- Говорю вам, у нас все комнаты заняты, - повысил голос Элах. - Отправляйтесь в какое-нибудь другое место.

-Но, сэр, - взмолился старик, - мы искали повсюду в Вифлееме, и там тоже не нашли никакого жилья.

Серайя подошла ближе к открытому окну, вытирая руки о фартук, и заметила усталое выражение на лице молодой женщины изможденность её спутника, опиравшегося на посох. Теперь он смиренно и глубоко взволнованным голосом снова умолял Элаха пересмотреть свой отказ. Они пришли издалека, взмолился он; его имя, добавил он с трогательной простотой, было Иосиф, а Мария, его молодая жена, уже сейчас ожидала рождения первенца. Только указ прокуратора Ирода заставил их отправиться в путь в такое время - в таком положении им просто необходимо найти хоть какое-то пристанище.

- Смилуйтесь, - заключил он, - не могли бы вы выделить нам уголок под вашей крышей?

- У меня даже нет чердака, - почти выкрикнул Элах. - Неужели вы не понимаете, что гостиница переполнена? А если бы это было и не так, то для таких, как вы, всё равно не нашлось бы места.

Когда трактирщик отвернулся, отвергнутые путешественники стояли молча: Мария с опущенными глазами, а её муж так склонился в беспокойном недоумении, что было ясно: он не знает, что делать. Тем временем Задок и один из официантов, стоявшие рядом, нашли возможность продемонстрировать своё остроумие слишком хорошей, чтобы упустить её

-Ай-ай-ай, как жаль, что вы попали в беду, - начал Задок с притворным беспокойством. - Если бы мы знали о вашем почтенном приезде, то, конечно, приготовили бы нашу лучшую комнату… украсили бы её парчой из Дамаска, богатыми коврами из Персии, мебелью из сандалового дерева, инкрустированной слоновой костью и перламутром ... Его смех прорвался наружу, и, поощряемый хихиканьем своего союзника, лениво прислонившись к стене, он продолжал издеваться над двумя путниками.

На эти насмешки Иосиф ничего не ответил, но, взяв Марию под руку, медленно отвернулся. Задетая, в своём великодушном сердце, Серайя больше не могла этого выносить. Она не должна, не может позволить им уйти. Импульсивно она выбежала из кухни и схватила Марию за пыльный рукав платья. Из-за Элаха она не осмеливалась взять их в дом. Возможно, он и сейчас наблюдает за ней, готовый запретить и упрекнуть. Она поспешно провела их через двор к невысоким хозяйственным постройкам на противоположной стороне и, толкнув незапертую дверь, втянула их в защитную темноту конюшни. Это было не более чем глубокое углубление, вырезанное в гребне красной вулканической земли, отмечавшей границу двора, но оно было облицовано высушенным солнцем кирпичом и крыто толстыми ивами. Сзади смутно виднелись бык и молодой осёл, лежавшие вместе в стойле.

Видит Бог, здесь неуютно, неудобно, — сказала Серайя, учащённо дыша от нервозности и спешки, — но это всё, что я могу предложить. Ещё… здесь, по крайней мере, есть крыша и стены, защищающие от пронизывающего ветра и чистая подстилка из соломы, на которой можно отдохнуть.

- Мы благодарны ... очень благодарны, - сказал Иосиф, пристально глядя на неё. - да благословят тебя Небеса за твою доброту.

-Вы не будете возражать против животных? Спросила Серайя с тревожной заботой. - Это тихие звери.

- Мы деревенские люди… мы будем с ними, как дома, - ответил Иосиф. Затем, повернувшись к Марии, он пожал ей руку и ободряюще прошептал: Это сбылось... сбылось в точности как в моём сне.

Эти странные слова, произнесённые вполголоса, были отчётливо слышны жене трактирщика. Они удивили и смутили её. Так же, как и спокойный и смиренный вид, с которым путешественники приняли это временное убежище, в котором они оказались. Поспешно, почти смущённо, она сказала:

-Я принесу вам чего-нибудь освежающего. И как только Иосиф начал благодарить её, она поспешила прочь. Было нелегко раздобыть еду под бдительным оком мужа, но и здесь она добилась успеха и через несколько минут вернулась с ячменным хлебом, ломтями козьего сыра и полной миской молока. И её возвращение было как раз вовремя. Оба были слабы от недостатка пищи, но помимо этого она увидела, что Мария, измученная до потери сознания, уже тихо страдала от мук родов. И вот, со всё возрастающим состраданием, жена трактирщика бросилась ей на помощь.

