Сейчас я не припомню, кто именно познакомил меня с французским коммунистом и ученым Жаном Сюрэ-Каналем. Этот на редкость динамичный, целиком увлеченный своими историческими исследованиями человек работал в то время преподавателем в лицее Донка на окраине Конакри, а также в Институте документации и исследований, что находился рядом с архивом. В его кабинете на третьем этаже института мы и встретились впервые. Позднее я бывал и на его скромной вилле рядом с лицеем, где познакомился с его женой — сотрудницей министерства информации и туризма.
Сюрэ-Каналь — географ по образованию. Он с гордостью показывал мне оттиски своих первых, сделанных еще во Франции работ. В первые послевоенные годы он работал преподавателем в Дакаре, где сотрудничал в газете «Ревей». Становление национально-освободительного движения происходило на его глазах, и широкий поток народной борьбы увлек молодого ученого. Он начал тщательно изучать социальную структуру народов Тропической Африки, их историю. За последние годы он опубликовал несколько блестящих исследований и исторического и социологического характера.
Тогда Сюрэ-Каналь с головой был погружен в подготовку своих капитальных работ. Меня поражало и его умение выкроить время на научные исследования, и его неутомимость, которую я мог объяснить исключительно увлеченностью. Он хорошо знал гвинейскую деревню и первым приоткрыл секрет успеха среди крестьян идей Демократической партии Гвинеи.
— Эту партию противники в насмешку называли партией мальчишек и женщин, — как-то заметил он. Доля правды здесь есть.
Широкими мазками обрисовал Сюрэ-Каналь жизнь гвинейской деревни. Я увидел портреты кантональных старшин, окруженных «дворами» прихлебателей — слуг, полицейских, грио — певцов, знахарей. Старшины были полными хозяевами в своих волостях — кантонах, и крестьяне несли по отношению к ним множество мелких и крупных повинностей. Сюрэ-Каналь рассказал о положении молодежи и женщин — наиболее угнетенной прослойки африканской деревни. Он вспомнил о власти стариков, жестоко эксплуатирующих труд молодежи и женщин.
— Партии удалось привлечь на свою сторону всех недовольных среди крестьянства. Пожалуй, молодежь и женщины были особенно активны, — закончил разговор Жан Сюрэ-Каналь.
Независимость пришла в Гвинею в сентябре 1958 года, и в общем неожиданно. По газетам того времени видно, как менялось настроение страны. Тревога майских дней, когда крайняя реакция подняла мятеж в Алжире, когда в Париже пало правительство, сменилась напряженным ожиданием после прихода к власти генерала де Голля. Вскоре пошли разговоры о том, что генералом разрабатывается проект новой конституции для Франции и ее колоний. По мере того как из Парижа приходили все новые слухи о характере проекта, в Конакри начались дискуссии о будущем страны.
История любого народа изобилует крутуми, зачастую неожиданными поворотами. Весной 1958 года на пороге резкого поворота находилась Гвинея. Народ этой бедной и небольшой страны был готов не спешить с требованиями независимости ради сохранения единства с другими французскими колониями. Лидер гвинейцев Ахмед Секу Туре утверждал в то время, что ждет от повой конституции признания полного равенства прав африканских и французского народов, а также сохранения теснейшей федерации всех африканских колоний Франции. При выполнении этих условий он готов был призвать свой народ к голосованию за проект новой конституции. Потянулись дни тягостного ожидания — какой будет реакция Парижа на эти требования Конакри.
Париж не пошел на уступки. Он предпочел скорее предложить африканским странам, не согласным с его конституционным проектом, независимость, чем пригнать их равноправие с Францией в составе будущего Французского Союза. Это был жест высокомерный, но смелый. Для разъяснения своей позиции генерал де Голль предпринял поездку в Африку, прибыл он и в Конакри. Здесь он вновь подтвердил, что народам, которые проголосуют против его проекта, будет предоставлена независимость.
Выбор, вставший перед лидерами Гвинеи, был очень сложен, очень труден. Все последние годы Секу Туре выступал за сохранение единства федерации Французской Западной Африки, подчеркивал слабость разобщенных территорий, их экономическую и политическую нежизнеспособность. Если бы Гвинея оказалась единственной страной, отвергнувшей конституцию, она автоматически была бы исключена из этой федерации, была бы скомпрометирована одна из важнейших политических задач Демократической партии Гвинеи. Кроме того, как были убеждены многие в Конакри, изолированная от других африканских стран, Гвинея встретила бы неисчислимые трудности на пути экономического и социального развития.
С другой стороны, мириться с новой конституцией в Конакри также не могли, ибо она закрепляла подчиненное, порабощенное положение африканских народов. Возникшая дилемма была мучительна, и только после многих сомнений, после длительных переговоров с политическими лидерами других африканских стран Секу Туре принял решение. Оно было одобрено на чрезвычайной конференции Демократической партии Гвинеи всего за несколько дней до предстоящего референдума. Гвинея решила отвергнуть французскую конституцию.
Мариус Синкун рассказывал, с каким напряжением в Конакри ожидали результатов народного волеизъявления. У активистов было так мало времени в распоряжении, что даже в столице не везде были сорваны про-французские плакаты, изображающие слона — эмблему ДПГ, — несущего лотарингский крест — эмблему де Голля. В самую последнюю минуту были распространены новые плакаты со слоном, трубящим «нет».
Несмотря на это, страна поистине единодушно поддержала решение партии. К концу дня 28 сентября стало ясно, что абсолютное большинство народа высказывается за независимость. В атмосфере всеобщего ликования были объявлены итоги референдума.
Генерал Шарль де Голль сдержал слово. 2 октября 1958 года, через четыре дня после референдума, Гвинея «провозгласила «себя республикой. Ее первым президентом стал Ахмед Секу Туре.