Глава 17

Ступени были на другой стороне горы, снега тут было меньше, но ветер бил их с силой. Ступени тянулись по почти отвесной скале. Порой они погружались в гору, то скрываясь в пещерах, то были вырезаны из камня руками. Ступени создали тысячу лет назад. С тех пор снег, ветер и время хорошо постарались, чтобы сгладить их. Раньше двое могли подниматься там бок о бок. Сейчас даже одному местами было почти невозможно удержаться.

Каждый год всех учеников-шинтеев отправляли на склон горы чистить ступени ото льда, молотками и долотом делать их безопаснее. Во время Харуто там веревка тянулась сквозь железные кольца, вбитые в склон горы, но, хоть кольца еще были там, в замёрзшем камне, веревка давно пропала. Да и ступени явно давно не чинили, и он подозревал, что со временем традиция делать путь безопаснее потерялась.

Они устроили привал в пещере у основания ступеней, радуясь, что укрылись от снега. Харуто хорошо помнил пещеру. Он и Торо оставались тут ночью, сбив лед со ступеней. Солнце село, пока они работали, и подниматься по горе уже не было времени. Пещера почти не изменилась, хотя прошло много лет. Она воняла затхлостью и старым пометом зверей. В углу был глиняный горшок, давно треснувший, содержимое давно высохло.

Гуан развел небольшой костер, растопил немного снега в горшке, добавил оставшиеся ингредиенты. Суп был не сытным, но уже был чем-то. Гуан смотрел на горшок, вдруг стал кричать о летучих мышах. Харуто и Янмей посмотрели на потолок пещеры. Янмей почти вскочила на ноги, но там ничего не было. Кира засмеялась, и Янмей быстро сказала девочке замолкнуть.

Харуто смотрел на девочку. С Кирой что-то было не так, что-то, помимо того, что она была не совсем человеком. В ней была жестокость, но Кира сдерживалась, когда ее одергивала Янмей. Она будто не понимала, когда делала что-то вредящее. Может, это было жестокостью всех детей. Харуто не был примером морали, когда был младше, но Кира казалась злобной. И все же она нравилась Шики, и Харуто считал это хорошим знаком. Маленький дух никого не любила, или она это сильно скрывала.

Утром они продолжили путь. С первыми лучами света начался подъем по ступеням. Сначала было относительно просто, но к середине утра их темп замедлился. Ступени были хрупкими, часть обсыпалась, другая была в скользком льду. Даже Кира поднималась осторожно, прижимаясь к склону горы. Каждый раз, когда ветер поднимался и выл, они липли к ледяному камню, как ракушки на лодку, иначе упали бы и погибли. Харуто подозревал, что пережил бы падение, но не хотел провести бессмертную вечность кусочками под снегом.

— Чьей это было идеей? — закричал Гуан поверх вера, пока они отдыхали в небольшой пещере на склоне, искали силы идти дальше.

— Твоей, — крикнул Харуто. — Месть за Тяна.

Во время Харуто пещера была набита припасами, но шинтеи забыли и об этом. Из пещеры они видели долину Синсен и озеро, где, несмотря на холод, плавали несколько рыбацкий лодок. Озеро питали подземные горячие источники, и даже посреди жестокой зимы оно не замерзало. Говорили, в озере хватило бы воды, чтобы утопить всю Ипию, если вода из горы вырвется.

— Капуста! — закричал Гуан. — Мальчик всегда был редиской, давай лучше поищем таверну.

Харуто вздохнул и прислонился к стене из грубого камня, почесал спину.

— Хотел бы я, чтобы ты просто порвал глупую клятву.

Кира сидела на каменном полу пещеры, дрожа, обнимая колени.

— Что за клятва?

— Моя четвертая клятва, — сказал Гуан, — никогда не ругаться. И я не могу ее порвать. Я не попаду в рай, если нарушу хоть одну клятву.

Харуто застонал. Они уже спорили об этом.

— Но это глупо. Без ругательств ты лучше не станешь. Это делает тебя лицемером. И ты ругаешься. Просто используешь не важные слова. Но важно — намерение. Если заменить ругательства овощами, это не будет означать, что ты не ругаешься.

— Ошибаешься, — закричал Гуан, хотя ветер на миг утих. — Во всем. Я знаю, потому что у меня есть доказательство.

— Какое?

— Ты — лук с лицом морковки! — Гуан улыбнулся. — Видишь? Доказательство. Будь ты прав, клятва не дала бы мне это сказать.

Харуто пожал плечами, но не стал спорить.

— И это делает меня лучше, — продолжил Гуан. — В этом случае дело не в клятве, а в том, что она означает. Это доказательство, что я становлюсь лучше. И это делает меня лучше.

— Только это нужно, чтобы быть хорошей? — спросила Кира. — Хотеть этого?

Янмей покачала головой. Из них всех только ей не было холодно. Просто сидя рядом с ней, Харуто ощущал ее жар, словно сидел у остывающего камина.

— Желание — это начало, — сказала Янмей. — Но нужно и действовать. Пытаться. Иначе это лишь пустые обещания.

Кира нахмурилась и придвинулась ближе к Янмей.

— Ты используешь свою технику.

Янмей улыбнулась девушке.

— Холодно.

Харуто обвил себя руками, но ветер, который снова выл, все равно находили бреши в его кимоно. Шики забралась глубже, устроилась у его поясницы и щекотала шерстью.

— Небесная Лощина удивительно теплая, — крикнул он. — Шинтеи вырыли ее глубоко, получают тепло горы. И там есть купальня.

