— Я пригоню твою машину, а потом отвезу тебя в город.
Она посмотрела на меня и покачала головой.
— Машина крепко застряла, никаких шансов без буксира.
— Хорошо.
Я старался не проявлять своей нервозности и вместо этого спросил насчет радио. Эвелин указала в направлении спальни, не предпринимая никаких шагов, чтобы последовать за мной.
«Не хочет дать ложный сигнал» — решил я, и снова почувствовал иррациональную злость по поводу ее поведения.
Я никак не выдал своих чувств и пошел в спальню один. Рация была древней СВ-радиостанцией. Как и Эвелин, я не смог добиться приема. Это было нехорошо… очень-очень нехорошо, потому что это означало, что у меня не было другого выбора, кроме как отправиться домой и выгнать внедорожник стаи из сарая. Конечно, меня уже будет поджидать Оливер. Мое желание иметь дело с Оливером в этой ситуации было небольшим. Но какой у меня был выбор?
Я вернулся в гостиную. Эвелин сидела на полу перед камином, протягивая руки к огню. В волосах все еще были остатки белого порошка. Странным образом мне понравилось это, потому что она показывала свою уязвимость. Если Мона или Оливер нападут на нее, у Эвелин не будет шанса.
— Что произошло? Ты выглядишь так, будто находишься где-то далеко со своими мыслями.
Взгляд Эвелин поразил меня, вызывая непонятный порыв: что-то между желанием и защитным инстинктом. Я разглядел, что ее глаза были зелеными, как у меня — не такие яркие, потому что в них не было волчьей желтизны, а темно-зеленые. Мне понравились глаза Эвелин, они напоминали мне лес.
— Винсент? — она вопросительно посмотрела на меня, и я прочистил горло:
— Радио не работает, я должен пригнать одну из наших машин, ты подожди здесь, пока я не вернусь, тогда я тебя отвезу.
— Может быть, нам стоит подождать до завтра. Уже темнеет, и снова начинается снег. Ты можешь пойти домой и забрать меня завтра утром, — предложила она.
— Нет! — ответил я слишком резко, так что ее глаза стали подозрительными. Она покачала головой.
— Твое присутствие в доме заставляет меня чувствовать себя не очень хорошо, Винсент. В один момент я думаю, что ты хочешь мне помочь, но уже в следующий я чувствую что-то угрожающее в тебе.
«Если бы ты знала, как права, — подумал я и в то же время попытался затолкать волка поглубже. Я не хотел пугать Эвелин. — Проклятье»
Прямо сейчас я бы отдал все, чтобы не быть тем, кем был!
— Прости, я не привык к людям.
Ее скептический взгляд заставил меня еще раз разозлиться. Единственная проблема заключалась в том, что я не мог дать ей более честный ответ — у меня действительно не было практики общения с людьми, потому что стая проводила жесткую политику разделения. Только Хэнк или владелец лагеря, которых мы видели время от времени, несколько туристов летом и мимолетные встречи с людьми, когда мы спускались в городок, чтобы пополнить запасы — если возможно, всегда на два месяца, чтобы реже сталкиваться с людьми.
— Подожди здесь, хорошо? Моя семья не любит незнакомцев, поэтому лучше я пойду сам.
Она нахмурилась.
— Хэнк что-то такое говорил о семье, которая здесь живет.
— Это мы, — коротко ответил я, надеясь, что она не в настроении расспрашивать меня дальше.
Она этого не сделала, вместо этого она вздохнула и сказала:
— Я благодарна тебе за твою помощь, Винсент.
— Винс, — сказал я, не зная почему.
Она снова посмотрела на меня, и в ее глазах появилась искра большей уверенности, чем это было несколько мгновений назад.
— Винс.
Я нервно провел рукой по волосам. Как правило, именно сейчас наступило бы время согласия на спаривание.
«Но не в ее мире»
Мне пришлось резко осадить себя. Уровень адреналина рос, мысленно я представлял Эвелин, ее молочно-белую кожу без мешающих свитера и брюк, влажность ее расщелины, в которую я бы погрузился одним глубоким толчком, чтобы заявить свои права… Я быстро отвернулся.
— Я потороплюсь. Оставайся в доме, хорошо?
Эвелин встала и последовала за мной к двери. Она непреднамеренно напомнила мне Валери. Моя пара никогда никуда не отпускала меня, не попрощавшись. Это были те маленькие жесты нашей совместной жизни, которые я все время с болью вспоминал.
Когда открыл дверь, и Эвелин коротко улыбнулась мне, я понял, насколько одинок.
Я заставил себя сопротивляться желанию притянуть к себе эту запретную женщину и вдохнуть ее женственный аромат. Я и так был парализован ее близостью.
«Близостью к человеку», — предостерегающе напомнил себе, прежде чем уйти, заставляя себя не оглядываться.