— Откровенно говоря, не успел.

Он сделал знак секретарше, и нам принесли сандвичи, кофе…

— Очень признателен вам за статьи, — начал Дуономус. — Для меня это весомая поддержка.

Вопреки моим ожиданиям говорил он сдержанно и своим тоном сразу же установил в наших отношениях некоторую дистанцию.

— Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.

Я молчал, не зная, как вести себя с Дуономусом.

— Сегодня я хотел бы еще раз воспользоваться вашей помощью, — продолжал Тирбах. — Мы отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за время моего отсутствия немного запустили дела. Я хочу появиться в банке неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…

— Очень признателен вам за доверие.

Он заметил мою нерешительность в разговоре с ним и сказал:

— Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.

Я согласно кивнул.

Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:

— Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, мой вид чем-то смущает вас. Из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?») К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. Ведь от вас зависело, чьим мозгом я воспользуюсь…

Похоже было, что эти слова сказал Боб. Однако вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это: плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?

— Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, да, да, законные… И я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. — Тирбах поморщился, приложил руку к груди. — Сердце беспокоит…

Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверяя что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:

— Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. У меня очень много денег. Но хорошим здоровьем не могу похвалиться. Организм слишком стар. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, — и показал рукой вверх.

Что это: запоздалое раскаяние Боба, признание медицинской операции ошибкой?

Он дышал очень тяжело, и время от времени словно прислушивался к тому, что происходило у него внутри…

— При ваших-то капиталах можно заменить и другие органы, — проговорил я и запнулся.

— В Центре мне советовали… Замена отдельных органов ничего не даст. Почки, сердце — этого мало… У меня никуда не годятся сосуды.

Я не знал, что ответить ему.

— Да, сейчас все возможно, — задумчиво проговорил Тирбах. — Но я хочу остаться самим собой… Сегодня я забираю вас на весь день… Не возражаете?

— Наоборот, буду рад сопровождать вас.

Тирбаха в банке не ждали. Секретарша управляющего строго посмотрела на нас и сказала:

— Господин Шнитке занят, пройдите к заместителю.

Тирбах мягко возразил:

— Передайте господину Шнитке, что если его секретарь еще раз не узнает меня, я прикажу уволить его.

Управляющий разговаривал с посетителем. Увидев нас, он резко повернулся:

— В чем дело, господа? Калерия, — обратился он к вошедшей следом секретарше. — Я же просил никого не принимать.

— Господин Шнитке, я предупреждала, но господин Тирбах очень настаивал. — Она выделила слово «очень».

Управляющий вскинул голову, торопливо поднялся:

— О, извините, господин Тирбах. Почему вы не предупредили?

— Мне хотелось сделать вам сюрприз. Сегодня я, как кинозвезда, в сопровождении прессы… Кларк Хьюз из «Фурора». — И он указал жестом в мою сторону.

— Рад познакомиться. — Шнитке протянул руку. — Я вас слушаю, господин Тирбах.

— Пожалуйста, журнал учета операций за два последних месяца.

— То есть все расчеты компьютера? — переспросил Шнитке.

— Нет. Техника, конечно, хорошо, но я привык работать по старинке, хочу просмотреть все своими глазами.

Получив несколько листов с рядами машинописных цифр, Тирбах проговорил:

— Ну что же, не буду вас отвлекать… Я поработаю в своем кабинете…

Тирбах бегло просматривал колонки цифр.

Я понимал, почему он решил продемонстрировать мне знание банковских дел. Ведь для моего друга цифры были родной стихией.

Поведение Боба в образе Тирбаха было безупречным! Но меня тревожило, что Винкли опять использует меня в своих интересах, а о вознаграждении не подумает… Конечно, работа оценивается по результату. Но ведь я не впервые помогаю ему!

Через полчаса заглянул управляющий.

— Вам ничего не нужно, господин Тирбах?

— Благодарю вас. Присядьте, пожалуйста. Я заканчиваю просмотр документов и хочу кое-что выяснить.

