Глава 10

— Салли, — тихо произнес Дудочник. — Тебе необязательно об этом говорить.

— Мне не стыдно, — возразила она. — Я знаю, что ее ожидало. Пытки были бы хуже смерти, намного хуже, и в итоге ее все равно бы убили. Мы все прекрасно знали о риске. Мы были сердцем всей разведывательной сети — расколись мы, и половина Сопротивления бы пала. Все наши контакты, безопасные дома, сведения, которые мы собирали и передавали годами. Это была бы катастрофа. Именно поэтому мы всегда держали капсулы с ядом при себе.

Салли по-прежнему смотрела на меня. Мне хотелось ей сказать, что я понимаю. Но она явно не нуждалась в моем понимании. Не искала прощения, ни моего, ни чьего-то еще.

Выбор Салли был даже сложнее, чем у Кипа, потому что она продолжала с ним жить. Я снова вспомнила слова Дудочника, обращенные к Леонарду: «Мужество бывает разным».

— Их разоблачили в главном зале Синедриона, — продолжила Салли. — Когда это случилось, я была на галерее, разговаривала с советниками. У Лахлана и Элоизы не оставалось шанса спастись: солдаты стояли совсем рядом, по меньшей мере четверо на одного. Лахлан проглотил капсулу сразу же, как только его окружили — как и все мы, он носил ее на шее. Но когда он начал дергаться, а из его рта пошла пена, стража поняла, что произошло, и схватила Элоизу. — Салли говорила спокойно, но когда отодвинула от себя тарелку, нож и вилка звякнули, выдавая дрожь рук. — Я ждала, что бросятся и на меня, и сунула свою капсулу в рот, держа ее между зубами, готовая раскусить. — Я заметила, как она обводит зубы языком, пробуя воспоминание на вкус. — Но ничего не произошло. Я вся напряглась — уверена, если бы кто-то в ту минуту на меня посмотрел, то сразу бы все понял. Но все глазели только на суматоху в зале. Какое-то время я просто стояла и смотрела на происходящее. Лахлан упал на пол и дергался, изо рта его хлынула кровь. Смерть от яда вовсе не легкая. А Элоизу держали четверо солдат, прижав ее руки к бокам. Я смотрела вниз, как и все. И поняла, что за мной солдаты не идут. Кто бы ни раскрыл Лахлана и Элоизу, этот человек не знал, что нас было трое.

Дудочник коснулся ее руки.

— Тебе необязательно вновь это все рассказывать.

Салли кивнула в мою сторону:

— Если она хочет связаться с Сопротивлением, то должна знать, чем это чревато. Как все происходит по-настоящему. — Она повернулась и посмотрела мне в глаза: — Я убила ее. Метнула нож ей в сердце. Думаю, она умерла мгновенно, но оставаться и смотреть на это я не могла. Только из-за неразберихи и потому, что я была на галерее, у меня получилось оттуда выбраться, да и то, пришлось разбить окно и спрыгнуть с десятиметровой высоты.

— Именно тогда Салли повредила ногу, — добавила Зои. — Здоровую ногу, которая так и не зажила до конца. Но Салли умудрилась сесть на лошадь и добраться до ближайшего к Уиндхему безопасного дома. — Она коснулась второй руки Салли — старушка сидела между близнецами. — И его хозяева сказали, что первое, что она сделала, когда явилась вся в крови — выплюнула капсулу с ядом. Салли всю дорогу держала ее во рту, готовая раскусить в случае поимки.

Дудочник подхватил:

— Синедрион искал Салли много лет. Плакаты о розыске висели повсюду. Альфы дали ей кличку «Ведьма». — Он тихо усмехнулся. — Как будто требуется колдовство, чтобы омеге сойти за альфу. Идея, что мы умеем колдовать, казалась им менее пугающей, чем идея о том, что мы не слишком-то от них отличаемся.

Зои рассмеялась вместе с ним, но я наблюдала за Салли. Она не смеялась. Неужели раздробленная нога — единственная память о том дне? Возможно ли метнуть нож в сердце друга и никак не измениться?

— Так это вы научили Дудочника и Зои метать ножи? — спросила я.

Салли кивнула.

— Сейчас при взгляде на меня о таком не помыслишь, но когда-то я рассекала ягоду с пятидесяти метров.

Я видела, как Дудочник и Зои обращаются с ножами. Значит, это наследие Салли — мастерство убивать. Даже не знаю, дар это или проклятие.

***

Тем же вечером, когда Салли отвела Ксандера обратно в комнату, мы рассказали ей все, что случилось после бойни на Острове, и все, что мы знали о планах Синедриона. Салли время от времени задавала наводящие вопросы. Иногда, слушая ответы, она закрывала глаза. Но каждый раз, когда мне казалось, что она уснула, Салли внезапно открывала глаза, будто сова, и задавала следующий вопрос. Ее интересовали конкретные факты и цифры. Сколько дней прошло с высадки альф на Остров до обнаружения нами сожженного безопасного дома? Сколько охранников мы насчитали в убежище? Сколько патрулей встретили после того, как покинули мертвые земли? Что сказал Инспектор об альянсе Реформатора и Воительницы?

