Глава 15

МЭТТ

— Чикаго, — говорит Дэймон серьезным и совсем безрадостным тоном.

Что ж, решение простое.

— Отлично. Может, «Вориорз» и не держали в руках Суперкубок больше десяти лет, но они всегда довольно высоко забирались.

Географически, конечно, Чикаго — отстой, но туда лететь всего-то два часа. А у Ноа есть доступ к частному самолету...

Так. Нельзя принимать решения, основываясь на какой-то интрижке. Моя цель — футбол.

Дэймон бросает взгляд на коллегу, затем на меня.

— Ты еще деталей не знаешь. Контракт. Он... невыгодный.

— Они занижают сумму, потому что знают, что я никому не нужен?

— Ты им нужен, — возражает Дэймон. — Они все время звонят, давно гоняются за тобой. Но у клуба руки связаны ограниченным бюджетом. Это годовой контракт, но они обещают его продлить на более долгий срок с повышением гонорара, при условии, что ты покажешь хороший результат в течение сезона... если вообще пройдешь отборочный этап в тренировочном лагере.

Я подаюсь вперед.

— О какой сумме речь?

Дэймон протягивает листок бумаги.

— Ты, блядь, шутишь? Смахивает на сделку с незадрафтованным новичком.

— Да, контракт неидеальный, но он не так уж и плох, — убеждает меня Дэймон. — Эти люди предлагают тебе практически все, что могут. У «Вориорз» несколько ветеранов, они играют последний год. После них освободится довольно крупная сумма, если клуб решит продлить с тобой контракт на следующий сезон. Езжай домой, подумай. Но не сомневайся, они тебя хотят. И ограниченный бюджет — не выдумка. Мы проверяли. Было подозрение, что «Вориорз» пытаются заполучить тебя по дешевке, на случай, если команда не захочет играть с геем, но оно не подтвердилось. Главный менеджер уверял, что твоя ориентация не станет проблемой. Он об этом позаботится.

— Чушь собачья. Всегда можно достать деньги. Если они уже к концу прошлого сезона знали, что я не получил контракт...

— Продление контракта с «Бульдогами» подразумевалось само собой, а «Вориорз» тогда только заполучили нового квотербека.

Дерьмо. Я об этом читал.

— Маркус Тэлон. Чемпион Суперкубка два года назад. Он стоит каждого пенни, который ему платят.

— Тебе не обязательно соглашаться, — замечает Дэймон. — Но это может быть твой единственный шанс.

Разумеется, у агента постарше имеется собственное мнение на этот счет — бери, что дают, ты и так везунчик, раз тебе вообще предложили контракт.

И он, возможно, прав.

— Не могу отделаться от мысли, что если бы такие условия предложили оскандалившемуся натуралу, он бы счел их оскорблением. Но я должен проглотить и смириться.

— Может, еще что-нибудь появится, — говорит Дэймон. — «Вориорз» ждут ответа только к началу тренировок. Их генеральный менеджер понимает, что рискует, но он тебя реально хочет. И тренеры тоже. Со мной связывались почти все представители руководства.

— Я подумаю.

Ноги сами несут меня прочь из офиса. Я убеждаю себя двигаться быстрее, прежде чем натворю что-то, о чем потом пожалею. Например, скажу своим агентам валить на хрен, или, и того хуже, подпишу контракт.

— Детка? — окликает меня Ноа, когда я обхожу его и брата и направляюсь к выходу.

— Мы уходим, — рявкаю я.

Давлю на кнопку вызова лифта гораздо сильнее, чем необходимо, но это меня не успокаивает.

— Что случилось? — спрашивает Джетро, перекидывая ремень гитары через плечо.

— Я думал, Дэймону предложили контракт, — говорит Ноа.

— Предложили. За пятую часть суммы, что получают другие игроки моего уровня.

— Ауч, — выдает Ноа.

Я поворачиваюсь к брату:

— Ты с нами?

— Мне больше некуда идти, — признается Джетро, отводя взгляд.

— Поищем тебе гостиницу...

Ноа сжимает мою руку:

— Он может остаться у нас. Я не против.

— Спасибо, — выдыхаю я.

Двери лифта со звоном открываются, и мы вваливаемся в кабинку.

— Что будешь делать? — спрашивает Джетро.

— Без понятия. — Мой голос звучит сломлено.

Я сломлен. Возможно, выход на пенсию — единственно правильный выбор. Стану одним из тех парней, и все будут продолжать считать, что геям не место в спорте.

Либо могу проглотить гордость, наплевать на все летящее в меня дерьмо и принять предложение. Хотя и сто́ю гораздо больше. И чем это будет лучше ухода на пенсию? Признать, что из-за ориентации моя цена ниже?

Да ну нахрен.

«Но это же футбол», — напоминаю я себе. И сумма, которую мне предлагают, все же больше, чем другие зарабатывают за год. Если откажусь, мой доход будет равен нулю, пока не определюсь, что делать без футбола.

— И что, значит, либо этот контракт, либо ничего? — спрашивает Ноа.

— Пока не знаю, но возможно.

Мы выходим в гараж и втискиваемся в «БМВ» Ноа. Запихнув сумку и гитару на заднее сиденье, Джетро складывается в три погибели, чтобы поместиться.

— Тебе еще повезло, что мы не на «Ламбо», — комментирует Ноа. — А куда тебя приглашают? Ты так и не сказал.

— В Чикаго.

Ноа застывает, но прячет напряжение за наигранной улыбкой.

