— Думаю, запах роз не вызовет у вас приступа тошноты: хотелось бы на это надеяться, — сказал посетитель.

— Если вы смогли его переварить, то, надеюсь, смогу и я, — ответил Сэвэдж.

— Вы очень подозрительны. — Он положил розы и шоколад на стул.

— Привычка.

— Похвальная.

— Филипп Хэйли?

— Имя ничем не хуже других. Безличное. Чисто американское. Такое же, как и Роджер Форсайт.

— Признаю, что псевдоним я выбрал довольно дебильный. Но, как вы только что сами сказали, — с таким нет хлопот.

— Совершенно верно. Но должен сказать, что человек, выбравший такой псевдоним, не может быть дебилом. У вас есть и мужество, и сильная воля.

— Похоже, что нет. Ведь я все-таки оказался довольно беспечным. И упал. — Сэвэдж внимательно посмотрел на мужчину.

— Жуткая трагедия.

— Ага, прямо на пол коридора в Мэдфорд Гэпском Приюте.

— Ну, все-таки не со скалы… Но все равно трагедия от этого не становится менее ужасной.

— Какое-то время я ничего не мог вспомнить. А когда вспомнил, то удержал рот на замке и никому не сказал правды. “Легенду” поддерживал, как мог, — сказал Сэвэдж.

— Мы на это и надеялись. Приняли во внимание вашу репутацию. Но все равно я навел кое-какие справки. Чтобы не ошибиться.

Сэвэдж, чувствуя нарастающую боль, прикрыл глаза.

— Камичи с Акирой… Что случилось с их телами?

— Их сразу же увезли. Можете не беспокоиться — к ним отнеслись с должным почтением. Были добросовестно исполнены все соответствующие японские церемонии. Пепел вашего принципала и его телохранителя покоится вместе с пеплом их благородных предков.

— А как же полиция? Как вы объяснили?..

— Мы ничего не объясняли, — сказал Филипп Хэйли. В висках и мозгу у Сэвэджа запульсировала кровь.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Представителей власти никто не приглашал.

— Но персонал гостиницы должен был…

Филипп покачал головой.

— Были сделаны спецраспоряжения. Такой жесточайший инцидент навсегда бы погубил репутацию подобного отеля. И кроме нас в отеле никого больше не было. Персонал свели к минимуму. И каждый служащий в обмен на обет молчания получил солидное вознаграждение. А теперь, когда они приняли денежное пособие, — даже если у них и появлялись непорядочные мыслишки — они не посмеют обратиться в полицию, ибо таким образом сами станут соучастниками, скрывшими факт преступления. А что самое главное — полиция не отыщет подтверждения их словам.

— Но… кровь. Было слишком много крови.

— Сейчас перекраивают коридор гостиницы, — сказал Хэйли. — Как вам, видимо, известно, классные эксперты смогут отыскать кровь даже на тех участках, которые — по вашему мнению — отчищены тщательнейшим образом. Поэтому заменяют не только напольное покрытие, но и сам пол, стены, двери и даже потолок. Все, что снимают — тут же сжигают. Так что на кровь не останется ни намека.

— Что же, тогда, как мне кажется, остается всего пара вопросов. — Голос Сэвэджа прозвучал на удивление глухо. — Кто, черт побери, с ними разделался и почему?

— Все остальные разделяют с вами ужас и ярость. Но боюсь, что на последний вопрос ответа вам дать не смогу. Мотивы, двигавшие убийцами, тесно связаны с вопросами, обсуждавшимися на конференции. Но они находятся вне сферы вашей компетенции, поэтому я не в силах объяснить вам, почему был убит ваш принципал. Вот, что я могу сказать: я и мои коллеги являемся объектами пристального наблюдения нескольких враждебных группировок. Сейчас проводится тщательнейшее расследование. Мы надеемся вскорости выяснить и наказать тех, кто ответствен за нападение.

— О чем речь? О бизнесе? Разведслужбах? Террористах?

— Я ничего не могу добавить.

— Убийцы были японцами.

— Это мне известно. Видели, как они скрывались. Но даже убийц-японцев вполне мог нанять не японец. Национальность убийц ничего не означает.

— Ничего, если не принимать во внимание, что Камичи с Акирой тоже были японцами.