Уже перевалило за полночь, когда она наконец ушла спать. Мы положили одеяла поближе к печи. Я пыталась не думать о тонких досках, отделяющих нас от морской пучины. Из комнаты, где спали Салли и Ксандер, не доносилось никаких звуков, но я чувствовала беспокойное шевеление разума провидца за закрытой дверью. Наконец заснув, я увидела во сне плавающего в резервуаре Кипа и проснулась, охваченная горем, вязким, словно жидкость, заполнившая уши и рот моего друга. От горя я онемела и была не в силах даже слова произнести, что уж говорить о крике. Наконец задышав ровно, я встала и на цыпочках прокралась к оконцу возле двери, чтобы посмотреть на деревья.

— Нет нужды дежурить, — прошептал Дудочник. — Прилив не отступит до рассвета. А если кто-то приплывет на лодке, этот остров напичкан ловушками. Отдыхай.

— Да не в этом дело, — отозвалась я. — Просто не спится.

Я едва различала его силуэт, когда он встал и подошел ко мне, аккуратно переступив через Зои, которая с нетерпеливым вздохом перевернулась.

— Тебе нужно отдохнуть, — попытался уговорить меня Дудочник.

— Перестань надо мной трястись. Я не старушка.

Дудочник тихо посмеялся.

— Салли старая, но я бы не посмел над ней трястись.

— Ты знаешь, о чем я. Ты чуть ли не пылинки с меня сдуваешь и постоянно беспокоишься.

— Я оберегаю тебя. Разве Кип занимался не тем же самым?

Я промолчала.

— Это ведь не так уж плохо, если кому-то есть до тебя дело.

При этих словах перед глазами снова всплыла неумолимая Исповедница и ее допросы.

— Мне это не нужно, — отрезала я. — Просто оставь меня в покое.

— Я вижу, как ты себя наказываешь, — тихо сказал он. — Ты не должна расплачиваться за то, что случилось. Ответственность не на тебе.

Я подвинулась к нему ближе. Не хотелось, чтобы Зои нас услышала, но мой шепот походил на шипение жира на сковороде:

— За что мне не нужно расплачиваться? За погибших на Острове? За схваченных в Нью-Хобарте? За смерть Кипа, который пожертвовал собой, чтобы меня спасти? За всех пострадавших от действий Зака? Или ты предлагаешь мне волшебный талон, которым можно расплатиться за все сразу?

Настал его черед злиться.

— Ты слишком много на себя берешь! Не все в мире вертится вокруг тебя или Зака. Он даже не правит Синедрионом — во главе его Воительница. И это война. Люди, погибшие на Острове, знали, что рискуют, идя в Сопротивление. Да и Кип принял решение сам. Думаешь, ты вся такая жертвенная, раз берешь все на себя, но на самом деле ведешь себя высокомерно. Как другим поможет то, что ты будешь издеваться над собой? — Он наклонился ко мне, но я отвела взгляд. — Это твоя жизнь, а не отголоски твоей жизни.

Хотелось бы мне, чтобы он ошибался. Было бы легче, если бы я наорала на него в ответ. Но слово засело в голове, нестерпимое, как зубная боль. Отголоски. Вот что я делаю: не живу, а плыву по течению. Я, спотыкаясь и шатаясь, вышла из зернохранилища, и спотыкаюсь до сих пор.

Я посмотрела в окно на звезды в ночном небе.

— Мне нужно время, чтобы прийти в себя, — наконец прошептала я.

Дудочник выдохнул.

— По-твоему, сколько времени у нас осталось?

***

Утром за завтраком Дудочник выспрашивал у Салли последние новости о Сопротивлении.

— Все плохо, но это тебе уже известно, — отвечала она. — Люди с тех кораблей, что добрались до суши, рассеялись по материку. Несколько недель шла облава. Ты же знаешь, как это бывает. Каждый рейд давал им новый материал для допросов. — Какая бездна между столь сильной личностью и столь слабым телом.

Слова ее ранили как ножи, но произносились хриплым голосом и немного нечленораздельно. Вставая, она оперлась на стол, и с тихим вздохом выпрямила ноги.

— Мы всегда заботились о безопасности, — сказал Дудочник. — Ячейки работали по отдельности. Контакты ограничивались. Все не должно было закончиться так быстро.

— Ты руководил очень грамотно, даже лучше, чем вожди моего времени. Но ни одна система не идеальна. Пока что приказ таков: сторониться прежних безопасных домов и старых путей сообщения.

— Кто же отдал приказ? — поинтересовалась Зои. — Кто возглавляет Ассамблею?

— Ассамблею? После резни на Острове ее больше нет. Все выжившие разбежались, многие залегли на дно и ушли из Сопротивления, слишком напуганные после случившегося. Но те, кто остался, следуют за Саймоном.

После бойни на Острове Дудочник улыбался редко и лишь слегка. Но тут он расплылся в улыбке.

Я помнила Саймона. Из всех членов Ассамблеи он наиболее близко общался с Дудочником. Зачастую, приходя к Дудочнику, я видела, как он сидит в своей комнатушке с Саймоном и о чем-то с ним беседует поверх разложенных карт и свитков. Как и Дудочник, Саймон скорее солдат, нежели чиновник: три его руки были мускулистыми и покрытыми шрамами. Некоторые члены Ассамблеи носили дорогие наряды, а Саймон ходил в старенькой тунике с кожаными заплатами. Именно он защищал на Острове северный туннель, когда надежда победить захватчиков уже растаяла. Хотя Саймон и все остальные члены Ассамблеи были против нашего побега, именно защита туннеля выиграла для нас с Кипом время, чтобы мы успели сбежать.

— В нашу последнюю встречу он врезал мне по лицу, — сказал Дудочник. — На Острове, когда я сказал Ассамблее, что отпустил Касс и Кипа.