— Давайте закончим, прошу вас…

— Да, да, но прежде… Не скажете ли вы мне…

Он оборвал речь. К чему ее расспрашивать? Если кто-то вправду прятался рядом и этим ее смущал?

Тогда Люпэн решился и, подавляя стеснение, вызванное посторонним присутствием, сказал совсем тихо, таким образом, чтобы слышала его только она:

— Я кое-что узнал, чего не могу понять… Что меня глубоко волнует… Надо объяснить мне, Долорес, непременно…

— Что же стало вам известно?

— Регистры записей гражданского состояния в Вельденце содержат три имени, принадлежащие последним из потомков семейства Мальрейхов, обосновавшегося в Германии…

— Да, вы мне об этом уже говорили.

— Вначале — Рауль де Мальрейх, более известный под боевой кличкой Альтенгейм, бандит, великосветский апаш — ныне умерший.

— Да.

— Затем следует Луи де Мальрейх, чудовище, убийца, который через несколько дней должен быть обезглавлен.

— Да.

— Затем — Изильда, умалишенная.

— Да.

— Все это должным образом установлено, не так ли?

— Да.

— Так вот, — сказал Люпэн, наклонившись еще больше к ней, — расследование, которое я недавно предпринял, показало, что второе из имен, Луи, точнее — та часть строки, на которой оно написано, в прежнее время было подчищено. Строка теперь была заполнена другим почерком, более свежими чернилами, которые, однако, не совсем скрыли того, что было написано ранее. Так что…

— Так что? — совсем тихо спросила госпожа Кессельбах.

— Так что, имея хорошую лупу и с помощью специальных средств, которыми я располагаю, мне удалось восстановить почти соскобленные буквы и безошибочно, со всей достоверностью разобрать утраченную запись. Я установил, что в регистр был вписан не Луи де Мальрейх. Там значилось имя…

— Ох! Молчите! Молчите!..

Надломленная вдруг слишком долгим напряжением, которое выдерживала, она согнулась вдвое и, сжав ладонями голову, сотрясаемая судорогами, зарыдала.

Люпэн долго смотрел на это бедное создание, сочетание беззащитности и слабости, такое растерянное, столь достойное участия. Ему захотелось вдруг замолчать, прекратить мучительный допрос, которому он ее подверг. Но разве не действовал он таким образом, чтобы ее спасти? И, чтобы ее спасти, не должен ли был он знать правду, какой она ни оказалась бы горькой?

И он снова заговорил:

— Для чего была эта подделка?

— Это мой муж, — пробормотала она. — Это он ее совершил. С его богатством он всего мог добиться. И, в канун нашей женитьбы, подкупил одного из младших служащих, чтобы тот изменил в регистре имя второго ребенка.

— Имя и пол, — уточнил он.

— Да, — подтвердила она.

— Следовательно, я не ошибся: прежнее имя, настоящее, было Долорес? Но зачем ваш супруг?..

Вся в слезах, она стыдливо прошептала:

— Разве вы не понимаете?

— Нет.

— Но подумайте, я ведь была сестрой Изильды, слабоумной, сестрой Альтенгейма, бандита! Мой муж, точнее — еще мой жених, не хотел, чтобы так оно и осталось. Он меня любил. Я тоже его любила и дала согласие. Он уничтожил в регистре имя Долорес Мальрейх, купил мне другие документы, другое свидетельство о рождении, и я вышла замуж в Голландии, под другой девичьей фамилией, — Долорес Амонти.

Люпэн подумал еще и без настойчивости произнес:

— Да… Понимаю… Но это значит, что Луи де Мальрейха не существует, и убийца вашего мужа… убийца вашего брата и сестры зовется вовсе не так… И его имя…

Она с живостью выпрямилась:

— Его имя! Да, он именно так и зовется… Это его имя, тем не менее… Луи де Мальрейх… «Л» и «М». Помните? Ах, не раскапывайте более этой тайны… Она ужасна… И потом, какое это уже имеет значение? Виновный — он, это я вам говорю… И он — там… Разве он стал отрицать, когда я обвинила его в суде, лицом к лицу? Разве мог он защищаться, под этим именем или под другим? Это он… Это он… Он убивал… Кинжал… Стальной кинжал… Ах, если бы можно было все сказать! Луи де Мальрейх… Если бы я могла…

Она извивалась на шезлонге в сильнейшем нервном припадке, ее рука вцепилась в руку Люпэна, и он слышал, как она, среди нечленораздельных возгласов бормочет:

— Защитите меня… Защитите меня… Вы, может быть, единственный… Ах, не оставляйте меня!.. Я так несчастна!.. Ах, какая пытка!.. Какая пытка! Настоящий ад!..