— И Акира являлся мастером боевых искусств, против которого следовало выставить силу такого же качества, — откликнулся Филипп Хэйли. — Опять то же самое: наниматель мог и не быть японцем. Давайте считать эту тему закрытой. Пожалуйста. Ведь причиной моего визига является лишь желание выразить наше сочувствие и заверения, что будет сделано все возможное, чтобы избежать осложнений. И надежда на то, что вы со своей стороны сделаете то же самое.

— Другими словами: держись от этого подальше.

— С такими-то ранами, разве у вас есть выбор? Но в дальнейшем, действительно… Мы почувствовали, что вы решили не оставлять так просто этого дела, поэтому хотим уверить вас в следующем: ваше задание закончено. — Филипп Хэйли полез во внутренний карман пиджака и вытащил толстый конверт. Показав, что внутри находится пачка стодолларовых купюр, он заклеил клапан и положил конверт рядом с правой рукой Сэвэджа.

— Вы считаете, что я смогу принять деньги за то, что не уберег принципала?

— Как показывают ваши раны, сражались вы героически.

— Недостаточно героически, как видно.

— Без оружия? Против четверых мастеров меча? Вы не бросили принципала на произвол судьбы. И сражались достойно, хотя бы и ценой своей жизни. Мои компаньоны засвидетельствовали вам свое почтение. Эти деньги считайте компенсацией. Ваши медицинские счета уже оплачены. Стимул, так сказать. Демонстрация нашей доброй воли. В ответ мы надеемся на проявление доброй воли и с вашей стороны. Не разочаруйте нас.

Сэвэдж уставился на мужчину.

Дверь распахнулась. На пороге стоял доктор Хэмилтон.

— Прошу прощения, мистер Хэйли, но я должен попросить вас удалиться. Ваш друг и так опаздывает на процедуры.

Хэйли выпрямился.

— Я как раз собирался попрощаться. — Он повернулся к Сэвэджу. — Надеюсь, что порадовал вас. Ешьте шоколад и поправляйтесь, Роджер. Я вернусь, как только смогу.

— Буду с нетерпением дожидаться вас, Фил.

— Как поправитесь, задумайтесь над небольшим отпуском.

— Намек понял. И — спасибо вам, — сказал Сэвэдж. — За заботу. Ласку.

— А разве друзья не для этого созданы? — И Филипп Хэйли вышел.

Доктор Хэмилтон улыбнулся.

— Ну как, получше?

— Нет слов. Вы можете принести сюда телефон?

— Хотите еще поговорить? Превосходно. А я-то уже начал волноваться по поводу вашего отказа от внешних контактов.

— Можете оставить волнения в покое.

Сэвэдж сказал врачу, какие кнопки на телефоне следует нажать.

— Пожалуйста, пристройте трубку мне под подбородок.

Врач повиновался.

— Отлично. Если не возражаете, я бы хотел еще одну минутку провести в одиночестве.

Хэмилтон вышел.

С бьющимся сердцем и стуком крови, отдающимся в ушах, Сэвэдж слушал, как на другом конце провода раздаются гудки.

Мы надеемся на проявление доброй воли с вашей стороны. Не разочаруйте нас, — сказал Филипп Хэйли.

Старине Филу не было нужды добавлять: если вы нам откажете и не оставите в покое то, что уже похоронено, мы смешаем ваш пепел с пеплом Камичи и Акиры.

Сквозь помехи Сэвэдж услышал гудок автоответчика. Никакого текста перед ним не было. Сейчас шла запись.

— Это Сэвэдж. Я нахожусь в больнице города Хэррисбурга, штат Пенсильвания. Немедленно приезжай сюда.

Номер, по которому звонил Сэвэдж, не был номером его телефона на Манхэттене, а связным. Грэм абонировал его из соображений безопасности, потому что клиенты иногда считали неблагоразумным связываться с ним напрямую. Бывали также клиенты, имевшие таких могучих врагов, что Грэм соглашался иметь с ними дело не иначе как на нейтральной основе, чтобы враги клиентов не смогли установить, с чьей защитнической конторой имеют дело, и не стали бы ответно мстить. Один раз в день Грэм выбирал простой телефон-автомат и набирал номер, который оставляла ему служба информации. Он приставлял к микрофону телефонной трубки дистанционное управление, нажимал кнопки и посылал набор звуков, активизирующих магнитофон, и тот выдавал все полученные сообщения. Таким образом, никто не смог бы привязать эти сообщения к нему и его конторе.