Антип сам вызвался приготовить для Ларисы чай. Женька не спорил, отправился в палатку, забрался в спальный мешок и, пошевелившись раза два, чтоб улечься поудобнее, заснул, сладко присвистывая носом.
Когда вскипел чай, геолог подсела к костру, молча приняла из рук Антипа эмалированную кружку и стала прихлебывать из нее громко и со вкусом.
Переваливая через оснеженный бугор сопки, ветер, подобный ленивому, но плотному от полноводья потоку, стекал в широкую долину, звенел сосульками на рыжих, еще не осыпавшихся лиственницах. Их жидкие ветки печально провисли. Несколько темных елок на самом дне долины совсем заледенели. Они таились в глубокой тени и выглядели издали недвижными, хотя порывы там были особенно сильны.
Чтоб не мешать Ларисе разговорами, Антип старательно разглядывал окружающее и старался приметить в нем хоть намеки на скорую перемену погоды. Но чистое небо, спокойное солнце, ясное, без ореола, не предвещало близкую непогодь, которая могла принести тепло в облаках.
- Прихватит землю, - вполголоса, будто про себя, вздохнул старик. - Неглубоко, но прихватит.
- Может, оно и лучше… Грязюка в шурф не потечет. А то не поймешь, то ли воду лопатой, что решетом, черпаешь, то ли грунт выкидываешь. Это хорошо, влаги поменьше будет.
- Оно и вправду так, - согласился Антип, обрадованный ответом геолога. Очень не любил старик, когда люди вот так наглухо замыкались в себе, даже ненадолго. Антип переставал чувствовать и понимать их. А это всегда его раздражало, настораживало, он слишком привык к тому, что люди, среди которых он жил свою долгую-долгую жизнь, не таились и не прятались в молчании - надобности не чувствовали, а желания их были так просты и естественны, что не представляли ни для кого секрета. Тайны же были у каждого охотника, корневщика - искателя женьшеня, а в старину старателя. Только в них не лезли, если и не уважали, так боялись: платить-то приходилось жизнью.
Вдруг Лариса спросила:
- Не уйдет он?
- Женька-то? - кивнул Антип в сторону палатки, из-за брезента которой слышался ровный присвист. - Ты ему не как баба нравишься. Этого добра у него теперь и в поселке и в райцентре девать некуда. Морды царапают из-за него бабы друг другу. Не знает парень, куда прибиться. Случилось у него в жизни что-то. Что - не говорит. А мается. Он мне говорил: «Найдет атаманша - ты, значит, - руду, при деле останусь».
- А чего ж это теперь? - полюбопытствовала геолог.
- Чего?
- Ну… морды друг другу…
- Так с той поры, как экспедиция в поселке обосновалась, много вашего брата понаехало. Конторские, столовские… А мужики народ все больше одинокий да пришлый. Тебе он поверил.
- С чего бы?,
- Так ведь и я тоже поверил. С упрямства твоего, видать. Вон в прошлом годе вдвоем с Садовской колупались. И так ведь в этом годе одна решилась бы пойти. Неспроста. Силу за собой чуешь…
- Силу? - удивилась Пичугина. - Какая ж сила?
- В дело свое веришь, как в утреннее солнышко. А людей таких ой мало. Ты не красней. Я к слову сказал.
- Я не смущаюсь, дед Антип. Просто вы многого в нашей работе не понимаете, - ополоснув кружку из ведерка, Лариса повернулась спиной к костру и еще часа четыре проколдовала над пикетажкой. Потом ушла на сопочный склон, к шурфам, и пробыла там долго, до темноты.
- Вот теперь я похлебала бы чего-нибудь, - сказала она, усаживаясь у негасимого костра. - А Женька все спит?
- Раза два перевернулся, - ответил старик. - Раз так со вздохом.
- Со вздохом… - хрипло, со сна пробасил Женька из-за брезента. - Ужин-то есть?
А как же, а как же… Что от обеда осталось, то и доедим,
- Чего ж это? - заинтересованно пошевелился Женька.
- Да вот, - продолжал Антип, - ты спал, а мы не ели.
- А-а-а… Иду, - хохотнул Женька. - Иду!
Вечером Лариса была весела вроде, но рассеянна, задумывалась вдруг. Перед тем как забраться в свой спальный мешок, сказала:
- С зарей поднимемся, Жень.
- Решилась? - прищурившись, оборотился к геологу Женька.
- На что? - искренне удивилась Пичугина.
- Решилась… - констатировал парень.
- Да что ты заладил? - раздраженно потупилась Пичугина.
- Была у тебя, Лариса Анатольевна, задумка какая-то хитрая. Ходила ты вокруг нее, ну будто кошка вокруг горячей сковородки. И взять хочется, и взять боязно. Я в партиях-то не впервой. Подбиралась ты к одному местечку, ну вроде медведя обкладывала. Похоже, плохо будет тебе, коль не выйдешь на руду-то… А?
Лариса замерла, точно затаилась, а потом скользнула в спальный мешок. И все молчком, словно не слышала Женькиных слов.
- То-то… - наставительно этак гмыкнул Женька. - А чего боялась? Шла бы напропалую. Давно бы все знала.
Лариса ничего не ответила, лишь улеглась поудобнее. Ее поразили слова поселкового парня. Мало ли, что он работал в геологических партиях. Работа - одно, но чтоб вот так разобраться в ее думах и намерениях - совсем иное дело. Значит, не умеет она хранить своих тайн, и ее хитрости, уловки даже в мелочах видны любому. И жаль стало Пичугиной самое себя и то, что приняла она решение испытать судьбу напрямки только сейчас.
Теперь, после сказанного Женькой, ее хитрость с самой собой представлялась Ларисе действительно глупостью, недостойной взрослого человека. Однако она понимала: без проделанной ею предварительной работы она не смогла бы утверждать, что открыла промышленно важное месторождение.
Антип просидел у костра всю ночь. Спального мешка у него не было. Он покряхтывал около огня, но к утру, когда холод пробрал до костей, встал и попрыгал. Однако это мало помогло, и он отправился рубить дрова на весь день, согрелся кое-как. Вернулся к палатке, почаевничал вволю. Однако озноб не прошел, стало ломать кости. И все ж Антип бодрился и не подавал вида, что, похоже, заболел.
Среди следующего дня в их табор неожиданно прилетел Бондарь. Начальник экспедиции сделал порядочный крюк, чтоб узнать, как у них дела. Старик знал Бондаря хорошо, и, судя по виду, начальник не огорчился и не обрадовался, что у них нет приятных новостей. Скорее все-таки даже обрадовался, хоть и старательно скрывал это за заботливостью и настойчивыми предложениями заканчивать и без того затянувшийся сезон. Он предложил тотчас забрать их с собой на вертолете.
- Я все дела сделал, - приговаривал Бондарь, прохаживаясь меж пустых шурфов, - так что давайте, Лариса Анатольевна, решайтесь. Машина пуста, вполне могу вас всех с собой в поселок забрать. Больше оказий не предвидится.
- Я все-таки подожду, - сказала Пичугина.
- Что дадут вам десяток-другой шурфов? Да и их-то вы не успеете пробить. Хорошая погода вряд ли вернется. А выбираться отсюда, сами понимаете, очень трудно…
- Все-таки я постараюсь выполнить намеченный план.
- Жаль…
- Что я все-таки выполню план?
- Вашей нерасчетливости.
- Это я переживу, - резко сказала Лариса.
Женька, который случился рядом с ними, удивился, почему же Пичугина не сказала начальнику экспедиции, что пошла, так сказать, ва-банк, в нарушение инструкций по разведке. Если бы Бондарь приехал дня на четыре позже, он и сам смог бы убедиться в самовольстве молодого геолога. Пока же по расположению шурфов еще нельзя было судить о том, как они пойдут в дальнейшем.
Потом появление Бондаря в стороне от обычных трасс его экспедиции, столь большая забота этого вечно занятого и, как считал Женька, расчетливого человека не настроили рабочего на разговор с высоким начальством. Да и сами отношения Женьки с Бондарем были сложноваты, во-первых, Пичугину не хотелось подводить, во-вторых, а в-третьих, он и остался здесь с Пичугиной только для того, чтоб убедиться, права ли эта настойчивая девка.
Очень хотелось Женьке, чтоб Лариса утерла нос всей этой экспедиции. Хотелось, чтоб фанатизм одиночки победил и в этом деле. Ведь только ради этого он и согласился посередь лета пойти к Пичугиной рабочим, он, охотник-промысловик, который и думать забыл о прежнем приработке.