VII

— Работай надо! Ходи надо!..

Бутовский с трудом открыл глаза. В пепельном рассвете перед ним возникло доброе лицо старого вахтера-китайца.

— Уже, Чэнь Сяо?

Стараясь не потревожить спящих, они вышли на улицу. Утро было ветреное, колкое, берега Сунгари затянуло зеркальной ледяной пленкой. Миновав последние кварталы, они оказались на пустыре. Ветер то утихал, то срывал с холма сухой снег, перемешанный с песком, и крутил его по дороге.

Чэнь Сяо шел впереди. Бот он остановился и показал на деревянное строение.

— Туда ходи.

Бутовский ускорил шаг, всматриваясь в пропускной пункт, размещенный в заброшенном сарае. Сегодня он впервые столкнулся вплотную с чумой, с «черной смертью».

У пропускного пункта было людно. Многие пришли сюда из Фудзядяна. Городок этот называли постоялым двором. Из центральных и южных провинций страны в Фудзядян стекался обездоленный люд, заполняя и без того набитые до отказа ночлежки, публичные дома и притоны, где можно было получить заветную трубочку с опием и забыться хоть на короткое время. Но наступало утро нового дня, такого же безрадостного и голодного, и они отправлялись в Харбин в надежде найти там хоть какую-нибудь работу. «Кто же из них разносчик чумы?» — в тревоге думал Бутовский, подходя к дверям.

Его уже поджидали два китайских студента, с которыми он познакомился на совещании. «Мало нас, ох, как мало!» — вздохнул он, оглядывая бесконечную очередь.

Облачившись в халаты и надев защитные маски, студенты начали осмотр. Эта процедура происходила в простом тесовом сарае, который еле обогревался железными времянками.

Очередь подвигалась медленно. Китайцы неохотно стаскивали с себя худую одежонку, опасливо поглядывая: вдруг не дадут заветный талончик? Тогда не пустят в город…

— Следующий! — повторял Бутовский. — Следующий!..

Внезапно перед ним возникла тщедушная фигурка: на ногах матерчатые тапочки, под стеганкой — голое тело.

Китаец всхлипнул и пошатнулся. Бутовский поддержал его за плечо.

— Успокойтесь, — проговорил он, чувствуя, как плечо уходит из-под его пальцев.

Китаец, судорожно кашляя, со стоном опустился на пол. Очередь отхлынула.

Бутовский склонился над ним. Щеки китайца были мертвенно серыми, из угла его рта текла струйка темноватой крови. «Вот почему народ прозвал чуму, черной смертью», — подумал студент и, словно спохватившись, поспешно поставил китайцу градусник.

Он успел осмотреть еще двоих и взглянул на термометр: сорок.

— Карету!

Помощники кинулись за носилками.

Бутовский продолжал вести осмотр. Человек двадцать он отправил на обсервацию.

Редко выпадала минута, когда можно было погреть застывшие руки около железной печурки. От нервного напряжения и усталости разболелась голова. Помощники-китайцы беззлобно посмеивались.

— Замерзай, Михай-ля? — спросил один из них. Его звали Ван Цзе-лином, а Бутовский называл его просто Ваней.

— Замерз, Ваня!.. Посмотри, что делается! — кивнул он на окно, за которым ветер по-прежнему швырял снег и песок.

— Твоя, Михай-ля, помогай наша, наша помогай твоя!

— Так ведь соседи мы, Ваня, как же иначе!..

После полудня приехал Заболотный. Он осмотрел пропускной пункт и остался доволен работой студентов.

— Молодцы, создали крепкий заслон!

Беляев, приняв летучий отряд, в тот же день приготовился к вылазке. Придирчиво проверив все ли на месте, он захватил халат, маску и, усевшись в карете, скомандовал кучеру Афанасию:

— Давай, братец, к баракам! Знаешь, около депо?

— Куды ж не знать! — отозвался забайкальский казак. Был он и кучером и по совместительству санитаром. — А как поедем, барин? С огоньком?

— Барин! — расхохотался Беляев. — Я, братец, всего без трех минут доктор… С огоньком, конечно!

В первом же бараке они нашли двух мертвых, а у остывшей печки, согнувшись, сидел на кучке дров китаец, что-то бормоча, словно в бреду.

— Мать честная!.. — Афанасий снял шапку.

Беляев медленно оглядел закопченный барак.

— Скверно!.. — сказал он сквозь марлевую маску. — Понимаешь, братец, чем это пахнет? Не может быть, чтобы в этой трущобе было всего трое жильцов. А где же остальные?.. Ну, вытаскивай пока трупы, а я займусь живым.

И Беляев решительно подошел к печке.

Многое повидал на своем веку забайкальский казак, но и он подивился спокойствию, с каким «без трех минут доктор» начал работу в чумном очаге.

Л. М. Беляев