Полдень сменился вечером, на небе разошлись тучи, оставив небеса купаться в странных прозрачных сумерках, и Серайя, в перерывах между своими обязанностями по гостинице, много раз пересекала двор. Благодаря помощи своей доброй служанки Рахиль, она до сих пор успешно выполняла все эти задания незамеченной - предзнаменование, приносившее большое облегчение, ибо теперь она стояла так глубоко погружённая в свои мысли, что боялась разоблачения Элаха. И всё же, что бы ни случилось, она должна идти дальше. Начатая в благотворительности, эта работа человеческой доброты незаметно приняла для неё другой характер, таинственный и важный, даже пугающий. Это были не обычные бродяги. Иосиф, когда его спросили, сказал, что он из дома Давида - царского рода. Так далеко продвинувшись в годах против своей юной невесты, притом такой нежной, он казался скорее опекуном, чем мужем. А Мария, помимо своей скромности и красоты, обладала достоинством, поразительным в такой юной особе. По той безропотной безмятежности, с которой она подчинялась скромным обстоятельствам своего заключения, казалось, что она знала, что они предопределены. Это небо, теперь безветренное и неземной чистоты, в котором внезапно появилась огромная звезда, далёкая, но яркая, усилило чувство страшного удивления Серайи. Она спросила себя, не участвует ли она в каком-то великом событии, сама не зная в каком, и тут ей пришла в голову чудесная мысль. Повинуясь порыву отдать самое дорогое своему сердцу, она поднялась на чердак трактира. Здесь, под деревом крыши, в кедровом сундуке были аккуратно сложены пелёнки, которые десять лет назад она сшила любящими пальцами для своего собственного ребенка. Серайя с болью и нежностью смотрела на них, вдыхая аромат кедра, с тоской размышляя о своей собственной потере, обо всем, что могло бы быть, и о странном, невообразимом использовании, для которого теперь, с радостью, она наденет эти мягкие, давно любимые одежды. Она быстро взяла их.

Но когда она спускалась вниз, неся пелёнки, предвкушая, как укутает в них младенца, она резко остановилась.

Там, у подножия лестницы, её ждал Элах, его взгляд был полон гнева и негодования. В тени коридора позади него виднелась Мальтес.

- Какого чёрта ты творишь, женщина? - Взорвался он. - Разве я не отправил этих двух нищих восвояси? Но мне сказали, что ты дала им и пищу, и кров. А теперь, - он в ярости наклонился вперёд и показал на пелёнки, - вот это.

Она побледнела, поняв, что женщина шпионила, а затем донесла на неё. Но она храбро ответила тоном, в котором решимость смешивалась с мольбой:

- Их нужда велика, Элах, как иначе я могу помочь им? Прошу тебя, не вмешивайся. В этом есть... что-то за пределами нашего понимания.

- За пределами чьего понимания? заорал он.

-Разве ты не видел великую звезду… взошедшую... там, на Востоке? Это знак, Элах.

- Что за чушь ты несешь? Раз и навсегда я запрещаю тебе продолжать эту ... эту... расточительную глупость.

На мгновение воцарилось молчание, долгое и абсолютное, пока Серайя, опустив глаза, выдерживала взгляды мужа и Мальтес. Затем она подняла голову и пристально взглянула на него.

-Нет, Элах, я должна это сделать.

Совершенно ошеломлённый, он стоял, разинув рот, но только на мгновение.

-Что… ты открыто ослушаешься меня? И в порыве ярости он поднял руку и ударил её по лицу.

Сила и неожиданность удара отбросили Серайю назад. Однако она не упала и, резко вдохнув, пришла в себя. Опустив голову и не говоря ни слова, она поспешила во двор.

- Вот видишь, - пробормотала Мальтес, подходя ближе, - как мало она тебя уважает. Не ты ли здесь хозяин? Почему ты должен поднимать на кого-то руку, когда есть другие, готовые подчиниться твоему малейшему желанию? - И она соблазнительно прильнула к нему.

Но на этот раз Элах не ответил. Хотя он и был зол на Серайю, но теперь, благодаря быстрой переменчивости настроения, ещё больше он злился на самого себя. Казалось невероятным, что он ударил её. Никогда прежде он не применял к ней насилия. Это было необъяснимо. И всё же она заслужила это. Подойдя к двери, он увидел удаляющуюся фигуру жены, которая впервые в жизни пренебрегла его властью.

Зачем она это сделала? И что означали те странные слова, которые она произнесла? Именно в этот момент, невольно взглянув на небо, он увидел звезду, которая, хотя и была далеко, казалось, будто она движется к трактиру. Сверкая в зыбком полумраке мерцающей искоркой, она поймала и держала его неподвижно, пока он внезапно не отвёл взгляд. Встревоженный и нерешительный, он беспокойно повернулся к Мальтес.

-Пойдем, выпьем вина, - сказал он. - Мне до смерти надоели эти разговоры о знаках и предзнаменованиях.

Они подошли к комнатке, выходящей из вестибюля, которую он использовал, как свой кабинет, где в прохладном кувшине хранился сладкий марочный напиток, который, поскольку она его любила, он специально получил от Петра, и налил две большие порции. Эта привычка поначалу очень его развлекала: он урывал передышку от будничной суеты в любовных утехах, забавляясь её праздной болтовней и ласками, которыми она щедро осыпала его. Но теперь в этом было мало удовольствия. Почему-то вино не освежило его, а лесть женщины не улучшила его дурного настроения. Он оставался угрюмым и молчаливым и после короткой паузы встал и вышел в вестибюль. Там уже собралось большинство гостей, которые вернулись из пунктов регистрации и ожидали ужина. Смешавшись с ними, Элах почувствовал себя лучше, взял на себя обязанности хозяина, присоединился к общему разговору, обсуждая перепись и римский налог, который должен был последовать за ней. В этом серьёзном разговоре о деньгах и налогах никто и не упомянул ни о чём столь тривиальном и бездоходном, как звезда. Однако час спустя, когда Элах вышел, уже успокоившись, в коридоре его ждала Серайя, напомнившая ему своим восторженным восклицанием всю эту неприятную историю: