Слишком много вопросов, недостаточно ответов. Но я видела достаточно из деяний Бальтазара, чтобы знать, что он воспользуется малейшим проявлением слабости, так что мой голос не дрогнул.

— Он рассказал мне, как вы привыкли жить.

Бальтазар подошел ближе.

— Рассказал?

— Я знаю, что ты использовал людей. Что ты использовал женщин. Что ты выбрасывал их. И он рассказал мне о Персефоне. О том, как ты использовал ее. Как ты убил ее, использовав, чтобы наказать Этана.

Выражение его лица моментально стало пустым. Она так мало значила для него, что он даже не потрудился запомнить ее имени.

— Если Этан был наказан, то на то была причина. Он был моим ребенком, в конце концов.

— Он не был чьим-либо ребенком уже очень долгое время. Где он?

Вспышка гнева.

— Не здесь. Это место для тебя и меня, чтобы мы могли получше познакомиться. Разве ты не хочешь получше узнать меня, Кэролайн?

— Это не мое имя, — ответила я, когда Бальтазар шагнул ко мне. Я оглядела комнату, ища выход, но здесь не было двери, только окно на противоположной стене, скрытое за ставнями, которые держались на месте благодаря металлическим скобам.

Если здесь нет выхода, мне нужно найти оружие. Я соскользнула с кровати по другую сторону, спрыгнув на пол, сделав так, чтобы кровать оказалась между ним и мною. Я прошла по половицам к столу, надеясь найти нож для писем, кинжал. Или, если мне действительно повезет, заостренный осиновый кол.

— Я не собираюсь вредить тебе, chérie[51], — произнес Бальтазар, закрывая книгу и отталкиваясь от стены. Он шагнул ко мне, положив книгу на прикроватный столик, мимо которого проходил.

— Тогда позволь мне уйти.

Он медленно улыбнулся.

— Ты здесь не потому, что ты в ловушке, Мерит. Ты здесь, потому что я этого хочу. Потому что ты интригуешь меня. Потому что ты понимаешь le désir[52].

— Зато ты не интригуешь меня.

Он покачал головой, нежно улыбаясь, как будто разговаривал с ребенком.

— Ты была так очаровательно чувствительна ко мне вчера. Я был удивлен глубиной твоей… страсти.

— Это была не страсть. Это была магия.

— Ты в этом уверена? — И все же усики его магии разошлись по всей комнате, пытаясь дотянуться до меня.

— Я люблю Этана, — я произнесла эти слова с силой, как будто они были талисманом, амулетом против аппетита Бальтазара.

— Ты можешь любить более чем одного, chérie. Уверен, Этан разделил свое прошлое с тобой, рассказал тебе о женщинах, которыми мы наслаждались. Всегда было место для большего.

Сосредоточься, — приказала я себе. — Найди выход. Всегда есть выход.

Я потянулась к небольшому столику, проводя по нему пальцами, как будто просто исследовала комнату. Канделябр был намертво привинчен к столу, а ручки выдвижных ящиков были декоративными. На рабочем столе находилась только открытая записная книжка, желтые страницы которой были исписаны.

— Я больше никого не хочу любить, — сказала я.

— Это печально, малышка. Потому что мне очень многое должен твой Мастер.

Я подошла ближе к окну, взглянув на ставни. Может, я смогла бы поддеть одну из скоб, но мне нужно время для этого.

— Почему это он должен тебе?

— Потому что я сделал его тем, кем он является сейчас. — Слова были тяжелыми, они падали в этой комнате, как звуки грома.

Я посмотрела через плечо на Бальтазара, и серебро в его глазах заставило мое сердце заколотится о ребра.

— Я сделал его всем.

Я сглотнула, заставляя свой голос звучать твердо.

— Ты сделал его монстром. Он сделал себя Мастером.

Бальтазар зашипел, зубы заблестели и обнажились, сверкая от голода по тому, что, как он считал, может получить от меня. Он подошел ближе, встав между мной и кроватью.

