Ш. Д'Ориас

Среди наследий прошлых лет

С мелькнувших их очарованьем

Люблю старинный менуэт

С его. умильным замираньем!..

Да, в те веселые века

Труднее не было науки,

Чем ножки взмах, стук каблучка

В лад под размеренные звуки!..

Мне мил веселый ритурнель

С его блестящей пестротою,

Люблю певучей скрипки трель,

Призыв крикливого гобоя!..

Но часто их напев живой

Вдруг нота скорбная пронзала,

И часто в шумном вихре бала

Мне отзвук слышался иной.—

Как будто проносилось эхо

Зловещих, беспощадных слов,

И холодело вдруг средь смеха

Чело в венке живых цветов!..

И вот, покуда приседала

Толпа прабабушек моих,

Под страстный шепот мадригала,

Увы, судьба решалась их!..

Смотрите,— плавно, горделиво

Скользит маркиза пред толпой

С министром под руку... О диво!..

Но робкий взор блестит слезой...

Вокруг восторг и обожанье,

Царице бала шлют привет,

А на челе Темиры след

Борьбы и тайного страданья —

И каждый день ворожею

К себе зовет Темира в страхе:

«Открой, открой судьбу мою!»

«Сеньора, ваш конец— на плахе!..»

Ф. Сюлли-Прюдом

Скажи мне. для чего, о Красота святая,

На падших сходишь ты с сияющих небес!..

Зачем, обители бессмертных покидая,

Ты оживляешь труп, где жизни след исчез!..

Скажи, зачем, презрев волшебный дар чудес,

Свое призвание позорно забывая

И добровольные оковы надевая,

Ты над пороками простерла свой завес!..

Расторгни навсегда оковы унижений,

Воспрянь от нежных ног распутных, модных львиц!..

Лети! с восторгом ждут тебя Любовь и Гений!..

Лети на небеса, покинь толпу блудниц,

Где души мертвые живит твое дыханье,

Где скрасило порок твое очарованье!

(Из «Les caresses» Ж. Ришпена)

Ваятель Пракситель (чудесное преданье!)

Однажды кубок так изваять пожелал,

Чтоб контуром одним он сердце в нас пленял...

Но тщетны были все порывы и старанья!..

Однажды вечером в пылу очарованья

Он грудь своей подруги лобызал,—

И был решен вопрос!.. Он кубок изваял

И в кубке воплотил той груди очертанья...

Под шествием веков забытая толпой,

Исчезла та. чью грудь божественно-прекрасной

В творенье воплотил художник молодой,

От тленья сохранив навек любовью страстной...

Но кубок тот живет и формой неземной

Пленяет смертный взор бессмертной красотой!

(Из «Les Caresses» Ж. Ришпена)

Здесь я снова далек от всего прожитого,

Я бежал от друзей, от Парижа родного,

Где повсюду встают предо мной

Пролетевших часов молчаливые тени,

Где унылые сонмы забытых видений

Жмут мне руки холодной рукой...

Там о счастье, навек изменившем, мечты

Из щелей мостовой разрослись, как цветы,

Ароматом дыша ядовитым;

Там, едва лишь захлопнул я дверь за собой,

Катафалк погребальный предстал предо мной

И помчался по каменным плитам,

В нем Надежда почила... Я прочь убегал,

Словно трус, я сражения пыл покидал,

Все забыть лишь желанием полный,

Словно зверь, я скрывал свой померкнувший взор,—

Между мной и Парижем безбрежный простор,

Океана холодные волны!..

Но и здесь прожитое стоит предо мной,

И по-прежнему чужд мне желанный покой!..

Как убийца, забыв у забора

Окровавленный труп, прочь бежит от него

(Но преследует всюду проклятье его),

Я бегу, полный муки позора.

Там, где остров сияет на лоне зыбей,

Как провал, беспощадной пучины черней,

Я нашел себе кров одинокий

И, как филин в дупле, здесь живу я один —

Ложь бесстыдная женщин и хохот мужчин

Не тревожат приют мой далекий...

Здесь я горько рыдаю в безумной тоске,

Здесь я слышу, как катится вал на песке,

Это — с ветром сражается море,

Об утесы изранены длани его,

Но рыданье валов мне отрадней всего,

В нем хочу я забыть свое горе!..

Тщетно ветр заунывную песню поет,

Тщетно море мне волны-чудовища шлет,

Нет в душе моей сна и покоя!

Как в грозу альбатрос, пораженный стрелой,

Шлю я вопли и стоны пучине морской,

Не боясь ее дикого воя!..

И течет в моих жилах минувшего яд,

В реве ветра все прежние песни звучат —

Это шепот часов пережитых,

Снова призраков сонмы встают предо мной

И былые беседы заводят с душой,

Снова полон я звуков забытых!..

Те же страшные грезы погибшей души

Вырастают, как в городе шумном, в тиши,

И опять я безумно рыдаю...

И под ропот печальный пучины морской,

Как жемчужины, каплет слеза за слезой,

По гранитным утесам спадая...

Я напрасно приюта ищу для себя,

И я знаю, печаль безутешна моя!

И напрасно забвенья ищу я,

Знаю я, что былого нельзя позабыть,

Что всегда страшный призрак во мне будет жить,

Возмущаясь, стеня, негодуя!..

(Посвящается Н. Н. Каменской)

Она склоняется под тяжестью страданья

И колыбельному напеву тихих вод,

Полна отчаянья, полна очарованья,

Младую грудь свою послушно отдает...

Из глубины реки недвижной и кристальной

Навстречу ей звучит мелодией печальной

Незримой лютни звон, с журчанием волны

В серебряный напев чудесно сочетаясь,

И грустно льется песнь средь чуткой тишины,

И дева внемлет ей, сквозь слезы улыбаясь...

Последний луч, дрожа, ласкаясь, золотит

И замка древнего тенистые руины,

И полог сонных вод, и пестрые долины

И ей в последний раз лобзание дарит...

Вот и угас... С небес царица ночь спешит,

С улыбкой кроткою она теперь качает

В водах загрезивших свод сумрачных небес

И в глубине рой звезд неспешно зажигает...

Вот медленно ползет свинцовых туч навес,

Вот ива грустную головку преклоняет...

Зачем так рано луч пред страшной тьмой исчез?!.

..........................

Чу, прокатился гром... Смотри, смотри, толпою

Несутся всадники по небу на конях,

Сверкают их мечи блестящей полосою,

И звезды ясные горят на их щитах!..

И снова все вокруг затихло чрез мгновенье,

И льется полночи незримой песнопенье...

Вот вся разубрана колосьями, цветами,

Фиалки и жасмин в распущенных кудрях,

Рыданья горькие прервали песнь в устах,

Она склоняется к волнам меж тростниками...

Увы, отчаянье в груди сдавило страх...

Там, где качаются у берегов лилеи,

Раздался всплеск воды, и брызги, как роса,

Блестя, усыпали чело и волоса,

И колос, что дрожит в ее руках, желтея...

Покинут берег, вглубь безжизненных долин

Теперь нога ее бестрепетно вступает;

Навстречу к ней рой нимф с приветом выплывает...

И в царстве вечной мглы, под пологом пучин,

Там очи грустные Офелия смежает.