Свободной рукой он с бесконечной лаской прикоснулся к ее волосам и лбу, напряжение у нее спало, она постепенно успокоилась. И он долго еще глядел на нее, спрашивая себя, что же могло скрываться за этим прекрасным лбом, таким чистым, какая тайна опустошала эту загадочную душу? Она ведь тоже боялась. Но кого? От кого просила защитить ее?

И над ними опять навязчиво возник образ черного человека, этого Луи де Мальрейха, непонятного и темного противника, чьи нападения ему приходится отбивать, не зная, откуда они идут и даже происходят ли они на самом деле, как накануне ночью.

Будь он даже в тюрьме, под неусыпной стражей… Хорошенькое дело! Люпэн и по себе знал, что есть люди, для которых тюрьма просто не существует, которые в решающую минуту неизменно освобождаются от своих цепей. И Луи де Мальрейх был одним из них. Да, теперь некто был в тюрьме Санте, в камере для приговоренных к смерти! Но это мог быть сообщник… или даже жертва Мальрейха. Тогда как сам Мальрейх рыщет вокруг замка Брюгген, проскальзывает, куда хочет, во тьме, словно незримый призрак, проникает в садовый домик в парке и, среди ночи, поднимает кинжал над Люпэном, усыпленным и парализованным.

И этот Луи де Мальрейх теперь терроризирует Долорес, сводит ее с ума своими угрозами, удерживает в своей власти с помощью какой-то страшной тайны и принуждает к молчанию и покорности.

Люпэн представил себе, какой план взлелеял его враг: бросить Долорес, устрашенную и трепещущую, в объятия Пьера Ледюка, ликвидировать самого Люпэна и править вместо него в этом месте, располагая властью великого герцога и миллионами Долорес.

Гипотеза вполне вероятная, скорее даже верная. Она была в согласии с происходящим и объясняла все тайны.

«Но действительно ли все? — подумал Люпэн. — Тогда почему он не убил меня этой ночью в садовом домике? Ему стоило лишь захотеть, а он захотел. Одно движение, и я был бы мертв. Он его не сделал. Почему?»

Долорес открыла глаза, увидела его и улыбнулась бледной улыбкой.

— Оставьте меня, — сказала она.

Он не без колебания поднялся. Не пойти ли посмотреть, не спрятан ли его враг там, за шторой среди платьев в шкафу?

Она ласково повторила:

— Идите… Я посплю…

Он ушел.

Но снаружи остановился под деревьями, отбрасывавшими густую тень перед фасадом замка. Он опять увидел свет в будуаре Долорес. Затем осветилась ее комната. Несколько минут спустя стало темно.

Он подождал еще. Если противник был там, не выйдет ли он из замка?

Прошел час… Два часа… Ни звука…

«Ничего не поделаешь, — подумал Люпэн. — Он либо скрывается в каком-нибудь углу здания… Либо вышел через дверь, которая мне отсюда не видна… Если все это, по крайней мере, не чистые догадки с моей стороны, нелепые догадки».

Люпэн закурил сигарету и вернулся в садовый домик.

Приближаясь к своему жилищу, он заметил на довольно большом расстоянии тень, которая, казалось, удаляется. Он не сдвинулся с места, чтобы ее не спугнуть. Тень пересекла аллею. Там было светлее, и, как ему показалось, Люпэн узнал черный силуэт Луи де Мальрейха.

Он бросился за ним. Тень пустилась бегом и исчезла.

— Ладно, — подумал Люпэн, — это случится завтра. И на следующий раз…

Арсен Люпэн вошел в комнату Октава, своего шофера, разбудил его и велел:

— Выводи машину. В шесть утра будешь в Париже. Встретишься с Жаком Дудвилем и скажешь ему: во-первых, он должен прислать мне новости о приговоренном к смерти; во-вторых, отправить мне, сразу после открытия почты, депешу следующего содержания…

Он нацарапал на листке бумаги несколько строк и добавил: