Охотники проводили нас в местный дом культуры. Он представлял собой крышу на столбиках и кусочек дощатого пола. Под неосвещенной крышей играл инструментальный ансамбль на чем-то очень странном. Совершенно иной мир музыки, совершенно иные инструменты. У парней не было никакой аппаратуры, они, вероятно, даже не слышали о микрофонах и усилителях. Вряд ли учились музыке. Играли скорее для себя, но играли прекрасно. Музыка была слышна во всей деревеньке и даже на яхтах. Но она не нарушала тишины Таиохаэ-Бей — была его неотъемлемой частью.

Приятель Тони с другой американской яхты помог мне сменить реостат зарядного агрегата. Оставалось оформить входные документы.

Полицейский не сделал мне замечания, что я явилась на пятый день после прибытия. Очевидно, тихая, солнечно-сонная атмосфера Таиохаэ расслабляла даже строгие правила. Он поставил печать в паспорте, вписал для порядка дату прибытия, удивился, что я собираюсь быть здесь всего шесть дней, а не шесть месяцев, и сразу оформил выход.

Тем временем сюда прибыла еще одна знакомая мне яхта — «Сайонара» с Яном и Донной. Я встретила их букетом, о котором лишь могут мечтать все возвращающиеся из длительного морского плавания, — головкой свежего салата. Букет был принят с восторгом. На пути от Панамы до Маркизов у них произошло серьезное происшествие — взорвался баллон с газом. У Яна еще были видны следы ожогов. Я сообщила им все, что знала о жизни в Таиохаэ.

Утром к набережной пришвартовалось кормой утлое суденышко — местная карета для передвижения по воде. Мне показалось, что оно не рассыпается на части только благодаря краске. Жилой каютой и багажным отделением служило пространство под тентом на палубе, прекрасно проветриваемое. Суденышко простояло весь день, а вечером состоялось бесплатное представление под названием «Отъезд». На набережной собралась вся деревня, женщины поспешно плели венки. Наконец появился главный герой — пожилой джентльмен, вроде бы учитель, который собрался в путешествие до самого Таити. Если учесть состояние водяной кареты, то это был, по-моему, мужественный акт. Героя расцеловали сначала все собравшиеся, затем только дамы, причем каждая вместе с поцелуем вешала ему на шею венок. Вскоре он стал похож на ходячую вазу с цветами, из которой выглядывала лишь макушка. Когда суденышко тронулось с места, джентльмен стал снимать с себя венки и бросать их за корму, что по полинезийским обычаям должно было обеспечить ему счастливое возвращение. Я решила это запомнить.

Мне осталось сделать окончательные покупки — главным образом витамины. Помидоры, лук и салат выращивала здесь одна фирма. Цены этих «экзотических» овощей были просто неприлично высокими, и я купила их немного. Затем я отправилась на поиски грейпфрутов. Обследовала безрезультатно всю местность, пока какие-то детишки, с которыми я прекрасно договорилась на пальцах, не привели меня в сад под горушкой. Чтобы упростить сделку, я решила купить у хозяина сада целое дерево, точнее все плоды на нем. Расплатившись, я оказалась владелицей десяти огромных шаров, которые с трудом приволокла на яхту. Сразу же послала в сад Яна и Донну. Они вернулись грустные: там росло одно грейпфрутовое дерево, все плоды которого купила именно я.

Через неделю я покидала Гаиохаэ-Бей. Ян помог мне втянуть на палубу плот. Я стала вытаскивать якорь. На палубе постепенно росла гора скрученного грязного каната, а якорь все не показывался. Зато я стала приближаться к цветастой яхточке, которая бросила якорь в заливе ночью и сейчас наверняка не была жилой. Кажется мой якорь лежит под днищем нового соседа. Это означало, что мне нужно вытравить обратно канат «Мазурки», выбрать канат цветастой яхточки, потом свой и только тогда вырвать якорь. Плот я уже спрятала, следовательно, еще предстояли заплывы на дистанцию между обеими яхтами. Пока я размышляла, как мне избежать всего этого, неожиданно явилась помощь. Австралийские парни с «Йеллоу Перил» уже несколько часов стояли в заливе. Подплыли на тузике, убрали цветастую яхточку с пути «Мазурки», и я вырвала якорь. Сказала им сразу: «Спасибо, здравствуйте и до свидания» и направилась к выходу из залива.

Снова начиналось отличное плавание в пассате. К пути на Таити я подготовилась основательно. Архипелаг Туамоту решила обойти с севера: на острова я заходить не собиралась, а плыть между ними было опасно и к тому же невыгодно — трасса сокращалась минимально. Обход же удлинял отрезок прекрасного плавания в бейдевинд. В сторону Таити хотела повернуть после атолла Матахива. Выбранная трасса предназначалась для крупных судов, но все яхты плыли именно так.

Вечером простилась с Уа-Пу, который, кажется, был виден отовсюду. Передо мной лежал пустой океан. Дул ровный юго-восточный ветер, не погода — мечта. Но уже на следующий день я попала в очередное бедствие. Виной тому был один из главных грехов человечества — обжорство. В Таиохаэ я купила свеженький, прелестно пахнущий зеленый лук. Холодильника на яхте не было, и он пролежал в камбузе три дня. За это время тропическая жара превратила симпатичную травку в высококачественную отраву, которую я, пожалев выбросить, съела за ужином. И отравилась. Лечение назначила себе самое простое, не как медик, а как инженер — вообще перестала что-либо есть, пила только чай в неограниченном количестве. Решила, что на такой диете до Таити выдержу, а там или поправлюсь или пойду к врачу. Я поправилась, но зеленый лук еще долго не могла видеть.

На четвертый день плавания меня поймал в эфире «Князик». Обоюдная радость была неописуемой. К сожалению, он покидал место лова, и теперь моим окошком в мир становился «Центаурус». Во время ежедневных сеансов связи с ним я старалась передать все необходимые заказы для выполнения в основном уже в Сиднее: между Польшей и Фиджи не было договоренности об обмене посылками.

6 сентября я подошла к Туамоту. Пассат ослаб и сделался нервным — явно сказывалась близость архипелага. Весь день над атоллами появлялись отдельные белые тучки-барашки. Словно каждый атолл был большой кастрюлей, в которой кипела вода. К вечеру кастрюли прекращали работу и их испарившееся содержимое летело вместе с ветром к «Мазурке». Каждый барашек по пути вырастал в большого барана, вызывал шквал, а иногда проливался легким дождичком. Днем я ставила, без особой охоты, самую большую геную, а ночью меняла ее на топовый кливер. Потом вообще отказалась от грота и шла только под двумя стакселями. Ночи были полны бдения — не хотелось приближаться к атоллу в темноте, а единственный действующий радиомаяк на Рангироа работал по принципу «слышу, когда вижу». Поэтому я непрерывно проверяла положение и следила за курсом.

На седьмой день на рассвете должен был показаться мой поворотный буй — атолл Матахива. Я вылезла в кокпит распрямить кости и увидала по курсу цепочку зеленых стожков. Довольно быстро они превратились в маленькие пальмочки, которые вскоре уже стояли на подставках из желтого песка. Через час на траверзе вырос атолл. Я полюбовалась домиками с красными крышами, мелькавшими среди пальм, зеркальной голубой водой в лагуне — этаким мирком морских гномиков. Пожалела, что прохожу мимо еще одного места, где хотелось бы задержаться. Но мне нужно было благоразумно плыть к цели.

Обошла Матахиву и направилась в сторону Таити. До Папеэте осталось 120 миль. Вечером включила радиокомпас. Теперь в любую минуту можно было проверить, не спихивает ли течение «Мазурку» с нужного курса.

Архипелаг Туамоту прекрасно защищал от волн. Мне еще никогда не приходилось плыть по такому гладкому океану. Даже ветер вежливо повернул на северо-восток, и я снова шла в бакштаг.

Утром 10 сентября я увидела по курсу Таити — жемчужину Полинезии, рай моряков, мечту Европы и полмира. Маркизы, эти вырастающие из океана горы, были прекрасны, но Таити был неописуемо красив. Из воды вылезала целая горная цепь, каждая вершина которой имела свою форму и свой цвет. Я начала готовиться к торжественному въезду. Этот вопрос давно меня беспокоил. По описанию в лоции, Папеэте — большой и цивилизованный порт, оборудованный плавучими маяками и створами. Остров окружал кольцом коралловый риф, в котором имелись небольшие разъемы — входы в гавани. Вход в Папеэте имел в ширину 50 м — для «Мазурки» широкая дорога, но на ней время от времени появлялись течения. Они-то и сгоняли сон с моих глаз. Уж очень мне не нравились с некоторых пор течения, особенно встречные.