Мне нужно оружие. Мое сердце забилось быстрее, и я прижалась спиной к окну, используя слишком длинную рубашку, чтобы скрыть свои руки, пока пыталась ослабить одну из скоб. Чтобы занять его, я продолжала говорить.

Бальтазар усмехнулся, и это тревожило почти так же, как и его гнев.

— Ты пытаешься сбежать, Мерит? Но этому не бывать. Наше дело еще не окончено.

Проклятье, скоба не поддавалась. Страх начал сжимать мою грудь, заставляя трепетать где-то в животе. У меня не было оружия и выхода, и передо мной был враг, который жаждал навредить Этану. Это была плохая комбинация.

— Чего ты хочешь от Этана? От нас?

— Je veux tout[53]. Всего, что у меня могло бы быть. Всего, что у меня было отнято.

— Этан ничего не отнимал у тебя. Это сделали твои похитители.

Бальтазар подошел так быстро, что я даже не заметила этого. Он схватил мою руку, простое прикосновение, едва ли достаточное, чтобы послать волну желания по моему телу, похожую на жидкий огонь, и начал тащить меня через комнату.

Я отстранилась, пытаясь освободить руку, пнув его в икру, но его хватка была железной.

— Чего ты от меня хочешь?

— Ох, chérie, давай не будем скромничать. Не сейчас.

Он потянул меня к кровати, и меня одолел новый вид паники. Не страх за мою жизнь, а за мое тело и его святость. Из-за того, что он собирается сделать и кому планирует навредить этим.

— Ты не можешь использовать меня, чтобы добраться до него.

Улыбка Бальтазара была широкой и кошачьей.

— Мы оба не согласимся с тобой.

— Я не позволю тебе. Лучше я оставлю его.

Бальтазар прищелкнул языком.

— Нет, это неправда. Я видел, как вы смотрели друг на друга.

Магия завихрилась вокруг него, циклон, который преобразовывал тело, волосы, одежду. Сверкнул свет, и когда свет и магия рассеялись, передо мной стоял Этан.

Моя тело дернулось от шока.

Нет, — сказала я себе. — Нет. Это не Этан.

Но он выглядел таким похожим на Этана. Высокий, стройный, его тело было отточено и вылеплено, его глаза были глубоко зелеными. Если бы они стояли рядом друг с другом, я не была уверена, что смогла бы отличить их.

Бальтазар прижал меня крепче к своему телу. Телу Этана. Он выглядел как Этан, пах как Этан, и прикосновение его руки обладали той же силой и теплом. Разум и потребность сражались, становясь врагами любви и магии.

Это иллюзия, — напомнила я себе, впиваясь пальцами в ладони, пока острая боль не пронзила меня, надеясь, что это ощущение поможет мне проснуться, отправит домой или разрушит какое бы это ни было заклинание, что Бальтазар наложил на меня. — Поэтому давай, разрушайся.

Я использовала ментальные блоки, чтобы сдержать свои острые инстинкты вампира — и те знаки, запахи и звуки, которые они раскрывали — чтобы они не подавили меня. Может, вот что мне нужно, — подумала я и закрыла глаза, блокируя его образ, затем ощущения его рук вокруг меня, затем магию, которая струилась по комнате так же легко, как вода.

Боль была почти немедленной — жгучее давление, которое грозило взорвать мою голову изнутри, тиски, сжимающие мой череп. И чем больше я пыталась сражаться, чем выше я пыталась поднять эти стены против него, тем хуже становилась боль. Мои руки сжались в дрожащие и крепкие кулаки, мое тело дрожало от напряжения, внутри моего черепа грохотало так, будто взрывались тысячи гранат.

Сила в моей голове продолжала возрастать, кровь ревела в моих ушах, пока, как я была уверена, я не упаду в обморок.

И что тогда он со мной сделает? Именно то, — боялась я, — чего он хотел.

Мгновенно осознав, что лучше я буду в сознании и буду сражаться, как смогу, я сдалась, позволив своим блокам опуститься… и, когда мое тело обмякло, почувствовала теплый прилив жара, когда его магия хлынула по мне, как вино.

Неожиданно его рот оказался на моем, вкус вина и крови был на его губах, его зубы и язык были требовательными.