- Да нет, в шлюхи она уж точно не годится, - откликнулся другой, окинув хрупкую фигуру пренебрежительным взглядом. - У шлюхи должно быть кое-что, за что подержаться можно, а у нее этого добра и в помине нет.

- Не спеши судить, приятель. - Мужлан подтащил Розалинду поближе и бесстыдно прижал к себе, почти оторвав ее от земли. - Здесь больше, чем видно глазу.

С этими словами он откинул плащ ей за спину и похотливо потянулся рукой к округлой груди.

В первую минуту Розалинда была настолько ошеломлена, что не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Нахлынувшие воспоминания о минувшем дне, о бесчеловечном нападении оставили ей лишь одно желание - соскользнуть в беспамятство и небытие. Но когда хмельной весельчак выпустил руку девушки, вознамерившись пощупать ее грудь, Розалинда без долгих раздумий, почти безотчетно, размахнулась и залепила ему увесистую затрещину. Тот отшатнулся, ошарашенный неожиданным отпором, и, воспользовавшись этим, Розалинда юркнула в толпу, дрожа с головы до ног. Позади раздались возмущенные вопли оставшихся с носом кавалеров и их неистовые проклятия. Судя по звукам, гнусная парочка кинулась за ней в погоню. Но Розалинде некогда было оглядываться: подгоняемая страхом, она неслась не чуя под собой ног куда глаза глядят.

- Эта девка обокрала меня! - как разъяренный бык, ревел уязвленный молодчик. - Хватайте ее! Держите воровку!

Напрасно он рассчитывал на то, что кто-нибудь поможет им задержать девушку. В толчее, от которой рябило в глазах, в несмолкающем гвалте и гомоне его крики не привлекли внимание гуляк. Эль и вино лились рекой с самого рассвета. Кому какое дело, если какого-то растяпу обобрала веселая бабенка!

Розалинде мерещилось, что опасность подкрадывается к ней со всех сторон. Поначалу она притаилась за тележкой бродячего лекаря, потом затесалась в стайку женщин, окружавших разноцветный шатер торговца всякой всячиной. Кровь стучала в висках, в ушах шумело. Розалинда едва могла перевести дух, украдкой поглядывая по сторонам: ей казалось, что ее вот-вот схватят и отдадут в лапы распоясавшихся громил. Вокруг щебетали горожанки, пе-ребирая разложенные товары, прицениваясь и затевая горячий торг с продавцом, а Розалинда просто старалась затеряться среди них, без устали вознося ко всем святым мольбу о спасении. Невидящим взглядом она уставилась на полотнище великолепного алого атласа и даже с рассеянным видом погладила роскошную лазурную парчу, затканную золотой нитью, но мысли ее были заняты отнюдь не прекрасными тканями. Надо было в конце концов отыскать мэра. Но как отважиться на новую попытку? Вдруг эти скоты все еще охотятся за ней?

Следующий час Розалинда маялась в нерешительности, стараясь все время держаться в толпе женщин. Пару раз она мельком видела рыскающих молодчиков, но делала все, чтобы только не попасться им на глаза.

Розалинда бесцельно слонялась от одного торговца к другому; некоторое время она укрывалась в толпе, глазеющей на чудеса ловкости, которыми забавляла зрителей пара заезжих жонглеров. Они подбрасывали в воздух деревянные булавы, потом кинжалы, а под конец даже горящие факелы - но их искусство сейчас не радовало Розалинду. Все ахнули, когда одному из жонглеров завязали глаза, а Розалинда не могла отделаться от ощущения, что все это грозит бедой. Пылающие дубинки все быстрее мелькали в воздухе. Жонглер ловил их вслепую, но, всем на удивление, ни разу не упустил ни одной. Зрители издавали восторженные возгласы и кидали на площадку монеты в знак одобрения, а Розалинда холодела от одной мысли о том, как без всякой необходимости рискуют жизнью эти искусники. Неужели в этом дрянном городишке людей веселит только зрелище опасности, которой подвергается кто-то другой?

Толпа поредела; все отправились на поиски новых развлечений, и Розалинда поняла, что нет смысла прятаться без конца. Надо взять себя в руки и выполнить то, зачем она пришла: найти мэра и рассказать ему о своей беде, а заодно и о тех двух мерзавцах. Не может быть, чтобы он не поверил и не пришел на помощь.

Поиски мэра не заняли много времени.

- Он, должно быть, у виселицы, - подсказал ей молоденький парнишка. Присматривает, чтобы все подготовили к казни.

- Кого-то собираются повесить? - воскликнула Розалинда и, на время забыв об осторожности, недоверчиво взглянула прямо в чумазое лицо паренька.

- Троих, - ухмыльнулся тот в ответ и для большей достоверности показал три пальца. - Говорят, они многих поубивали, и все мы должны радоваться, когда их вздернут.

- Так из-за этого ярмарка и устроена? - дрожащим голосом осведомилась Розалинда, с отвращением понимая, что малец с нетерпением предвкушает зрелище казни.

Мальчик бросил на девушку пренебрежительный взгляд.

- Еще чего! Сегодня же праздник Огузка да Грудинки - день весеннего обручения, - снисходительно объяснил он, преисполненный презрения к подобной неосведомленности. - Только на этот раз не нашлось желающих обручиться, вот мэр и надумал, что, мол, вместо обручения надо устроить казнь.

Розалинде доводилось и раньше слышать об обряде весеннего обручения. Он сохранился с древности и представлял собой нечто вроде женитьбы на время, для пробы. В глазах церкви такой союз не признавался законным, и высокородные господа весьма неодобрительно относились к этому обычаю, но в простом народе подобные браки были не такой уж редкостью.

Она скороговоркой поблагодарила мальчика и неохотно повернула к сооруженной на скорую руку виселице, где, по его словам, должен был обретаться мэр. Желающие поглазеть на жестокое зрелище уже начали собираться, и Розалинда постаралась опять укрыться в толпе от любопытных глаз.

- Ну прямо зверь, а не человек, - разглагольствовал седобородый старик. - Меч у него черный, а душа, поди, еще черней!

- Так-то оно так, да ведь схватили-то их поодиночке. Вот и скажи, откуда это известно, что они из одной шайки?

- А ты слыхал хоть про одно нападение за те недели, пока он подрамком просидел? - возмутился седобородый. - Нет, не слыхал. А все потому, что он у них атаман. Видел я его, когда приносил мэру эль. Сам сейчас полюбуешься. Он в шайке главный, этот Черный Меч. Двое других, может, такие же душегубы, но, попомни мои слова, вожак - он. Не похоже, чтобы этот молодчик позволял кому-нибудь над собой командовать.