Если бы Сэвэдж был способен передвигаться, он бы выбрал платный телефон в холле больницы и позвонил бы не в связной канал, а Грэму домой. Но Сэвэдж не мог пользоваться руками. Ему пришлось просить Хэмилтона, чтобы тот набрал номер, по этому он не мог назвать частный телефон Грэма, чтобы не подвергать его безопасность угрозе извне.

Время. Что если Грэм уже звонил в справочную службу сегодня? И что если Филипп Хэйли — до того, как Грэм снова прозвонит контактный телефон — решит, что надеяться на молчание Сэвэджа нельзя? А что если Грэма сейчас вообще нет в Штатах, и ему потребуется несколько дней, чтобы проверить службу информации? Время.

Потея от боли, Сэвэдж взалкал демерола, понимая, что должен оставаться начеку; Филипп Хэйли вполне мог прислать посыльного, несущего вместо роз и шоколада смерть. Но какая разница, ясный у Сэвэджа ум или нет? Он ведь все равно беспомощен с этими вытяжками на руках и ногах и не сможет защитить себя.

Но я не могу сдаться просто так! Не могу просто валяться, ожидая, когда в дверь войдет убийца.

Сэвэдж никогда ранее не бывал в Хэррисбурге. Знакомств в этом городе у него не было. Но ведь не более чем в ста милях отсюда — Филадельфия.

Когда доктор Хэмилтон зашел в палату, чтобы проверить, закончил Сэвэдж звонить или нет, он попросил врача понажимать еще кнопки.

— Неужто еще один друг?

— Я вдруг почувствовал тягу к общению.

После того, как врач выполнил просьбу Сэвэджа и оставил его наедине с трубкой, раненый с тревогой начал прислушиваться к гудкам: возьмут или не возьмут? Послышалось хриплое рычание:

— Алло.

— Тони?

— Смотря для кого.

— С приветом из прошлого, дружище. Я тот, кто спас тебе на Гренаде жизнь.

— Сэвэдж?

— Слушай, мне нужна твоя помощь. Я нуждаюсь в защите, дружище. Похоже, я вляпался в дерьмо по самые уши.

— Защита? С каких это пор…

— С сегодняшнего дня. Если можешь…

— Для тебя? Даже если бы я трахался, с Рэкел Уэлч, то сообщил бы ей, что у меня есть дела и поважнее. — Тони хохотнул от собственной шуточки. — Когда я тебе понадоблюсь?

— Вчера.

— Что, так фигово?

— Может быть, даже хуже. — Сэвэдж потрогал плотный конверт, который Хэйли оставил лежать рядом с его правой рукой. — У меня под рукой нечто, смахивающее на пятнадцать тысяч долларов за твою помощь.

— Можешь об этом позабыть. Если бы тогда не ты — быть мне покойником. Я просто отдаю долги. Поэтому работаю за бесплатно.

— Я тебя не об одолжении прошу, Тони. Тут я предлагаю дело. Тебе придется зарабатывать каждый доллар. Возьми с собой надежного друга. И главное, не забудь оборудование.

— С оборудованием проблем нет. Но вот с друзьями несколько более напряженно.

— Так всегда. Дуй сюда.

Через три — изматывающих — часа Тони вместе с еще одним итальянцем вошли в палату. У обоих лица заросли щетиной, а грудные клетки бугрились мускулами.

— Здорово, Сэвэдж. Мне нравится, как тебя разукрасили. Выглядишь точно так же, как я после Гренады. Что случилось? Кто?..

— Не нужно вопросов. Наблюдай за дверью. Врач-блондин — в норме. Медсестры работают посменно. Проверь их всех. Если кто-нибудь еще…

— Я все понял.

Чувствуя себя наконец-то в безопасности, Сэвэдж позволил доктору Хэмилтону — который, увидев стражей, нахмурился, — вколоть себе добавку демерола. Он поплыл и утонул в дымке, наконец-то освободившись от боли. Но даже с телохранителями на посту и даже в бессознательном состоянии он не смог избавиться от ужаса. Изуродованная голова Акиры покатилась по полу и, встав перед ним, моргнула.

И вновь Сэвэдж очнулся с криком. Страх пронзил состояние одурения, и Сэвэдж воспринял четыре вещи одновременно. Тони со своим напарником сидели по правую руку. Оба катетера были убраны. Из коридора слышался возмущенный, с сильным английским акцентом голос:

— И вы хотите, чтобы я загасил кубинскую сигару?

Грэм! Наконец-то!

Лысый, дородный, безупречно одетый наставник вошел в палату.

— Ого, — только и произнес он, обозревая спеленатого Сэвэджа.

— Верно, — согласился Сэвэдж. — Я не слишком хорошо выгляжу.

— Твои друзья?..

— Надежны.

— Я приехал сразу же, как только узнал…

— Не сомневаюсь, — сказал Сэвэдж. — А теперь как можно быстрее вытащи меня отсюда.

Коттедж, находящийся к югу от Аннаполиса, возвышался на крутом обрыве, с которого открывался захватывающий вид на Чесапикский залив. Кровать Сэвэджа стояла рядом с окном, и, лежа с приподнятой подушками головой, он мог видеть волнуемые ветром белоголовые волны. Ему нравилось наблюдать за парусниками и за тем, как их из апреля в май становится все больше и больше. Закованный в гипс, Сэвэдж фантазировал, как стоит на навесной палубе одной из таких лодок, положив руки на руль, а в волосах его путается ветер. Представлял вкус соленых брызг на лице и хриплые вопли чаек. И тут же вспоминал катящуюся к нему голову Акиры. Сразу же парусники исчезали, уступая место дерганным образам разваливающихся тел и хлещущей крови. И снова гипс удерживал его на одном месте, не давая убежать.

Рядом с ним все время находились двое охранников, и он чувствовал неудобство от того, что он, защитник, нуждается в защите. Тони с приятелем были заменены. Так как Сэвэдж воспользовался больничным телефоном, чтобы их вызвонить, следовательно, существовала запись номера, по которому он разговаривал. Противник вполне мог узнать номер и по нему легко вычислить и коттедж, и Сэвэджа. Поэтому Грэм организовал другую смену. В то же самое время англичанин изменил номер справочной службы, потому что он тоже мог быть вычислен с помощью больничного телефона.

В дополнение ко всему Грэм нанял верного врача, проверявшего состояние Сэвэджа ежедневно, и не менее верную медсестру, остававшуюся рядом с больным круглосуточно. Каждую пятницу Сэвэджа помещали в фургон и везли к ближайшему рентгенологу, проверявшему сращение сломанных костей.

Грэм приезжал навещать больного каждую субботу, привозил крапчатых устриц, белужью икру и мэнских омаров. И хотя никто не мог воспрепятствовать ему курить сигары, все же он предусмотрительно распахивал окно, и поэтому теплый майский ветерок оставался сладковатым на вкус.

— Этот коттедж и прислуга должны вылиться тебе в копеечку, — заметил Сэвэдж.

Грэм отпил холодного “Дом Периньон” и затянулся сигарой.

— Ты того стоишь. Ты лучший защитник, которого я выпестовал. Расходы — чепуха, так, мелочь, по сравнению с гонораром агента, который я благодаря тебе получаю. Ко всему прочему это вопрос лояльности. Отношения учителя с учеником. Друг с другом. Я бы даже сказал — равного с равным. Ты меня не разочаровал ни разу. Поэтому я не хочу разочаровывать тебя.

— Но ведь я могу попроситься в отставку.

Грэм подавился “Дом Периньоном”.

— Испортил такой хороший, я бы даже сказал, идеальный день…

— Когда гипс снимут, я не смогу гарантировать, что то, что окажется под ним, будет прежним мною. Скажем, я стану медлительным. Или хромым. Или… — Сэвэдж замялся, — не смогу больше рисковать собой.

— Это все проблемы будущего.

— Это просто проблемы… Когда я увидел разрубленное тело Камичи…

— Во время службы в SEALs ты видел вещи и похуже.

— Верно. Ребят, моих друзей, разрывало на части, да так, что потом было не собрать и не узнать, где и чья часть тела. Но там мы противостояли врагу. И если была возможность — приходили друг другу на помощь. Но главная цель была все-таки не в этом.

— Не в защите? Понимаю. Ты впервые не смог защитить своего принципала.

— Если бы я был более осторожен…

— “Если” — словечко из лексикона игроков. А факт в том, что тебе противостояла сила более мощная. Даже самый лучший защитник может погореть.

— Но у меня осталось обязательство.

— И доказательством того, что ты его выполнил, является твое изломанное тело. Оно у меня перед глазами. Ты сделал все, что смог.