Джетро просовывается между передними сиденьями. Каким-то образом. Мне сейчас совсем не до размышлений о гибкости брата, но, блядь, какого хрена?

— «Вориорз»? Соглашайся, — изрекает он. — Теперь, когда у них есть Тэлон, шансы взять Кубок в следующем сезоне вполне реальны. Последние несколько лет они укрепляли свою линию нападения, готовились надрать задницы.

— Фанат футбола? — спрашивает Ноа.

— Как и вся наша семья, — отзываюсь я. — Мы на нем выросли. За завтраком у нас обычно обсуждалось, у кого самые высокие показатели в Лиге, у каких команд есть шансы выиграть Суперкубок. Папа — настоящий фрик, когда речь заходит о футболе.

Ноа открывает рот, чтобы что-то сказать, но не решается.

— Что? — спрашиваю я.

— Тебе точно все это нравится? В смысле, звучит так, будто насильно навязано. Футбол — это все, что ты знаешь. Может, если попробуешь что-нибудь другое, тебе понравится так же сильно? Или даже сильнее.

— Ты явно плохо знаешь Мэтта, да? — спрашивает Джетро.

— Хм-м...

Я не даю Ноа ответить.

— Я и не жду, что ты поймешь. Тебе ненавистно все то, что тебе диктует твоя семья. Общественный имидж. Политика. Деньги. Мне же повезло — я полюбил то, что навязывал отец. Если бы не любил, не стал бы этим заниматься. Был бы таким же тощим, как Джетро, но делал бы что-то более стоящее, чем бренчание на гитаре. Вроде проектирования зданий, например.

— Эй, — жалобно возражает Джет.

Я пытаюсь сдержать улыбку. Давненько я не задирал брата. Он на четыре года младше, так что всегда был самой легкой мишенью. Шарлин тоже неслабо умеет доставать, но задирать младших было как-то по-свински. Мысль о братьях и сестрах напоминает о неприятных новостях, принесенных Джетом. Оказывается, никто из них не получил ни цента из того, что я посылал.

— Так, когда ты сказал, что в глаза не видел те деньги... — Я поворачиваюсь к брату.

— Я подразумевал именно то, что в глаза не видел те деньги. По-моему, яснее не скажешь, не? Нет, ну, мать с отцом меня кормили, давали кров. Четверо отпрысков, все еще живущих с родителями, не обходятся дешево. Но моя гитара, машина, которую я кстати оставил Шар, когда сел в автобус до Нью-Йорка, — все, что у меня есть, куплено на мои кровные, заработанные в кинотеатре.

— Все еще там работаешь в кинотеатре? — спрашиваю я. — Ты туда устроился, еще когда я уезжал в колледж.

— Ага. Ну... я там работал. Надо позвонить сказать, что меня не будет на этой неделе. Или вообще никогда, если повезет. Как мне надоел этот городишко. Отлично понимаю, почему ты ни разу туда не возвращался.

— Можешь оставаться со мной, сколько хочешь, — предлагаю я. — А домой я не приезжал не по своей воле. Мать с отцом открыто заявили, чтобы я не утруждался. Но я не в обиде. Обратно я не рвался практически так же сильно, как они не хотели меня видеть. Боялись, что собью тебя с пути истинного. И, кажется, были правы.

Джетро фыркает.

— Ага. Ты полностью обратил меня в гейство, бро. Надо присматривать за Уэйдом. Могу поспорить, он от нас обоих нахватался голубых вшей.

Мне не следовало бы смеяться. Такие придурки, как мои родители, скорее всего, свято в это верят.

— Если им и стоит беспокоиться, то за Ферн. Она та еще мужланка для четырнадцатилетки. Да еще к тому же играет в софтбол.

— Мыслишь стереотипно, Джей-Джей.

Он упирается коленями в спинку моего сиденья.

— Не называй меня так, клочок туалетной бумаги.

— Извини, Джетро.

Джет отвешивает мне подзатыльник, и я смеюсь.

— Слава богу, я единственный ребенок, — бормочет Ноа.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты свозил Ноа домой к родителям, — говорит Джетро. — Все бы отдал, чтобы увидеть, как их расистско-гомофобные головы взрываются при виде него. Это был бы подарок на все мои дни рождения и рождества вместе взятые.

Ноа тянется к моей ноге.

— Кажется, мне нравится твой брат.

— Погоди немного. К концу недели тебе захочется его убить, — отзываюсь я.

Джет снова меня пинает.

— Я бы и хотел поспорить, но, возможно, Мэтт прав.

Всего лишь месяц назад я был один в целом мире. Сейчас же, сидя в машине вместе с братом и парнем, который становится мне небезразличен, я понимаю, что отныне есть те, кто на моей стороне. От этой мысли сердце ухает вниз. Теперь груз ответственности усиливается. У меня есть брат, которому нужна поддержка, а еще есть вполне реальная перспектива уйти от Ноа с разбитым сердцем. А, может, и разбить его.

Я изучаю лицо Ноа, вглядываясь в его легкую улыбку, расслабленную позу за рулем, и осознаю, что нельзя ранить чувства того, кто закрылся от внешнего мира и никого к себе не подпускает.

А, значит, единственным, кому будет больно, стану я.

***

Я меряю шагами гостиную Ноа, в очередной раз прослушивая механическое сообщение с номера Шар. С тех пор, как меня выгнали, оно включается каждый раз, как я пытаюсь до нее дозвониться.

«Абонент временно недоступен».

— Быстро они, — ворчу я. — Уже успели отключить ее телефон. Который, скорее всего, куплен на мои деньги.