Глава 8

Я никогда не видела ничего подобного Затонувшему берегу. Когда мы туда добрались спустя пять ночных переходов, уже светало. Внизу казалось, будто море постепенно поглощало сушу, и она нехотя сдавалась на его милость. Ясной границы между ними не было, в отличие от крутых утесов в том месте, где мы с Кипом вышли к океану на юго-западном берегу, или уютных бухт близ Мельничной реки. Только полуостровки и косы, разделенные похожими на пальцы затонами. В некоторых местах берег был заболочен. Подальше виднелись плоские островки, покрытые странной серо-зеленой растительностью, похожей на водоросли.

— Сейчас отлив, — объяснил мне Дудочник. — Половина этих островков к полудню уйдет под воду. Низины на полуостровках тоже. Если окажешься не на том клочке земли во время прилива, можешь утонуть.

— Как же Салли тут живет? Синедрион годами запрещал омегам жить на побережье.

— Видишь вон там? — Дудочник указал на дальнюю часть изрезанного затонами берега, где небольшие косы уходили в море, а цепочки островков едва выступали над поверхностью воды. — Прямо там, на маленьких косах, почва слишком соленая для земледелия, а вода чересчур заболочена для рыбной ловли. Тропинки там сейчас есть, а с приливом исчезнут. Альф туда никакими деньгами не заманишь. Туда никто не ходит. Салли скрывается там уже много десятков лет.

— Люди не хотят здесь жить не только из-за унылого пейзажа, — добавила Зои. — Гляди.

Она указала куда-то еще дальше. За истощенными клочками земли в море что-то блестело, отражая лучи рассветного солнца. Я прищурилась и вгляделась вдаль. Поначалу мне показалось, что это какой-то флот, а из моря торчат мачты. Но они не колыхались на волнах, а стояли неподвижно. Снова мелькнул отблеск света. Стекло.

Затонувший город. Шпили пронзали волны, и некоторые из них доходили до нескольких метров в высоту. Другие же едва просматривались — просто очертания под водой, слишком геометрически правильные, чтобы быть камнями. Город раскинулся широко, некоторые шпили вздымались поодиночке, иные — группами. В некоторых зданиях сохранились стекла в окнах, но от большинства остались лишь металлические каркасы, клетки из воды и неба.

— Много лет назад я ходил туда на лодке Салли, — поделился Дудочник. — Город простирается на многие мили — самый большой из городов До, что я видел. Сложно представить, сколько там жило людей.

Мне не требовалось воображение. Теперь я чувствовала всех этих людей, глядя на унизанное стеклом море. Я слышала приглушенный рев их присутствия и отсутствия. Умерли ли они в огне или в воде? Что добралось сюда первым?

Весь день мы проспали на мысе с видом на лоскутное одеяло суши и воды. Мне снился взрыв, и когда я проснулась, то сначала не поняла, где я и что со мной. Когда Зои пришла будить меня на последнее перед ночью дежурство, я уже не спала, а просто сидела, завернувшись в одеяло и сжимая руки, тщетно стараясь запретить им трястись. Идя на пост, я сознавала, что она смотрит мне вслед. Я двигалась неуверенно, а в ушах все еще ревело всепоглощающее пламя.

Настал прилив, море скрыло большинство дальних кос, оставив видимыми только отдельные холмики и валуны, так что вода казалась испещренной точками суши. Затонувший город совсем исчез с глаз. С наступлением темноты вода начала убывать. На склонах холмов внизу в домах альф горел свет.

Наблюдая за отливом, похожим на сбегающую из курятника лисицу, я думала не об ушедшем на дно городе, а о небрежно оброненных Леонардом словах. О том, что Исповедница родом с Затонувшего берега. Где-то всего в паре миль вниз к побережью находится дом, где они с Кипом выросли. При разделении ее, вероятно, отослали, а Кип остался здесь. Этот странный пейзаж был ему родным. В детстве он наверняка бродил по этим холмам. Может быть, даже забирался на мою смотровую площадку и наблюдал за отливом, как я сейчас, следил, как луне открывается все больше и больше суши.

Когда совсем стемнело, я разбудила Дудочника и Зои.

— Вставайте, — прошептала я.

Зои застонала и потянулась. Дудочник не шелохнулся. Я нагнулась и сдернула с него одеяло, швырнула в ноги и вернулась на пост.

Деревни в поле видимости молчаливо запрещали нам разводить костер, поэтому мы поели холодного рагу в темноте. Пока Дудочник и Зои собирались, я стояла со скрещенными руками и пинала корень ближайшего дерева. Наконец мы спустились с холма и зашагали к плодородным зеленым склонам, обрамляющим самые далекие затоны. Шагали молча. Когда через несколько часов Дудочник предложил мне флягу с водой, я взяла ее без слов.

— Что у тебя с настроением? — спросила Зои.

— Ничего, — ответила я.

— По крайней мере твой угрюмый вид в кои-то веки делает Зои похожей на солнечный лучик, — усмехнулся Дудочник.

Я ничего не сказала, потому что стискивала зубы с той самой минуты, что мы отошли от берега.

Я помнила день, когда мы с Кипом впервые увидели океан. Мы сидели рядышком в высокой траве на скалах и смотрели на море, лижущее край света. Даже если Кип видел его раньше, он этого не помнил, и впечатление было в новинку для нас обоих.

Теперь я знала, что Кип видел море каждый день. Наверное, он привык к нему и даже не смотрел на волны, занимаясь повседневными делами. Море, которым мы восхищались вместе, было для него такой же рутиной, как и соломенные крыши домов в его деревне.

Я потеряла не только Кипа. Даже наши общие воспоминания у меня украли и переиначили в свете того, что я о нем узнала.

«Проще не вспоминать, — твердила я себе, ускоряя шаг. — Проще не тревожить затонувший город моей памяти».

***

Нам приходилось очень осторожно пробираться по предательскому ландшафту. Мы избегали не только поселений альф, но и затонов и расщелин, вторгавшихся даже в склоны повыше. Несколько раз перед нами оказывалась темная вода — ущелье или трещина в земле. Мы шли всю ночь и сделали лишь один короткий привал на рассвете. Перевалило за полдень, когда мы покинули землю альф и подошли к краю сражавшейся с морем низины и подтопленных кос. Я остановилась и в последний раз оглянулась на деревни.

— Я тоже это слышала, — сказала Зои, — когда Леонард упомянул, что Исповедница родом из этих мест.

Дудочник шагал впереди и не слышал наших слов. Зои поставила ногу на камень и поджидала меня.

— Я догадалась, что тебе будет любопытно, когда мы сюда доберемся, — продолжила она.

— Дело не только в этом, — вздохнула я. Я помнила ее лицо у родника, когда застала ее покачивающейся под музыку. Шагая рядом с Зои, я смотрела на землю. И впервые решилась произнести вслух то, что рассказала мне Исповедница о прошлом Кипа. Каким он был жестоким и как радовался, когда ее заклеймили и выслали. Как позже, накопив денег, он искал ее, чтобы запереть в камере сохранения и тем самым обезопасить свою жизнь.

Я рассказала Зои, как прошлое Кипа запутало все мои чувства. Глядя на Затонувший берег и пытаясь представить детство Кипа, я совсем его не узнавала. Я узнавала не Кипа, а Зака. Зак и Кип одинаково злились на то, что их сестры провидицы и скрывают свой дар. Я бежала от Зака, но чем больше думала о прошлом Кипа, тем больше видела в нем сходство со своим братом. И Исповедница — ее я боялась больше всего, но услышав о ее детстве, узнала собственную историю. Ее заклеймили и выслали, совсем как меня.

Все повернулось вспять. Все задвоилось, словно зеркало в зеркале, образуя бесконечный коридор одного и того же отражения.

Когда я выговорилась, Зои остановилась и развернулась лицом ко мне, перегородив тропу.

— И что ты надеялась услышать в ответ на это? — спросила она.

Я не знала.

— Думала, я позволю тебе поплакать в жилетку и скажу, что все хорошо?

Зои схватила меня за плечи и встряхнула.

— Какая разница-то? — прошипела она. — Что меняет его прошлое? Или Исповедницы? Нет времени на самокопание. Мы пытаемся сохранить тебе жизнь и самим не попасть под раздачу. Нельзя остаться в живых, пока ты ходишь и куксишься. Ты ускользаешь в свои видения. Мы оба видели, как они на тебя действуют. Как ты орешь и трясешься при виде взрыва. — Она покачала головой. — Я уже такое видела. Ты должна бороться. А бороться нельзя, пока ты то и дело думаешь о Кипе. Ты продолжаешь жить. А он мертв. И, похоже, в конечном итоге невелика потеря.

Я ударила ее в лицо. Раньше я уже на нее бросалась, месяц назад, когда она так же отпустила унизительное замечание про Кипа. Но тогда мы неумело боролись в полутьме, а сейчас я просто ей врезала. Не знаю, кто из нас удивился сильнее. Однако сноровка ее не подвела: Зои уклонилась влево, и мой кулак задел только ее щеку и ухо. Даже так костяшками пальцев я впечаталась во что-то твердое — челюсть или скулу — и негромко вскрикнула.

Зои не стала бить меня в ответ — просто стояла, прижав руку к щеке.

— Тебе нужно больше тренироваться, — проронила она. Потерла щеку и широко открыла рот, проверяя, не сильно ли больно. На лице остался красный след. — Ты так и не научилась доводить дело до конца.

— Заткнись, — прошипела я.

— Разожми кулак и снова сожми, — приказала она, следя за тем, как я разжимаю и сжимаю пальцы.

Она взяла меня за руку и начала методично сгибать каждый палец.

— Просто кожа содралась, — наконец заключила она и отпустила мою руку.

— Не говори со мной, — выплюнула я и потрясла кистью, наполовину ожидая, что выбитые из суставов кости застучат.

— Рада видеть тебя сердитой, — улыбнулась Зои. — Это лучше, чем смотреть, как ты слоняешься будто привидение.

Я вспомнила слова Леонарда. «Дитя, да ты едва здесь».

— Ты злишься даже не на меня, — продолжила Зои.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. — Я обогнула ее и последовала за Дудочником, который почти скрылся из виду.

— Ты злишься на Кипа, — крикнула Зои мне вслед. — И вовсе даже не из-за его прошлого. Ты злишься, потому что он спрыгнул и оставил тебя здесь.