НОА
Уже второе утро я просыпаюсь в объятиях гиганта. Спина взмокла, но я наслаждаюсь теплом и чувством легкости, оттягивая момент пробуждения от временного, но сладкого безумия. Я же не люблю обниматься. Не-а. Без вариантов.
Я отталкиваю Мэтта.
— Для того, у кого никогда не было парня, ты большой любитель потискаться.
— Это не я, это все мои руки, — зевает Мэтт. — Когда сплю, я их не контролирую.
Он перекатывается на спину, потягиваясь длинным телом, и простыня сползает к узкой талии.
— Во сколько фотосессия? — спрашиваю я.
— Как только причалим.
Я неторопливо выползаю на балкон. Мы еще в пути, но если хорошенько высунуться за перила без риска грохнуться, вдалеке можно разглядеть землю.
— Я в душ, — сообщаю я. — Заодно передерну. Если, конечно... — Я скидываю боксеры, и мой вставший член шлепается о живот. — ... ты не хочешь присоединиться?
Понятия не имею, что творю. Хочу, чтобы Мэтт повелся, или просто прикалываюсь? Не уверен. Зная себя, думаю, второе, но, если бы он согласился, смог бы я сделать вид, что пошутил?
— Обойдусь, спасибо.
Ха. Не повелся. Я прохожусь взглядом от его каменного пресса к образовавшейся «палатке» из простыни. Окей, все-таки повелся, но поддаваться не собирается.
— Ладно, но ты тоже разберись со своей проблемой. Знаешь, скорее всего, мы весь день проведем в плавках. В масле, вплотную друг к другу. Хочешь засветить в журнале стояк?
— Не так уж ты на меня и влияешь. Я справлюсь.
— Чушь собачья, — закашлявшись, выдавливаю я.
— Просто химия. Твой хамский язык отбивает любое желание. — Мэтт пытается скрыть ухмылку.
— Я бы показал, насколько он может быть хорош.
На крошечную долю секунды, клянусь, в его глазах мелькает интерес, но затем Мэтт вновь надевает маску безразличия.
— Я все же откажусь.
— Как хочешь.
После короткого душа — стоило прикоснуться к себе, вспоминая пробуждение, как я кончил секунд за тридцать, — я нахожу Мэтта одетым в пляжные шорты и футболку без рукавов.
— Надо было подрочить, — нараспев произношу я.
— А может, я уже?
И у меня снова встает. Этот парень сводит меня с ума.
— Нам надо потрахаться.
Мэтт вздыхает.
— Ну вот опять. И почему же, интересно?
— Выслушай меня. У нас ведь отношения — по крайней мере, до тех пор, пока ты не получишь контракт. Да и после я могу тебе понадобиться, чтобы твои товарищи по команде не подумали, будто ты к ним клеишься. Всем известно, что мы, геи, просто спим и видим, как бы подкатить к натуралам.
Мэтт смеется.
— Точно. Не говоря уже о том, что футболисты — народ безбашенный. Ни за что бы не рискнул.
— Ты только что назвал себя безбашенным?
Мэтт невесело хмыкает.
— Ты, наверное, не обратил внимания, но я в полном дерьме.
— По-моему, мы все там, нет?
— Слушай, мы не будем трахаться. Если переступим эту черту, лучше, как ты утверждаешь, не будет. Все станет только неудобней.
— Верно, но ситуация и так уже довольно неловкая. Назад пути нет. У меня встает только от того, что ты... да просто дышишь. Даже твое дерьмовое отношение начинает заводить.
— Отличный способ затащить меня в постель, — замечает Мэтт.
— А тебе бы хотелось свечей и цветов?
— Отвали.
— Нам не обязательно испытывать взаимную симпатию, чтобы помочь друг другу кончить.
— Могу поспорить, ты говоришь это всем парням.
Как он меня бесит.
— Просто предложил, — отвечаю я, — мы бы выпустили пар, наши отношения стали бы чуть менее фальшивыми и получилось бы, что мы не так уж и обманываем. Плюс оба знаем, что это временно. Вряд ли нам грозит влюбиться друг в друга, притом, что мы едва ладим.
Мэтт пялится на меня в замешательстве.
— Ты реально думаешь, что не нравишься мне? Меня бесит ситуация, а не ты, но лучше держаться в рамках соглашения.
— Почему?
— Мне нужно, чтобы эта стратегия сработала, но ничего не выйдет, если... будет вовлечен секс. Я не заходил так далеко с другими парнями и не собираюсь... — Мэтт захлопывает рот и морщится, как будто сказал что-то лишнее.
Я прокручиваю его слова в голове и подхожу ближе.
— Я тебя сейчас правильно понял?
— Не-а. Забей. Ничо я не говорил.
Не потому ли снова появился говорок?
— Мэтт, сколько у тебя было парней?
Кончики его ушей краснеют.
— Куча.
Я криво улыбаюсь.
— Сверху или снизу? Мне казалось, наш мистер Засранец топ, но теперь уже я ни в чем не уверен.
Мэтт разминает шею.
— Надо пойти пожевать чего-нибудь перед съемками. —
Он пытается уйти, но я хватаю его за руку.
Черт бы побрал эти татуированные бицепсы — такие твердые и аппетитные.
— Ты что, девственник? — хрипло спрашиваю я.
— Нет. — Он отводит взгляд.
Значит, девственник.
— Я делал много... всякого. Это считается.
— Нет, не считается. У тебя когда-нибудь был анальный секс? В любой роли.
— Это не определяющий фактор для секса, знаешь ли.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Тебе-то что? — срывается Мэтт.
— Ну, раньше, когда я предлагал переспать, это было на уровне фантазии. Теперь же я просто уверен, что мы должны это сделать.
