На хорах появляется оркестр Большого театра. Заполняется дипломатическая ложа.
8 часов 30 минут. Оркестр играет похоронный марш. В почетном карауле Дзержинский, Чичерин, Петровский…
Зал заполнен людьми. Звуки торжественной музыки наполняют зал. Оркестр играет Вагнера и Моцарта. В карауле Куйбышев, Орджоникидзе, Енукидзе…
Скоро 9 часов. Оркестр смолкает. Весь зал поет «Вы жертвою пали…». У гроба рядом с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной становятся Анна Ильинична Елизарова и Дмитрий Ильич Ульянов.
Тишина. Минута. Другая. Оркестр исполняет «Интернационал». Присутствующие поют гимн.
9 часов. Все выходят. В зале остаются семья и самые близкие соратники Ленина.
9 часов 20 минут. Из Дома союзов гроб выносят на Большую Дмитровку.
Перед Домом союзов выстроился военный караул. Вдоль площади Свердлова стоят многочисленные делегации с венками и знаменами. Прилегающие к Дому Союзов улицы заполнены народом.
Морозное январское утро. Жестокая стужа. В то утро термометр показывал 26 градусов мороза. В «Правде» объявление: «Ввиду сильных морозов участие детей в похоронном шествии за гробом В.И.Ульянова (Ленина) воспрещается». Но у многих провожающих на руках дети. Они запомнят этот день на всю жизнь. Эти дети будут продолжать дело, ради которого отдал жизнь Ленин.
Процессия медленно движется по направлению к Красной площади.
Впереди — венки и знамена. За ними — оркестр. В морозном воздухе плывет гроб. Следом идет семья Ленина, почетный караул, Центральный Комитет РКП (б), Исполком Коминтерна, делегаты Съезда Советов…
9 часов 30 минут. На Красную площадь с венками вступают представители прибывших на похороны делегаций.
9 часов 35 минут. Снова звучит похоронный марш.
9 часов 43 минуты. Процессия приближается к деревянному помосту, устанавливают гроб.
Начинается траурное шествие. Мимо помоста проходит кавалерийский эскорт. За ним крупной рысью проезжают артиллерийские упряжки. Притихшая Красная площадь, затаив дыхание, слушает «Обращение к трудящемуся человечеству», которое по поручению Съезда Советов оглашает делегат съезда Евдокимов. Звучит «Интернационал». Все обнажают головы Войска становятся на караул. На площади появляются первые рабочие колонны. Впереди — Замоскворечье За ним — Красная Пресня.
4 часа дня. Колонна Сокольнического района, шедшая в это время по площади, останавливается. Могильная тишина. Слышатся тихие рыдания.
По всей Советской стране на пять минут приостанавливается работа. Мир прощается с Лениным.
Члены Политбюро поднимают гроб и несут к деревянному мавзолею. Впереди знаменосцы. У входа в мавзолей скрещиваются знамена, гроб скрывается.
На площади раздаются ружейные залпы. Сверкнули выхваченные из ножен клинки сабель. Тяжело вздохнул пушечный залп. За Москвой-рекой, по окраинам столицы, заплакали гудки паровозов, сирены станций, трубы заводов и фабрик.
В мавзолее устанавливают гроб. У изголовья выстраивается почетный караул курсантов школы имени ВЦИКа.
Из десяти тысяч знамен, принесенных на Красную площадь, двум знаменам отдана честь склониться над гробом Ленина — знаменам Коминтерна и Центрального Комитета Российской Коммунистической партии.
И вдруг в последнюю минуту среди членов Политбюро замечают пожилого крестьянина в коричневом поношенном зипуне.
Как он попал в мавзолей? Как миновал караул?
Он протягивает Калинину маленький красный флаг, обшитый черными полосами, и пакет.
— Грамота, — тихо говорит он.
В конверте грамота от крестьян Саранского уезда: они посылают своего делегата возложить знамя на гроб Ленина — вот он и выполняет их наказ.
И рядом с двумя прославленными знаменами Калинин кладет на гроб знамя, присланное саранскими крестьянами.
Руководители партии выходят из мавзолея, поднимаются на помост.
Молчание. Кто-то плачет.
Площадь начинает петь. Вся площадь. Все, кто на ней находится.
Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу…
Долгое время никто не движется.
Но вот пошли Сокольники. За ними Хамовники…
Уже сумерки, а колонны все идут и идут…
А в это время в Питере, переименованном накануне в Ленинград, на Марсовом поле пылают пятьдесят три костра — по числу лет, прожитых Лениным.
1924 г. И ДАЛЬШЕ
Две кассеты
Прощаясь с Лениным, Землячка как бы растворилась в народной массе: была со всеми, была частью всех, сердце ее наполняла безмерная скорбь, и одна мысль пронизывала ее существо — до последнего своего часа продолжать его дело.
Однако слова Сергея Ивановича Гусева вернули Землячку к реальной действительности — надо было срочно ехать в район, к Кобозеву.
Мало кто знает, как в дни похорон Ленина был пойман за руку один из ловкачей, готовых самые святые чувства обращать в деньги. Землячка запомнила этот случай.
С Кобозевым она познакомилась год назад, уже около года секретарствовала она в это время в Замоскворецком районе. Особое значение она придавала подбору кадров, умело подобранные работники решали успех каждого дела. Присматриваться к людям, изучать их она научилась в подполье. Она помнила, как знакомился с нею Владимир Ильич. Он умел отстранять от дела сомнительных и ненужных людей. На фронте Землячка не один раз наблюдала, как поведение того или иного человека решало успех сражения. Случалось, настоящему коммунисту удавалось увлечь в бой самый деморализованный полк, а иной комиссар не находил общего языка с хорошей воинской частью. Поэтому у нее была привычка самой знакомиться с каждым коммунистом, становившимся на учет в райкоме. Не так уж трудно потратить на нового человека десяток минут, а представление о нем создается, одного тут же благословишь на работу, а с другим встретишься не один раз, иной чем-то насторожит, а другого приметишь, и становится он одним из тех, на кого уверенно опираешься в повседневной работе.
Так Кобозев, придя становиться на учет, появился в кабинете Землячки.
Он только что демобилизовался из армии. Настоящий политработник, убежденный коммунист, он не отсиживался в тылу, а принимал непосредственное участие в боях. Коммунист молодой, но закалку прошел неплохую: фронт, бои, тяжелые переходы…
Перед Землячкой лежало его личное дело. Анкета его была в порядке, и она не стала спрашивать его о том, на что он уже ответил в анкете. Она как-то вернулась мыслью в свое прошлое. Знает ли товарищ Кобозев, что разделило социал-демократов на Втором съезде? Он знал. А знает ли он, какую борьбу пришлось вести Ленину с «левыми коммунистами» при заключении Брестского мира? Это он тоже знал.
— Мы пошлем вас заниматься искусством, — сказала Землячка.
— Каким искусством? — испугался Кобозев.
— Искусством кино, — пояснила Землячка. — Знаете, как высоко оценивает кино Ленин? Мы пошлем вас директором кинофабрики.
На Житной улице находилась фабрика, принадлежавшая в прошлом крупному кинодельцу Ханжонкову. Туда требовалось послать крепкого коммуниста.
— Не справлюсь, — возразил Кобозев. — В этом деле я, извиняюсь, как свинья в апельсинах.
— Справитесь, — безапелляционно сказала Землячка. — Не боги горшки обжигают. После Октября некоторые большевики боялись идти в министры. А теперь ничего, управляют.
Так Кобозев стал директором кинофабрики.
Комиссия Дзержинского поручила Госкино заснять похороны Ленина на пленку.
Не успела Землячка вернуться из Горок в Москву, как в райком приехал Дзержинский.
— Едемте, Розалия Самойловна, на кинофабрику. Есть сигнал.
Дальнейший разговор происходил уже в кабинете Кобозева.
— Кто руководил съемкой в Горках?
— Оператор Левицкий.
— Пленка проявлена?
Землячка и Дзержинский первыми увидели кадры, на которых были запечатлены проводы Ленина из Горок.
Снова была боль, снова подступал комок к горлу, и нельзя было позволить себе заплакать, нельзя было поддаться чувствам.