Гуан буркнул.

— Что такое шинтей? — спросила Кира. Ее глаза были огромными, она дрожала, сжимая ладони, как бледные когти, но все равно улыбалась.

— Воины, — сказал Харуто. — Элитные воины Ипии. Их учат быть едиными с мечом, и они клянутся хранить честь и идти по пути клятв.

— Путь клятв?

У девушки никогда не заканчивались вопросы.

— Когда шинтей дает клятву что-то сделать, он оставляет прядь волос тому, кому дал клятву. Когда шинтей завершает задание, получивший волосы сжигает их, чтобы боги и звезды знали, что клятва исполнена. Когда шинтей умирает, его успехи и поражения взвешивают. Если он вел хорошую жизнь, исполнял клятвы, он перерождается дальше. Если нет, его прогоняют на землю демоном. Тэнгу.

— Звучит поразительно, — Кира захлопала. — Я хочу дать клятву.

Харуто посмотрел на онрё. Она была порой искренней, порой — злобной, но сейчас казалась восхищенной идеей.

— Клятвы нужно принимать всерьез. В обещании есть сила, какую не опишешь словами. Они связывают наши души с целью, и поражение может рассечь человека надвое, как меч.

— А если это правильное дело?

Харуто заметил улыбку Янмей, она смотрела на ребенка.

— Тогда клятву стоит дать. Но нужно убедиться, что поступок правильный, — правильное часто могло оказаться неправильным в красивом наряде.

Они отдыхали еще несколько минут, а потом продолжили подъем.

Солнце стало спускаться к горизонту, они добрались до части склона, которая откололась, забрав с собой десять ступеней. Это было не так и много, другая сторона бреши была близко. Но это могло все оборвать.

Харуто стоял на краю и смотрел на пропасть.

— Нужно вернуться, — крикнул он поверх ветра. Обойти брешь не выйдет. Дыра тянулась до вершины за облаками.

— Я справлюсь, — Кира протиснулась мимо Гуана, чуть не столкнув его со ступеней. Она встала рядом с Харуто, прижалась между ним и склоном. — Я смогу, — сказала она увереннее. А потом опустилась на корточки, готовая прыгнуть.

Харуто сжал ее руку и оттащил от края. Она хмуро посмотрела на него, зеркальный кинжал вспыхнул в ее ладони. Он медленно отпустил ее руку.

— Никто не будет прыгать. Смотри, — он медленно вытянул руку над брешью. Ветер сдул рукав его кимоно, стал трепать ткань. — Ветер унесет тебя, едва ты прыгнешь, и больше мы тебя не увидим.

Кира надулась, кинжал в ее ладони разбился, мерцающие осколки унес ветер.

Харуто повернулся к Янмей и Гуану.

— Возвращаемся, пойдем к Небесную Лощину главным путем.

— Еще три дня? — спросил Гуан. — Я закоченею, старик.

Янмей покачала головой, ветер трепал ее волосы.

— У нас не хватит припасов. В такую погоду мы умрем от голода, но не дойдем до шинтеев.

Гуан что-то буркнул о коленях, повернул сумку и стал рыться внутри.

— И снова всех спасает поэт. Вы, чудесные воины, должны стыдиться. Не всегда нужно пронзать людей или биться с монстрами. Вот, — он протянул свою чернильницу Янмей. Она взяла ее с вопросом на лице. — Нагрей это для меня.

Янмей рассмеялась.

— Два старых бандита. Один поклялся биться только словами. Другая стала переносным костром.

Гуан обдумал это. А потом тоже рассмеялся.

— Лучшее использование для нас, — он взял свиток бумаги, крепко держал его, защищая от ветра, пока проходил мимо Янмей. Он сказал Кире отойти. Она встала с Янмей, а он — возле Харуто, посмотрел на пропасть. — Я упоминал, что ненавижу высоту?

Харуто улыбнулся и опустил ладонь на плечо Гуана, чтобы ветер не столкнул старого поэта.

— Я добавлю это в список, — сказал он.

— Не стоит использовать технику, — крикнула Кира, пока Янмей нагревала чернила.

— У меня нет выбора, — Янмей прислонилась к девушке. Харуто думал, что она выглядел утомленной, старой. Ее бой с холодом сказывался на ней. Она вручила чернильницу Гуану и прижалась к склону рядом с Кирой.

— Спасибо, — сказал Гуан. Он вдохнул, развернул бумагу перед собой. Ветер тут же попытался выхватить ее из рук Гуана, но старый поэт держал крепко, кисть носилась по пергаменту. Он написал одно слово, МОСТ, и бумага стала плоской и твердой, хотя ветер выл. Дальний конец коснулся ступеней напротив них, и он быстро опустил свой конец и встал на него, чтобы закрепить.

— Легко, — сказал Гуан, закрыл чернильницу. Он обвил кисть тканью и убрал все в сумку.

Харуто улыбнулся.

— Если это просто, почему ты потеешь?

Гуан посмотрел на него.

— Тут слишком тепло. Я говорил, что ненавижу жар?

— Нам нужно пройти по этому? — спросила Кира. — Это бумага.

Гуан улыбнулся.

— Уверен, наш храбрый оммедзи, герой множества поэм, попробует первым.

Харуто пожал плечам.

— Это твой мост. После тебя, — он опустился на колени на бумаге, чтобы закрепить ее вместо Гуана.

— Капуста, старик. Я знал, что ты это скажешь, — Гуан посмотрел на Киру. — Если он выдержит мой обвисший зад, выдержит и тебя, — он шагнул на бумажный мост.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: