пришлось мне перебраться в комнатенку на три циновки и за сдельную плату ткать искусственный шелк; риса как следует не ела, зимой мерзла от холода. Шесть-семь лет пролетело как во сне, и странно – накопились какие-то деньжата! Тогда я сняла дом и наняла всего-то двух женщин. Стала брать подряды на шелк, понемножку давать в долг своим прежним товаркам по фабрике – вот тогда и завелись деньги, а тут как раз «шелковый бум».[11] Стало тесно – переехали, людей не хватало… И так незаметно получилось что-то вроде фабрики. Вся жизнь моя – сплошная погоня за удачей.
Исэкин. Другой бы не пробился… У тебя чутье хорошее. Не упустила случая. Характер-то дрянной, зловредный, поэтому и выбилась в люди без гроша за душой. Никому другому такое не под силу… Ведь так?! И что же, ты все делала одна?
О-Тори. Конечно, а вы как думали?!
Исэкин (с восхищением). Ох и сильна! Вон в какую даль уехала!
О-Тори. Так-то это так, но только брошу я скоро эту торговлю. В последнее время дела идут без особого успеха.
Исэкин. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Сейчас всюду плохо, что ни возьми.
О-Тори. Постарела я к тому же, здоровье не то, до каких же пор в чужих краях вести мне дела, не высыпаясь ни днем, ни ночью… Как подумаешь об этом, вспоминаются родные места…
Исэкин. Наша-то дрянная деревушка?!
О-Тори. Много лет я об этом и не помышляла. Должно быть, возраст дает себя знать. Я женщина одинокая. Случись вдруг умереть на чужбине, где воды перед смертью попросить не у кого, что будет с моими деньгами? Я уж и так и эдак все передумала; в мои годы, честное слово, невесело скитаться, не имея своего дома.
Исэкин. Да, вот оно что! Все верно. Вовремя ты спохватилась. Как появились деньги, самое милое дело – дом себе найти. Но неужели ты и в самом деле сейчас одна, О-Тори?
О-Тори (со смехом). Да, нет у меня никого.
Исэкин. Если деньги привалили, то мужчины должны толпами липнуть!
О-Тори. Тут вы правы. Раз уж я рассказала все как есть – скажу и об этом. Мне в каждом мужчине чудится вор, честное слово! Заводят такие сладкие речи, а посмотри на их рожи хорошенько – все как один метят на мои деньги. Я это прекрасно понимаю. Ха-ха-ха, вонючки! Поэтому я дала обет безбрачия и веду соответственный образ жизни.
Исэкин. Да, так оно и есть. Все они похожи на Ямакагэ!