Он положил бумаги на стол.

— Дорогой Шнитке, направляясь сюда, я думал, что дела без меня пришли в упадок. Но я ошибся. В целом я доволен состоянием отчетности. У меня только два вопроса.

— Слушаю, господин Тирбах.

— Первый… Почему вы вопреки моему запрещению выдали крупную сумму фирме Нординга?

— Нординг согласился на двенадцать процентов годовых и дал солидное обеспечение под ссуду.

— Какое именно?

— Закладные на крупное дочернее предприятие пластмасс, оцененное экспертами в одиннадцать миллионов.

— Закладные в сейфе?

— Конечно.

— Почему об этом обеспечении нет никаких записей?

— Разве? Я разберусь.

— И еще одно. В апреле отмечено поступление одного миллиона в погашение ссуды от фирмы Буаре. Из записей следует, что этот миллион был переведен в филиал нашего банка в Дризе. Однако его поступление туда не зафиксировано.

— Сейчас разберусь, сэр.

Шнитке взял бумаги…

— Переведите этот миллион в Париж на имя моего сына.

— Хорошо, господин Тирбах.

— Попрошу принести мне закладные Нординга.

— Но для этого надо вскрывать сейф.

— Вскрывайте.

После ухода Шнитке Тирбах опять достал серебряную коробочку.

— Сердце беспокоит все сильнее, — проговорил он. — Неужели я ничего не успею… и все пойдет прахом? Это ужасно! За что покарал меня бог, лишив преемника в делах?.. — Превозмогая слабость, он поднялся, опираясь на край стола. — Теперь поедем к вам.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Мне пришло в голову купить несколько газет, — объяснил Тирбах. — Начну с «Фурора». С ним вопрос уже решен. Бумаги оформим на ваше имя.

Кажется, наступил момент, которого я так долго ждал… Тирбах вновь сел в кресло и закрыл глаза. Казалось, он дремал.

Скоро вернулся Шнитке. Вид у него был довольно понурый…

— Что-нибудь не так, Шнитке? — поднял голову Тирбах.

— Закладных Нординга в сейфе не оказалось, — растерянно произнес тот.

— Я так и думал.

— Но нам удалось уличить в краже нашего служащего О’Коннена. Он сознался, что за крупную сумму обещал вернуть их Нордингу. Потому и не дал о них никаких сведений.

— Дальше!..

— К счастью, О’Коннен не успел передать их Нордингу, ждал, пока получит от него перевод.

— А что с миллионом?

— С миллионом хуже. В апреле он был переведен в дризский филиал. И, как я сейчас выяснил, там его получили по фальшивой доверенности. Видимо, не обошлось без сговора с кем-то из дризских служащих…

— Вы не выяснили, кто получил?

После заминки Шнитке сказал:

— Наш бывший клерк Боб Винкли.

На лице Тирбаха появилась растерянность. Но уже через секунду он расхохотался. Смеялся долго, до слез.

— Вот так история! Умно сработал, шельмец. Теперь не с кого и взыскивать!..

«Вот оно, еще одно дельце Боба, на которое он намекал».

— Бог с ним, с Винкли, — продолжал Тирбах. — Проведите эту сумму как дополнительные затраты на операцию. Рудольфу отправьте миллион из основного фонда.

На другой день газеты подробно описывали посещение Тирбахом банка и покупку «Фурора». Вокруг Дуономуса поднялась очередная бумажная буря. Упоминалась хитроумная махинация Боба Винкли. Естественно, журналисты не могли обойтись без язвительных острот по поводу того, что герой сам у себя украл миллион. Как и следовало ожидать, многие упирали на то, что Дуономус (или скрывающийся за ним Боб Винкли), забирает в свои руки миллиарды Тирбаха. Не пора ли остановить его? Не время ли до выводов особой комиссии наложить секвестр на имущество Эдварда Тирбаха?