Мэтт запрокидывает голову и смотрит в потолок.
— Клянусь, если не отстанешь, следующим заголовком в новостях будет «Мэтт Джэксон убивает своего бойфренда».
— Броскo. Но такой горячий парень как ты в таком возрасте не должен оставаться девственником. Нужно это немедленно исправить.
Мэтт скрипит зубами.
— Увидимся в ресторане. Мне нужно заправиться, чтобы и дальше выносить твою болтовню.
Он уходит раньше, чем я успеваю сообразить, что открыв рот, как обычно, все испортил. Только на этот раз я не специально. Да уж, я совершенно не умею держать язык за зубами.
В свое оправдание могу сказать: кто бы мог подумать, что такой парень, как Мэтт, окажется девственником? Если, оставаясь «в шкафу», он умудрялся получать минет в ночных клубах, то мог бы запросто потащить какого-нибудь парня к себе, или пойти к тому домой для сохранения анонимности. Я даже видел, как народ трахается прямо в клубах, подобных тому, где его застукали.
Но если бы я был двадцатитрехлетним девственником, вряд ли бы захотел, чтобы меня ткнули этим в лицо.
Ух ты, я действительно мудак. Нужно пойти и извиниться. Надеюсь, у Мэтта есть диктофон, потому что Ноа Хантингтон никогда не извиняется. Как правило.
Мэтта нет ни в одном из ресторанов, куда я заглядываю в его поисках, и пока я бегаю от одного к другому, наступает время фотосессии.
В надежде найти Мэтта, я возвращаюсь в каюту, но перед дверью меня ждет только наш миротворец Дэймон и заходит следом.
— Что ты ему сделал?
— Уже нажаловался, да?
— Он отказывается от съемок.
— Хм, не думаю, что это имеет ко мне какое-то отношение. Эти съемки — идиотизм.
— Я думал, ты отнесешься с пониманием. Ты же знаешь, каково это, когда за тобой следят папарацци.
— Я и отношусь. Именно поэтому я считаю, что съемки для журнала Out and Proud — глупая затея. Да, Мэтт должен принять тот факт, что он гей, и не скрываться, но выставлять это напоказ — не лучший вариант. Для его великого гей-интервью следовало пригласить кого-нибудь из «Спортс Иллюстрейтед» или «Футбол — это жизнь».
Дэймон смеется.
— «Футбол — это жизнь»? Нет такого журнала.
— Я что, похож на парня, который знает названия спортивных журналов? Я просто хочу сказать, что любые интервью Мэтта должны быть посвящены футболу, а не его ориентации.
— Когда это ты успел получить степень по общественным связям? И ты до сих пор не ответил, чем его так разозлил.
— Я все исправлю, — отвечаю я. — Возможно, я случайно раздразнил его. Я приведу Мэтта на съемки. Знаю, мы тут повязаны, но, может, когда вернемся, ты пересмотришь наш график. Будем просто заниматься обычными делами, а не позировать для плакатов с ЛГБТ-пропагандой. Если бы Мэтт сам открылся — другое дело, но всем известно, что его вынудили «выйти из шкафа», и теперь все выглядит так, будто он слишком старается.
Дэймон улыбается.
— Что? — спрашиваю я.
— Он тебе нравится.
— Он угрюмый засранец.
— Он тебе по-настоящему нравится.
— Мы что, в десятом классе? Конечно, я бы его трахнул, но всем известно, что я трахнул бы любого, у кого есть член и пульс.
Дэймон смотрит на меня, склонив голову набок.
— Не делай этого.
— Не делать чего?
Его поддразнивание задевает за живое, и я начинаю защищаться. Я знаю Мэтта уже три дня, и большую часть времени он злился. Он мне не нравится. Нет.
— Не надо скрывать чувства под самоуничижением, — говорит Дэймон.
— Когда это ты успел получить степень по психологии? — бросаю в ответ его же слова. — Ладно, сейчас переоденусь и пойду извиняться, а потом устроим шоу. Чем раньше мы это сделаем, тем скорее сможем разбежаться по разным углам корабля.
Я знаю Дэймона восемь лет. Он мне как брат. Поэтому, когда он кивает с самодовольной улыбкой, я практически слышу его мысли.
— У меня нет ничего к Мэтту, — утверждаю я.
— М-м-х-м-м.
Придурок.
***
Мы идем в номер Дэймона, но Мэддокса и Мэтта нигде не видно.
— Молись, чтобы Мэддоксу удалось вбить в него немного здравого смысла, и они уже на берегу, на месте фотосессии, — говорит Дэймон.
— Или что, ты меня уволишь? Не заплатишь? О, минутку, ты же с самого начала не платил.
Дэймон щиплет переносицу.
— У меня голова раскалывается.
— От сотрясения?
— От тебя.
— Ох. Ну, в таком случае, не стоит благодарности. Да ладно, я все исправлю.
Дэймон прищуривается.
— Что именно ты натворил?
Я не собираюсь рассказывать Дэймону о девственности Мэтта. Не такой уж я мудак.
— Предложил переспать.
— Ты невероятен.
— Спасибо.
— Это не комплимент.
— Насколько я понимаю, мы застряли друг с другом на ближайшие несколько месяцев. Можно и воспользоваться ситуацией.
— И ты мне еще говоришь, что он тебе не нравится, — усмехается Дэймон.
— Он нравится моему члену.
— Ну да, все знают, что твой член не отличается избирательностью.
— О, так, значит, ты можешь шутить надо мной, но когда это делаю я, это «самоуничижительно»?
— Ага. Точное определение. Может, тебе словарь купить? Я думал, ты колледж окончил.