По идеологическим причинам, цены на эти три катего­рии товаров в СССР и на Западе были совершенно разны­ми. СССР — государство для народа, и здесь не могли допус­тить, чтобы кто-либо из граждан оказался на грани смерти из-за отсутствия товара жизненной необходимости. Цены на товары устанавливались с учетом того, что экономика СССР была едина, как один завод, а как мы уже убедились, на одном заводе прибыль отдельных цехов не имеет зна­чения: эти цеха могут успешно и полезно для завода рабо­тать и с плановыми убытками, важна прибыль всего заво­да. Поэтому по первой категории товаров курс рубля был чрезвычайно занижен: доллар мог стоить и 5 копеек, и даже меньше копейки. Мы это и раньше не понимали, да и се­годня тоже. Чтобы лучше это понять, приведу ряд приме­ров. Я помню, как в начале 70-х, после окончания металлур­гического института был стажером-переводчиком в школе ООН в Запорожье, тогда слушатели этой школы — инже­неры из развивающихся стран — стремились за два месяца пройти полный курс лечения от всех болезней. Лечили все, что могли: от язвы же/гудка до зубов. В то время государство, покупая многие лекарства за рубежом, скажем, по 10 долларов за упаковку, продавало в своих аптеках по 30—40 копеек. А стоимость лечения в больницах равнялась стои­мости проезда туда.

Как-то во Франкфурте-на-Майне нам потребовалось про­ехать три остановки на метро. Это стоило примерно 2,5 мар­ки (1,5 доллара). Стоя у автомата, продающего билеты в мет­ро, мы собирали по карманам мелочь, и я, наткнувшись на родной пятак, как сувенир, шутя, подарил его немцу. «О,— сказал тот,— ты подарил мне 2,5 марки». Я не понял, о чем он говорит, и немец, заметив мое удивление, пояснил: «Ведь на эти 5 копеек я в Москве смогу уехать на метро, куда за­хочу». Если соотнести по этой услуге рубль с долларом, то окажется, что он стоил едва 3 копейки.

Во Франкфурте плата за квартиру площадью 20 квадрат­ных метров тогда составляла 800 марок в месяц (около 500 долларов), а в Москве за такую квартиру надо было пла­тить не более 3 рублей. То есть доллар в этом случае стоил 6 копеек, и это еще очень много. Иногда говорят, что, мол, в Детройте рабочий имеет дом площадью 200 квадратных метров. Но содержать такой дом в условиях Подмосковья, обогревая его шесть месяцев в году, он уже не сможет, даже при заработке 20 долларов в час. А в СССР наличие у ка­ждого, пусть в два раза меньшего дома в Подмосковье (за­прещено было иметь дом более 82 квадратных метров жи­лой площади), сдерживалось многими причинами, из кото­рых деньги были на последнем месте.

И ведь речь идет не о второсортном товаре. В середине 80-х годов американцы провели исследования по определе­нию лучших для жизни городов. Города оценивались по де­сяти параметрам: наличие товаров в магазинах, быстрота пе­редвижения по городу, комфортабельность жилищ, наличие в них канализации, горячей воды и прочего, чистота возду­ха и т.д. Все три обследованных советских города: Москва, Ленинград, Киев — вошли в десятку самых комфортабель­ных городов мира, причем Киев уступил два первых места двум новым, малоизвестным японским городам. Всем столи­цам мира было далеко до наших городов. Эти факты были бы более известны, не будь у нашей «интеллигенции» обы­чая поливать грязью все, что сделано своим народом, и за­хлебываться от восторга по поводу успехов Запада.

Явно заниженным был курс рубля и по отношению к стоимости промышленного оборудования. Скажем, в СССР изготовление одной печи для нашего завода стоило около 3 млн. рублей, а когда после развала СССР нам пришлось покупать их на Западе, то даже в удешевленном варианте, даже после конкурса нескольких фирм-производителей ку­пить печь дешевле, чем за 14 млн. долларов, нам не уда­лось, то есть в этом случае доллар можно оценить пример­но в 20 копеек.

По категории товаров элементарной комфортности курс доллара, равный 62 копейкам, в какой-то мере соответство­вал ценам, но по предметам роскоши доллар стоил дороже. Серенькой (для всех) роскоши на доллар можно было ку­пить больше, чем на 62 копейки. Но это и понятно: прибыль с продажи предметов роскоши в СССР компенсировала низ­кие цены жизненно необходимых товаров.

Все эти дешевые товары предназначались только для со­ветских людей, иностранцев этими товарами никто обеспе­чивать не собирался. Эти цены были нашим собственным, внутренним делом. Представим себе семью, в которой при себестоимости хлеба 1 рубль его цена 1 копейка. Кому до этого дело? Если в целом у этой семьи доходы превышают расходы (а у СССР во внешней торговле долгов было мень­ше, чем должников), то кому какое дело до цен внутри этой семьи? Посторонний по этим ценам хлеб купить не может, потому что не имеет таких денег — рублей. Рубль — это за­щита семьи от посторонних, желающих поживиться ее де­шевым хлебом. И при таком положении с ценами внутри семьи она не должна допустить, чтобы ее рубли менялись на другую валюту.

Отсутствие конвертации рубля было еще одним препят­ствием для утечки денег за рубеж. Цены на сырье внутри СССР практически не включали стоимость сырья от Бога, а только трудовые затраты на извлечение этого сырья из недр, поскольку все равно все наше. Поэтому здесь курс доллара был чрезвычайно завышен, и иностранцам цены на сырье внутри страны всегда казались бросовыми. Скажем, хром со­ветскому потребителю обходился в 200 рублей за тонну, а в нашем балтийском порту иностранцу— 1500 долларов.

Предположим, движение товаров в СССР обеспечивало один миллиард рублей. Но если в цену этих товаров вклю­чить стоимость природного сырья, потребовалось бы уже 3 млрд. рублей. Мы уже говорили, что в СССР в системе то­вар — деньги — товар денег было даже несколько с избыт­ком, но если бы цены включали стоимость сырья, денег пе­рестало бы хватать.

И вот мы, экономические консультанты западных фирм (надеюсь, что читатели не забыли об этой своей роли), на­блюдаем за тем, что происходило в СССР. А там из управле­ния страны и республик исчезли государственные деятели, и пришли какие-то академики, профессора, партийные бос­сы, музыканты «с лицом Ростроповича», шахматные гросс­мейстеры и прочие «чикагские» мальчики. Эти люди впол­не серьезно решили конвертировать рубль, более того, они поручили устанавливать курс рубля — курс основы того, что обеспечивает работу собственной экономики, не госу­дарству, а биржевым спекулянтам валютой. И на этом фоне ликвидировать планирование и устранить государственный контроль над ценами.

Обратим внимание на валютную биржу. Зададим себе во­прос: а кому она была нужна в СССР? Кому в СССР нуж­ны были доллары, если экономика сама себя обеспечивала сырьем и на своем рынке продавала готовую продукцию? С начала разговоров о конвертации рубля и необходимо­сти организации валютной биржи утверждалось, что это очень нужно для закупки оборудования передовой техно­логии, чтобы иностранцы могли построить в СССР пере­довые производства (инвестировать средства в экономику СССР), а затем прибыль, полученную от этих производств в рублях, конвертировать в доллары.

И суть даже не в том, что каждый четвертый ученый мира работал в СССР, и уже поэтому тезис о внедрении за­рубежных высоких технологий звучит маловразумительно и пользуется популярностью только у профанов, не имеющих понятия ни о технике, ни о технологии. Мы отмечали, что по отношению к категории таких товаров, как промышлен­ное оборудование, курс рубля к доллару был сильно зани­жен. Такое положение само по себе не является чем-то не­обычайным. Государство устанавливает заниженный курс своей валюты, если хочет воспрепятствовать импорту то­варов из-за рубежа на свой рынок и способствовать экс­порту своих товаров за рубеж. Примером может служить Япония, где длительное время курс йены по отношению к доллару держался заниженным, а японцы, философски вос­принимая град упреков со стороны США, успешно торго­вали благодаря такому курсу на рынке США, не давая по­следним торговать у себя.

Оборудование в СССР, даже с учетом затрат на разработ­ку самого передового, стоило настолько дешевле западного, что даже при курсе доллара в 62 копейки западное купить было невозможно. Тем людям в СССР, а потом СНГ, кото­рые хотели бы закупить какие-либо производства за рубе­жом, низкий курс рубля не давал это сделать. По этой при­чине им была не нужна биржа с ее долларами и явными тенденциями к дальнейшему обесцениванию собственной валюты. Западные экономические эксперты это понимали и были обязаны предсказать, кто придет на биржу и что он на этой бирже сделает с рублем. Такие люди в СССР появи­лись. Это, конечно, в первую очередь были те, кто и раньше занимался торговлей валюты на «черном» рынке, используя ее для покупки за рубежом тех предметов, для которых курс рубля обеспечивал достаточную прибыль.